Призраки дома на Горького - Екатерина Робертовна Рождественская

целую, получайте удовольствие!

За нас не волнуйтесь!

Ваша Лидка!»

Грибной супчик

Где-то за недельку до приезда Алены с Робертом вдруг как снег на голову объявилась Ирка, причем на этот раз позвонив, а не просто откуда-то заскочив по дороге.

– Ты дома? Я могу заехать? – голос ее звучал тускло, от былой звонкости не осталось и следа. Договорились прямо сразу, откладывать такую редкую гостью Катя не хотела, тем более что ни слуху ни духу о ней не было вот уже как месяца три, Катя со счета сбилась. Да и о беременности Ирка вряд ли знала.

Примчалась она почти через полчаса, ворвалась, почти вломилась в дверь, разгоряченная, с пылающими от мороза щеками и заиндевевшими белыми ресницами. Но пальтишко на ней было старенькое, потертое, еще школьное, на рыбьем меху. Катя узнала его, скривилась, посмотрела на замерзшую Ирку и не сразу поняла, что с ней не так. А Ирка с порога бросилась обниматься. Видно было, что очень соскучилась.

– О, Крещенская, да ты раздалась как будто, объемная такая… – Она отошла на два шага и оглядела подругу с ног до головы. – Слушай, все понятно! Как я рада, тебе идет!

Тут из кухни на звонок вышла Лидка, выпустив в коридор восхитительный запах жарящегося лука с чесночком, и поспешила вразвалочку к Ирке.

– Девочка моя, ну наконец-то! Какое счастье, что пришла! Пойдем, ты как раз к обеду! – Она взяла Иркину руку и шумно задышала на нее, согревая. – Как замерзла-то! У меня грибной супчик с перловкой, как раз зимний, сразу и согреешься! И сметанка есть! А знаешь, что на второе? – Ирка постаралась сделать заинтересованное лицо, но получилось у нее это плохо. – Голубчики! Ты любишь голубчики?

Ирка, рассеянно оглядевшись, сделала ручкой копошащейся в дальнем углу кухни Нюрке и села, освободив перед собой стол от Лидкиного шитья. Лидка с Нюркой, отгораживая себя серьезной шумовой завесой, с удвоенной силой завозились на кухне и загремели кастрюлями. Да и радио «Маяк» орало вовсю.

– Ну рассказывай, что у тебя хорошего! – Катя прибиралась на столе, чтобы расставить тарелки.

– Сядь на минутку, я совсем ненадолго. – Ирка вдруг схватила Катю за руку и насильно усадила рядом с собой. Румянец ее не прошел, мороз, видимо, тут был совсем ни при чем, что-то ее жгло изнутри. Иней на густых черных ресницах уже растаял, и Ирка стала выглядеть не настолько беспомощной, чем когда вошла.

– Ну как ты, Королева?

Ирка усмехнулась, но получилось это горько, коряво, совсем не весело. Она посмотрела в сторону кухни, но Лидка была вся в делах и на девчонок не обращала никакого внимания, а Нюрка вообще ушла собирать Лиску на прогулку.

– Короче, все вышло так, как я и предполагала… – Она нервно сглотнула, подыскивая правильные слова. – Думаю, Гелий мне изменяет. Причем это не просто какой-то один случай, а стойкое ощущение… И вроде опыта женского совсем нет, да и жизненного тоже, зато проснулось какое-то звериное чутье. И ничего, казалось бы, конкретного, но вот чую… Так еще, как назло, и месячные пропали давным-давно. Но, думаю, опять гормональный сбой, у меня такое бывает… – Ирка вдруг резко заморгала левым глазом, и через секунду тик, как обычно, задергал половину ее лица. Она осеклась, пытаясь справиться с этим очагом мелких конвульсий, начала гримасничать и открывать рот, чтобы попытаться остановить их, отвлечь, а потом просто схватилась за лицо и отчаянно стала его растирать. – Так усилилось за последнее время, ужас, надоело…

– Тебе к неврологу надо сходить, с тиками ведь можно как-то справляться, таблетками там или еще чем, – попыталась приободрить Катя подругу.

– Думаю, мне не к неврологу, а уже к психиатру пора, совсем не справляюсь, какую ночь не сплю. В общем, «все хорошо, прекрасная маркиза»! Слушай… – Видно было, что Ирка искала подходящие слова чтобы сказать о чем-то очень для нее важном. Пальцы ее нервно застучали по столу, совсем не попадая в такт песне, которая, казалось, на всю мощь неслась из радиоточки:

Вместе весело шагать по просторам,

По просторам, по просторам

И, конечно, припевать лучше хором,

Лучше хором, лучше хором.

– Лучше хо-о-ором, лучше хо-о-ором, – слышался с кухни Лидкин голос под аккомпанемент детского крика.

Спой-ка с нами, перепелка, перепелочка,

Раз иголка, два иголка – будет елочка.

Раз дощечка, два дощечка – будет лесенка,

Раз словечко, два словечко – будет песенка.

Ирка, не ожидая такого активного пения с кухни, взглянула на пританцовывающую среди кастрюль Лидию Яковлевну и тихо сказала Кате почти на ушко:

– Застукала я тут, короче, своего Гелия… Всего и надо, что не вовремя зайти к нему домой… Мне его соседка открыла, он у нее комнату снимает недалеко от «Ударника», наискосок, в самом начале Полянки. Сказал, что дипломную будет писать, что никто не мешает, родители не зудят, красота! Я и решила завезти ему котлеток из кулинарии. Завезла… Подробностей никаких нет, рассказывать нечего, но уж поверь, так мерзко и гадко мне все равно еще никогда не было. – Она посмотрела на подругу темными тревожными глазами. – Даже на секунду показалось, что я исчезаю, расплавляюсь… До сих пор в голове постоянно жжет… Понимаешь, он мне просто не открыл. Но я же слышала там возню, понимала, что не один. Стояла под дверью и слушала как оплеванная. Не думала, что так тошно станет… А как же я, спрашивается? Сейчас-то понимаю, что увидела в нем больше, чем в нем было. По молодости и дурости своей. Намного больше. Ты себе даже не представляешь, сколько красивых слов было сказано за эти несколько лет. И куда вот мне теперь?

Она замолчала, отрешенно глядя перед собой застывшим взглядом, чужим, нутряным. Это была уже не та Ирка Королева, знакомая Кате с детства, и даже не просто двадцатилетняя беспечная девчонка – перед ней сидела пожившая снулая баба, которой уже успело все отчаянно надоесть. Катя застыла, совершенно не понимая, что в этом случае можно ответить, в семье такое если и обсуждалось, то речь шла в основном о поживших товарищах, которые, как говорила Лидка, «сходили налево», загуляли немного для того, чтобы, так сказать, освежить семейные отношения, такое сплошь и рядом! И жены, кстати, если умные, прекрасно это понимали. Репутация у большинства из тех, кто приходил в дом к Крещенским, была, мягко говоря, подмочена, но в обществе относились к этому если не