Слова сияния - Брендон Сандерсон

— Странно, — проговорил Узор, глядя на удаляющегося Ватаха. — Я-то думал, что он уже является проблемой.

— Ты прав.

Шаллан продолжила свой путь к Твлакву, который расположился на сидении повозки, сложив руки перед собой. Он улыбнулся Шаллан, когда она подошла, хотя сегодня выражение его лица казалось особенно неубедительным.

 — Итак, — произнес он, пытаясь завязать разговор, — вы участвовали в этом с самого начала?

— Участвовала в чем? — устало спросила Шаллан, отослав Тага, чтобы можно было поговорить с Твлаквом наедине.

— В плане Блута.

— Поясни, пожалуйста.

— Очевидно, — сказал Твлакв, — что он был в сговоре с дезертирами. Той первой ночью, когда Блут прибежал обратно в лагерь, он встретился с ними и пообещал позволить нас захватить, если будет участвовать в доле. Вот почему они не убили вас двоих сразу, когда вы пошли с ними поговорить.

— Вот как? — ответила Шаллан. — Тогда почему Блут вернулся и предупредил нас той ночью? Почему он бежал с нами вместо того, чтобы просто позволить своим «друзьям» убить нас прямо там?

— Возможно, он познакомился только с некоторыми из них, — предположил Твлакв. — Да, они зажигали костры на том склоне ночью, чтобы заставить нас думать, что их было больше, а затем его друзья пошли собирать более многочисленную компанию... И... — Он вздохнул. — Шторма, в этом нет никакого смысла. Но как, почему? Мы должны быть мертвы.

— Всемогущий нас сохранил, — сказала Шаллан.

— Ваш Всемогущий — просто фарс.

— Тебе остается надеяться, что так и есть, — сказала Шаллан, подходя к задней части повозки Тага. — Ведь иначе такого человека, как ты, ждет Бездна.

Она осмотрела клетку. Внутри прятались пятеро рабов в грязной одежде. Каждый из них выглядел одиноким, хотя в клетке было довольно тесно.

— Теперь они — моя собственность, — сообщила Шаллан Твлакву.

— Что?! — Он вскочил со своего сидения. — Вы...

— Я спасла твою жизнь, ты, льстивый маленький человечек, — ответила Шаллан. — И ты отдашь мне рабов в качестве оплаты. Компенсация моим солдатам, защищавшим тебя и твою никчемную жизнь.

— Это грабеж.

— Это справедливость. Если ты так сильно беспокоишься, подай жалобу королю на Разрушенных равнинах, как только мы прибудем.

— Я не собираюсь на Разрушенные равнины, — проворчал Твлакв. — Теперь у вас есть кое-кто другой для сопровождения, ваша светлость. А я отправлюсь на юг, как намечал с самого начала.

— Тогда ты поедешь без них, — сказала Шаллан, открывая клетку ключом, который он ей дал, чтобы она могла пользоваться повозкой. — Ты отдашь мне их документы, подтверждающие рабство. И да хранит тебя Отец Штормов, если не все в порядке, Твлакв. Я очень хорошо определяю подделки.

Раньше она никогда даже не видела документ о рабстве и никак не смогла бы узнать, окажись один из них фальшивкой. Но Шаллан не беспокоилась. Она устала, расстроилась и стремилась покончить с делами этой ночи.

Один за другим пятеро рабов нерешительно вышли из повозки, косматые, бородатые, с голыми торсами. Ее поездка с Твлаквом доставила мало радости, но по сравнению с тем, через что прошли эти люди, отличалась роскошью. Кое-кто из них поглядывал в близкую темноту, как будто в нетерпении.

— Можете бежать, если желаете, — сказала Шаллан, смягчив свой тон. — Я не стану вас преследовать. Однако мне нужны слуги, и я буду хорошо вам платить. Шесть огненных марок в неделю, если вы согласны отдавать пять из них для выкупа ваших рабских обязательств. И одну — если не согласны себя выкупать.

Один из мужчин вскинул голову.

— То есть... мы получим те же деньги в любом случае? Какой в этом смысл?

— Самый глубокий, — ответила Шаллан, поворачиваясь к Твлакву, который беспокойно ерзал на месте. — У тебя три фургона, но только два погонщика. Не продашь ли мне третий фургон?

Ей не нужна была чулла — у Макоба остались лишние, которых она могла бы использовать, потому что несколько его фургонов сгорело.

— Продать повозку? Да ладно! Почему бы просто не украсть ее у меня?

— Перестань вести себя как ребенок, Твлакв. Тебе нужны мои деньги или нет?

— Пять сапфировых брумов, — бросил он. — И такая цена — настоящий грабеж, даже не спорьте.

