Дитя любви - Карен Робардс

Цыплята и куры квохчущей и кудахтающей массой взметнулись в воздух, подняв истошный крик.. Мэгги вскрикнула, обхватила голову руками и стрелой помчалась ко входу в амбар. Окруженный взбудораженной стаей, Ник коротко охнул и ринулся следом. Он был уже в полушаге от нее и от безопасной, как казалось Мэгги, точки, но тут парочка особенно злобных птиц прорвалась следом за ними за амбарную дверь.

По сравнению с сияющей ясностью дня в амбаре было темно. Мэгги понадобилось несколько секунд, чтобы различить какие-то предметы, но, едва глаза привыкли, они тотчас же обнаружили ведущую наверх лестницу. В секунду оказавшись рядом, молодая женщина с проворством испуганной обезьянки взобралась по ней вверх. Ник не отставал ни на шаг. Едва они оказались на чердаке, в безопасности, преследующие их птицы с протестующим кудахтаньем захватили ступеньки, которые они только что освободили.

– Мы в ловушке, – сказала Мэгги. Она стояла на четвереньках, осторожно выглядывая за край чердака.

– Похоже на то. – Ник был уже рядом. Они переглянулись, и он неожиданно широко улыбнулся: – Ну как, твоя мечта каждое утро, проснувшись, кормить цыплят не исчезла?

– Что ж, я городской житель, можешь надо мной посмеяться. – Мэгги откинулась назад, на пятки, и огляделась. Чердак был построен и занимал примерно три четверти амбара. От чердачного пола к стене проходили деревянные балки, предназначенные для сушки табака. Несколько десятков золотисто-коричневых пучков его и сейчас свисали с них чуть ли не до земляного пола. На чердаке пахло сеном – земной, пусть немного пыльный, но в то же время необыкновенно приятный запах. Сено было собрано у стропил в старомодные квадратные скирды, которые начинались примерно в полуметре от того места, где сидели Мэгги с Ником, и заканчивались у самой дальней стены. Не забранное в скирды сено было свалено на деревянном настиле. От настила примерно каждые полметра поднимались грубо обтесанные стойки, поддерживающие остроконечную металлическую крышу, и узкие лучи солнечного света, пробиваясь сквозь множество тонких, как волос, щелей в тех местах, где соединялись между собой листы металла, тянулись от крыши к полу. Под крышей и в углах чердака, подобно кружевному пологу, раскинулся целый город, сотканный из паутины. На другом конце сеновала скирды сена образовывали своего рода дверь с колесным блоком. Дверь была распахнута, и из-за нее потоком лился свет, открывая взору безыскусное, но на удивление уютное убежище художника. Изумленно распахнув глаза, Мэгги рассматривала мольберт, стул и небольшой столик, чем-то уставленный.

– Здесь кто-то рисует? – Мэгги обратила удивленный взгляд на Ника. Она знала, что он скажет, еще до того, как услышала ответ.

– Я. – Судя по тону, Ник приготовился к обороне.

– Ты? – Признайся Ник, что он – марсианин, Мэгги была бы поражена меньше. Правда, он давно, еще с самого первого момента их знакомства, когда накатывало настроение, любил сделать легкий набросок – дурацкий, как ей казалось, – на первом же попавшемся листке бумаги. Но заподозрить в нем талант художника… Мэгги это и в голову не приходило. Для этого занятия Ник был слишком мужественным и слишком… заурядным. – И давно?

Ник пожал плечами.

– Несколько лет уж. Девушка, с которой я встречался, зарабатывала на жизнь сюжетами для поздравительных открыток. Она постоянно ходила в какую-нибудь изобразительную студию. Чтобы доставить ей удовольствие, я тоже начал похаживать в одну из них. Ну и затянуло. Времени свободного у меня особенно не было, но занятие мне понравилось. К тому же оно удерживало меня от глупостей. – Он опять широко улыбнулся, но Мэгги могла бы поклясться, что Ник испытывает некоторую неловкость, опасаясь, что она сочтет его хобби не слишком подходящим для мужчины.

