Червивое яблоко. Моя жизнь со Стивом Джобсом - Крисанн Бреннан

Я жила в Париже в августе 2002 года, когда получила электронное письмо от друга: Кобун неожиданно и трагически скончался. Юная дочка Кобуна из его второй семьи упала в лагуну, пока он проводил ретрит во владении одного из учеников в Швейцарии. Кто-то вбежал и сказал, что она упала в воду, и Кобун немедленно выскочил из здания, чтобы прыгнуть в лагуну спасать ее. Как я поняла, их тела нашли через четыре часа вниз по течению: ребенок был обернут в его мантию, и оба оказались мертвы. Никому в мире не пожелаешь подобного, однако мне действительно интересно, осознал ли Кобун ценность дочери в своем стремлении спасти жизнь собственной любимой маленькой девочки?

Глава 18

Искаженное поле реальности

Идиллвилд, Калифорния, скрыт в горах Сан-Хасинто, чуть выше пустыни Палм-Спрингс. В этом причудливом курортном городке есть несколько частных художественных школ и проводится летний музыкальный фестиваль. Местная газета называется The Town Crier, а его жители однажды избрали на должность мэра золотистого ретривера. Прибыв туда с малышкой Лизой в июне 1978 года, я испытала облегчение, не только потому, что местный воздух был по-гористому свеж, а в городе ощущался гул творчества. Я приехала к своей семье, а в ней я как раз и нуждалась.

Моя сестра Кэтти встретила меня в аэропорту Палм-Спрингс вместе со своим мужем Марком и их шестимесячной малышкой Сарой. Мой отец и его жена пригнали мою и свою машины вместе со всеми моими вещами, среди которых была также и детская кроватка для Лизы, которую они нашли через газетные объявления. Было приятно добраться до дома Кэтти и Марка – великолепного здания 1930-х годов, построенного государством для сотрудников Федерального лесного управления. (Кэтти была рейнджером, а ее муж – лесным пожарным, а также писателем.) Дом Кэтти имел тот особый чистый, выхоленный облик, который приходит после многих лет хорошего ухода. Их квартал располагался в центре города – прекрасном обширном районе с большими травянистыми лужайками, расположенными на улице веревками для развешивания и сушки белья и крытыми верандами. Это было похоже на Мейберри.

Кэтти и я – сводные сестры, и мы абсолютно не похожи внешне, однако наши натуры дополняют друг друга, и на протяжении многих лет мы получали удовольствие от продуктивной дружбы. Те пять месяцев, что мы с Лизой прожили с Кэтти и ее семьей, были полны радостных моментов. Мы получали огромное удовольствие от совместной готовки пищи и, конечно же, от ее поедания; каждый вечер, после того как дети уже были накормлены, мы за ужином вели беседы с Марком на занимательные темы.

Однако, когда днем все уходили на работу, я надолго оставалась наедине с собой. Я была в депрессии и шоке от прошедшего года, так что у меня до сих пор из-под ног уходила земля, когда я заботилась о малышке. Случилось слишком много ужасных событий, связанных со Стивом; их число, казалось, свидетельствовало о том, что я заслуживала дурное отношение. В глубине души я знала, что это не так, однако еще не понимала, что мужчина, который непорядочно обращается с женщиной, непорядочен во всем. Сегодня я считаю, что моя жизнь была посвящена познанию не только этого обстоятельства, но и того, насколько сильно любовь превосходит жестокость. Однако в то время я чувствовала себя изнуренной и беспомощной из-за отрешения Стива и его презрения ко мне.

Я попыталась свести все воедино, понять свою эмоциональную жизнь, упорядочить ее, чтобы двигаться дальше, однако бремя происходящего было слишком велико. Словно я проживала жизнь на нескольких уровнях и пыталась примириться с каждым из них. Я была морально готова к тому, что всегда нужно оставаться начеку с маленькой чудесной Лизой и ее бесконечными потребностями. В тот момент я пыталась понять, стоит ли мне подавать документы для отдачи ее на удочерение. Кроме того, я старалась ужиться с сестрой и разобраться с проблемами прошлого, связанными с нашей матерью. Также существовали более важные проблемы, касающиеся Стива и того, что он делал и не делал. И на фоне всего этого у меня было очень мало денег.

Я заботилась о Лизе, ее нужды стояли на первом месте. Я любила ее, и мне нравилось с ней играть и обнимать ее. Я наслаждалась ее добродушием, но могла лишь гадать, отражалось ли на ней мое состояние. Мои дни складывались из сумрака, трепета и восхищения – трех факторов, то повергавших меня в мрачное состояние, то выводивших из него. Кэтти работала семь дней в неделю. Когда Марк не тушил пожары в национальных парках (он мог отсутствовать неделями), он либо писал книги дома или в библиотеке, либо занимался в спортзале. Всю неделю Сару забирала к себе нянечка, и я бесцельно слонялась по дому с Лизой или гуляла по городу, привязывая дочь к груди в переноске.

По вечерам мы с Кэтти вместе готовили ужин, пока наши дети сидели бок о бок друг с другом на маленьких сиденьях поверх большого сундука на кухне. Так их глаза оказывались чуть выше уровня столешницы, и они могли видеть, чем мы занимаемся. Мы болтали, смеялись и слушали музыку, пока готовили ужин, а иногда брали детей и танцевали. Дочки при этом вели себя по-разному: так, Сара делала плавательные движения, чтобы удержаться ровно. Но Лиза была настолько крошечной, что я качала ее на руках, прижимая к себе, а затем протягивая руки, чтобы закружить ее по комнате. Я держала ее головку, когда проделывала это, она плыла в ритме движения и смотрела по сторонам блестящими, любопытными глазами. Всё ее занятие в то время было – с любопытством смотреть по сторонам.

Когда Марк приходил домой, он присоединялся к этой неразберихе как этакий дружелюбный приезжий сановник. Марк говорил, что собирается стать следующим великим американским писателем-романистом, и я верила ему. С тех пор мне еще не встречался никто столь же умный. И не могу вспомнить никого столь начитанного. Марк наслаждался разнообразнейшей литературой. Он «проглатывал» книги, утверждая, что истинный интеллектуал заинтересован во всем и у него не должно быть предубеждений, что важно, а что нет. Мне нравилась такая позиция, и, как многое другое, сказанное им, она сослужила мне хорошую службу через несколько лет. Меня покорила идея, что любая вещь заслуживает внимания, когда знаешь, как правильно к ней подойти.

Марк принес несколько отличных научно-фантастических книг, и они впечатлили меня. Я все еще продолжаю ломать голову над бедственным положением персонажей в этих футуристических сценариях. Вспоминаю также, как он поставил проигрываться альбом Брюса Спрингстина «Darkness on the Edge of Town». Это первый альбом, который я у него услышала – и глубоко поразилась.

Спрингстин писал песни, вызывающие воспоминания об Америке прошлых лет, но одновременно они предвещали новый образ будущего. Такие песни, как «Candy’s Room», «Racing in the Street» и «The Promised Land», выражали любовь к Америке, достигающей зрелости, и американской жизни. Боль и сомнение в этих песнях настолько искренние, что они выворачивали меня наизнанку. После войны во Вьетнаме, которая для многих в шестидесятых и семидесятых годах была равнозначна предательству, совершенному американским руководством по отношению к американцам и миру, я была поражена любовью Спрингстина к стране. Свежие, без ложной националистической сентиментальности, его песни были наполнены мечтами и обещаниями об Америке, а их мотивы впитались в кровь молодежи. Этот человек заслуживает награды.