Банкир в XX веке. Мемуары - Джон Рокфеллер

Некоторые из произведений искусства, выбранные художественным комитетом, членом которого был и я, вероятно, представляли собой нечто такое, с чем терпение Джорджа справиться не могло. Одним из первых приобретенных скульптурных произведений была композиция Джейсона Сили, состоящая из автомобильных бамперов, сваренных вместе и образующих своеобразный барельеф, - более 2 метров длиной и более 2 метров высотой. Он должен был быть вывешен на фоне красной мозаичной стены в главном вестибюле здания на Чейз-плаза и, по моему мнению, хорошо подходил для этого места.

Ошибка, которую мы совершили, заключалась в том, что монтаж проводился во время перерыва на обед. Толпа сотрудников «Чейза» собралась вокруг, чтобы посмотреть, как будет осуществляться установка. Когда они поняли, что это произведение искусства представляло собой «всего лишь связку бамперов», возникла волна протеста. Кто-то позвонил Джорджу, чтобы проинформировать его о том, что происходит, и в результате он пришел в необычайно возбужденное состояние. Он распорядился, чтобы бамперы были немедленно сняты. Я решил, что на какое-то время не следует педалировать этот вопрос.

Как требовало наше соглашение о покупке этого экспоната, прежде чем мы могли его получить в свое распоряжение, он должен был быть отправлен на передвижную выставку продолжительностью в год. Поэтому я решил купить его для себя и выяснить, что с ним делать после возвращения с выставки. Год спустя я вновь обсудил этот вопрос с художественным комитетом, все члены которого по-прежнему считали, что это прекрасный экспонат, который очень подходит для того места, на которое мы его планировали. Мы дождались уикенда, когда никого не было, и вывесили его там, где исходно и предполагалось. Там он и находился утром в понедельник, когда все пришли на работу. Никто ничего не сказал; банк купил этот экспонат у меня, и с тех пор он оставался на этом месте. В последующем Джордж и я никогда не обсуждали это спорное произведение искусства.

ДОМ РАЗДЕЛЕННЫЙ

Эпизод с бамперами выявил очень много в отношении того, как Джордж и я вели себя друг с другом - чаще всего без прямого общения и обычно через посредников. Мы избегали открытой конфронтации, насколько это было возможно.

В тех случаях, когда Джордж блокировал мое решение, которое я считал слишком важным, чтобы это можно было не замечать, я лично приходил к нему и пытался найти решение. Если разница во взглядах была достаточно серьезной, мы могли близко подойти к той границе, где заканчивалась вежливость. Джордж в таких случаях становился резким, снисходительно объясняя мне, что я «явно не понимал» фундаментальные основы банковской деятельности.

Я не мог отрицать его превосходную компетентность в качестве специалиста по кредитам, однако нередко речь шла о других вопросах, где, на мой взгляд, я был столь же компетентным, как и он. Когда я напоминал ему, что мы обладали равной властью, он напоминал, что наше соглашение давало ему право распоряжаться по своему усмотрению в решении повседневных вопросов, связанных с займами и денежной политикой. Я возражал, отвечая, что данный вопрос имеет последствия и для долгосрочной политической перспективы, и подпадает также и под мою юрисдикцию. Иногда такой круговой процесс безрезультатно продолжался в течение недель. В большинстве случаев мы находили компромисс, однако в нескольких редких случаях я говорил ему, что вынесу вопрос на совет директоров. Чтобы этого не произошло, Джордж обычно капитулировал.

Справедливости ради должен сказать, что Джордж и я соглашались во многом, главным образом по вопросам, связанным с расширением деятельности банка на внутреннем рынке; это стало возможным, когда в начале 1960-х годов начали ослабляться регламентационные ограничения как на общенациональном уровне, так и на уровне штатов. Хотя мы избегали открытой конфронтации, служащие банка отчетливо видели наши расхождения, и результатом этого было то, что, если у них была идея, которую они хотели продвинуть, обращались к тому из нас, кого считали более восприимчивым к такой идее, - такая неформальная процедура быстро стала известна как «выяснение того, куда ветер дует». В весьма реальном смысле мы стали «домом разделенным», захваченные нашей собственной борьбой при отсутствии единого мнения о том, как двигаться вперед, или даже того, где это «вперед» находится.

Большая часть наших разногласий касалась способа и степени, в которой мы провели бы интернационализацию банка, однако здесь мои взгляды явно поддерживались быстрыми изменениями в мировой экономике.

НАВСТРЕЧУ НОВОЙ ГЛОБАЛЬНОЙ СИТУАЦИИ

Джек МакКлой передал компанию, находившуюся в очень здоровом состоянии, Джорджу Чемпиону и мне 1 января 1961 г. На протяжении восьми лет его председательства активы банка почти удвоились, достигнув суммы более чем в 9 млрд. долл.; депозиты возросли до более 8 млрд.; кредиты и ипотеки увеличилось почти до 5 млрд., а наша чистая операционная прибыль утроилась, составив почти 75 млн. «Чейз» был ведущим коммерческим банком в Нью-Йорке, а в стране он уступал только «Бэнк оф Америка». Однако в нашей позиции, которая была хороша в целом ряде отношений, я видел два основных уязвимых места.

Первым была наша депозитная база, которая не поспевала за взрывным ростом спроса на кредит, несмотря на присоединение больших розничных депозитов «Бэнк оф Манхэттен» и создание многочисленных новых отделений в Нью-Йорке, пределами которого нас ограничивали устаревшие федеральные установления. Лишь в середине 1960-х годов ограничения, налагаемые банковскими правилами штата Нью-Йорк, были смягчены и позволили коммерческим банкам города Нью-Йорка создавать отделения в пригородных округах Вестчестер и Нассау.

Второй проблемой был низкий уровень нашего кредитования за пределами США. Хотя «Чейз» сохранял свое положение как первоклассный американский банк в корреспондентских операциях с зарубежными банками, мы не являлись «ведущим международным банком» как с точки зрения нашего физического присутствия, так и в качестве источника кредитов. Я считал, что приверженность старой гвардии установке на внутреннее кредитование по существу означала согласие на наше превращение в учреждение второго сорта, что со временем могло угрожать нашему выживанию в качестве независимого банка.

Поскольку я выступал за активную стратегию расширения нашей международной активности, чему Джордж противился всем своим нутром, наше совместное правление в банке превращалось в продолжительную и часто неприятную борьбу за первенство.