– А сейчас ты над чем-то работаешь? Можно мне посмотреть?

Ник кивнул, но Мэгги, не дожидаясь разрешения, уже шла к мольберту.

Ник писал маслом. Едва Мэгги подошла поближе, она уловила сильный запах льняного масла и скипидара еще до того, как успела разглядеть на столике тюбики с краской.

– Очень неплохо. – На холсте был изображен незаконченный знакомый пейзаж с фермой в центре. Посмотрев в сторону двери, Мэгги поняла, что преимущество этого места в том, что Ник может писать с натуры.

– Спасибо. – Ник стоял рядом, наблюдая за реакцией Мэгги, пока она рассматривала картину. Полуобернувшись, Мэгги бросила через плечо быстрый смущенный взгляд. – Дэвид тоже рисует, – коротко заметила она и тут же пожалела о сказанном: уж лучше бы она промолчала! Но теперь поздно жалеть. Слова повисли в воздухе между ними, словно обрели плоть, и теперь медленно, подобно пылинкам в дуче солнца, оседали на землю.

– Ты однажды уже говорила об этом. – Он слегка нахмурился, и Мэгги почувствовала, как защемило сердце. Она еще не готова, нет, нет, нет… – Он пользуется маслом?

– В основном акварелью. – Собственный голос показался Мэгги чужим.

– Он брал уроки?

– Да, много. – Она кивнула. – Массу уроков. Мы еще давно заметили, что у него определенно талант.

– Это прекрасно. По крайней мере, нам будет теперь о чем говорить, помимо тебя. – Ник обнял Мэгги за талию. – Хочешь еще что-нибудь посмотреть?

Мэгги кивнула, не доверяя своему голосу.

Потянувшись через ее плечо, Ник вытащил огромный кусок парусины, прислоненный к стене, и Мэгги оказалась лицом к лицу со своим собственным портретом, сделанным в полный рост. Она была изображена в полуоборот, прислонившейся бледным плечом к какой-то кирпичной стене. Вокруг нее клубились, сгущаясь, какие-то мрачные тени, на лице – ни тени улыбки, глаза смотрели печально и строго. На портрете она была совсем юной, лет шестнадцати, в белом кисейном платьице, волосы украшала серебристая роза.

– Я написал его по памяти, лет шесть назад, – мягко объяснил Ник, не разжимая объятий. – Вот такой я тебя навсегда и запомнил.

Мэгги еще мгновение стояла не шелохнувшись; руки ее, словно сами по себе, подчиняясь собственной воле, легли поверх его рук. Она не могла ни двигаться, ни говорить – просто смотрела на свой портрет, не в силах отвести глаз. Затем, повернувшись к Нику, обвила руками его шею.

– Я люблю тебя, – страстно прошептала она и, приподнявшись на носки, поцеловала в губы. Он на мгновение сжал в ладонях ее лицо, внимательно рассматривая его, черту за чертой, словно старался выучить их наизусть. Наконец взгляды их встретились, и от тепла его лучащихся глаз у Мэгги перехватило дыхание.

– Боже мой, как ты красива, – тихо проговорил Ник. Руки его плотным кольцом сомкнулись на ее теле, словно он намеревался так и простоять тут всю жизнь, не отпуская ее. Затем он осторожно прильнул к ее губам, лаская и нежа их языком. Мэгги отозвалась на эту нежность со стремительно возрастающей, жадной страстью, не размыкая рук, обвивших его шею, и откинув голову на его плечо. Колени вдруг подозрительно ослабли, и она испугалась, что не устоит, как будто Ник позволит ей упасть. Нет, подобной опасности не существовало. Мэгги чувствовала, что страсть его разгорается, желание растет, тело превращается в упругую, натянутую пружину, губы жадно впиваются в ее губы, и, забыв обо всем, она ответила ему тем же.