Шаллан не знала, как обстояла ситуация на самом деле, но могла позволить себе заплатить. У нее было достаточно сфер, хотя большинство из них потускнели.

— Вы не можете забрать моих паршменов, — добавил Твлакв.

— Можешь оставить их себе, — ответила Шаллан.

Ей нужно будет поговорить с хозяином каравана насчет обуви и одежды для слуг.

Направившись посмотреть, сможет ли она взять лишнюю чуллу Макоба, Шаллан прошла мимо нескольких караванщиков, сбившихся в группу неподалеку от костра. Дезертиры бросили последнее тело — одного из своих — в пламя, отступили в сторону и вытерли пот с лица.

Темноглазая женщина из каравана выступила вперед, передав бывшему дезертиру листок бумаги. Он взял его, почесав в бороде. Это оказался тот невысокий одноглазый мужчина, который высказался во время ее речи. На листке была молитва из знакомых глифов, но не молитва скорби, как ожидала Шаллан. Молитва благодарения.

Бывшие дезертиры собрались вокруг костра и посмотрели на молитву. Затем отвернулись и оглянулись по сторонам, заметив, будто в первый раз, что два с половиной десятка человек стоят и смотрят на них. Молча. У кого-то на щеках блестели слезы, другие держали за руку детей. Шаллан не заметила детей прежде, но, увидев их, не удивилась. Караванщики проводили всю жизнь в дороге, и их семьи путешествовали с ними вместе.

Девушка остановилась прямо позади караванщиков, практически невидимая в темноте. Похоже, дезертиры не знали, как реагировать, окруженные сиянием благодарных глаз и признательностью на грани слез. В конце концов они сожгли молитву. Когда это произошло, Шаллан склонила голову, как и большинство наблюдавших.

Она оставила солдат, которые, казалось, выросли в своих собственных глазах и теперь наблюдали, как пепел молитвы возносится к Всемогущему.

Фолио: современные мужские фасоны

ГЛАВА 22. Огни в буре

Штормовая форма, как говорят,

Бурю ветров воскресила.

Берегись ее силы, берегись ее силы.

Принесла богам она ночь.

Кровавый спрен свяжет глупца.

Остерегайся конца, остерегайся конца.

«Песнь ветров» слушающих, строфа 4

Каладин смотрел на оконные ставни. Шторм налетал шквалами.

Сначала тишина. Да, он слышал отдаленное завывание, когда ветер носился по расщелинам, но поблизости было тихо.

Затем дрожь. Древесина в раме яростно затрещала. Неистовая тряска, вода просачивалась во все щели. Что-то было там, в темном хаосе сверхшторма. Оно билось и ударяло в окно, желая попасть внутрь.

Вспыхнул свет, искрясь в каплях воды. Еще одна вспышка.

Затем свет стал постоянным. Устойчивый, как в светящихся сферах, только снаружи. Красноватый. По причине, которую Каладин не мог объяснить, у него возникло ощущение чьего-то взгляда.

Оцепеневший, он потянулся рукой к задвижке, чтобы открыть окно и посмотреть.

— Нужно укрепить ту болтающуюся ставню, — раздраженно проговорил король Элокар.

Свет угас. Треск прекратился. Каладин моргнул, опустив руку.

— Кто-нибудь, напомните мне попросить Накала за этим проследить, — сказал Элокар, расхаживая позади дивана. — Ставня не должна протекать. Это мой дворец, а не деревенская таверна!

— Мы непременно за всем проследим, — успокоил короля Адолин.

Он сидел возле камина, перелистывая альбом с набросками. Его брат занял место рядом на стуле со сложенными на коленях руками. Возможно, последствия его тренировки были болезненными, но он не показывал вида. Достав из кармана маленькую коробочку, Ренарин то и дело ее открывал, вертел в руках, потирал один ее бок, затем со щелчком захлопывал. Он повторял одни и те же действия снова и снова.

Проделывая все это, принц смотрел в пустоту. Похоже, он проводил таким образом много времени.

Элокар продолжал расхаживать. Идрин — глава королевской стражи — стоял рядом с королем, выпрямившись и устремив взгляд зеленых глаз прямо перед собой. Для алети он был темнокожим, возможно, с примесью азианской крови, и носил густую бороду.

Члены Четвертого моста чередовались сменами с его охранниками, как предложил Далинар, и к настоящему моменту Каладин был впечатлен этим человеком и командой, которой тот руководил. Однако, когда звук рога звал к забегу на плато, Идрин поворачивался в ту сторону и на его лице отражалась жажда действия. Ему хотелось быть там, где сражаются. Предательство Садеаса заставило многих солдат в лагере жаждать того же. Они словно хотели получить шанс доказать, насколько сильна армия Далинара.