Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина - Олег Дивов

– Вы много вопросов задаете, лейтенант. Между прочим, вы так и не ответили, успеем мы затормозить или нет.

– Зависит от скорости. Да вы не волнуйтесь, если Баскин в курсе, что мы потеряли управление, он подгонит сюда пару бэттлшипов и подцепит «Декард» за бустерный крепеж. Конечно, наша «баржа», как вы изволили выразиться, тяжелая, но у бэттлшипов хорошая тяга.

Главврач неожиданно встал и принялся нервно ходить туда–сюда по каюте.

– У нас нет связи с Баскиным, – признался капитан. – Мы только предполагаем, что он идет к нам. Должен идти. События на «Декарде» развиваются уже три часа. Мятеж начался почти сразу после объявления военного положения.

– Поздравляю, – сказал Эндрю. – Тогда нам pizdets.

– Что? – не понял русского слова капитан.

– Эх, пехота… Ты не на поверхности, – объяснил Эндрю. – Любой групповой маневр в пространстве идет по заранее отработанной схеме. Этих схем миллион, на любой случай жизни. Если военное положение объявлено, значит, эскадра уже отрабатывает какую–то схему. Дежурный навигатор заряжает ее в ходовой процессор, и дальше судно пилит на автопилоте. Сохраняя радиомолчание, между прочим. Конечно, другие суда активно маневрируют. Но «Декарда» это не касается. Наше дело идти к заранее намеченной точке выброски. Ясно?

– И что, вводных никаких больше не будет? – осторожно спросил капитан.

– Слушайте, капитан, вы кто такой вообще? – удивился Эндрю. – Интендант какой–нибудь? То–то я смотрю, вы к складам жметесь…

– Я начальник разведки полка!!! – заорал капитан, покрываясь красными пятнами. – Отвечать мне!!!

– Что–то капрал ваш куда–то запропастился, – заметил Эндрю самым что ни на есть мирным тоном.

– Сволочь русская! – капитан грохнул по столу кулаком. – Отвечать! Будет связь или нет?!

– В ближайшие часы точно не будет. Повторяю, мы сейчас эскадре не нужны. Мы же не дестроер, мы, как вы правильно заметили, «баржа». Нам спешить некуда, Баскин должен сначала отстреляться по поверхности.

– Но штаб эскадры должен контролировать наше положение, – заметил капитан, сбавляя тон.

– А он и контролирует. «Декард» сейчас движется? Движется. Ускорения нет? Нет. Значит, так и надо. Мы же на автопилоте. А три часа – это пустяк. Им и в голову не придет, что у нас тут нелады. Вы лучше надевайте свою броню, мужики. Ходовой процессор может в любой момент дать полную тягу.

– Вы разрешите мне уйти? – тут же спросил главврач.

– Убирайтесь! – рявкнул капитан. – И посмотрите, что там. Пришлите назад этого кретина, в конце концов!

– Вы меня собираетесь вести в ходовую рубку или как? – спросил Эндрю. – Не исключено, что у нас времени в обрез.

– Мы… – начал было капитан, но договорить не успел.

Каюту потряс мощнейший взрыв. Кресло, в котором был Эндрю, сорвалось с креплений и вместе с седоком шмякнулось о стену.

Когда Эндрю пришел в себя, первым, что он увидел сквозь застилающий глаза туман, оказалась унылая физиономия главврача.

– Здрасте, доктор, – сказал Эндрю. – А что это вы тут?..

– Лежите, не двигайтесь. Вторая контузия у вас за день…

– А когда была первая? – удивился Эндрю. – Что происходит? В нас попали?

– Попали, не сомневайтесь. В вас, лейтенант, попали точно.

– Не помню, – вздохнул Эндрю. – Война, что ли? Гадость какая…

Тут доктора отодвинули, и в поле зрения возникли какие–то полузнакомые ухмыляющиеся морды.

– Ну, ты везунчик, лейтенант! Поздравляем с днем рождения! Считай, у тебя жизнь заново начинается…

– Я знаю, что у меня начинается, – сказал Эндрю сварливо. – Динамическая невралгия на почве серьезной подрывной контузии, вот что у меня начинается. Вы лучше, мужики, отойдите – а то еще сблюю…

– Похоже, он совсем не рад нас видеть, – заметила одна из морд.

– А от этой, как ее… нервалгии – что, на самом деле блевать тянет?

– Меня от твоей рожи блевать тянет. Пойди умойся, подрывник хренов. Эй, лейтенант, гляди, сколько пальцев?

– Восемь, – сказал Эндрю. Зрение нормализовалось, но чувствовал он себя по–прежнему хуже некуда. Кроме того, он совершенно не понимал, где находится и что творится вокруг. Особенно его беспокоило присутствие вооруженных десантников, возбужденных и с ног до головы вымазанных в саже. А у сержанта, который разговаривал с Эндрю, на щеке запеклась кровь.

– Не свисти. Один палец. Ты меня узнаешь? Я сержант Вайль, из разведки. Помнишь?

– Ты случаем не тот Вайль, который второго навигатора в унитазе топил?

– Он самый! – обрадовался сержант. – Ну, уже легче. Тебя как, на самом деле тошнит? Голова кружится?

– А голова – это где?

– Между ног. Господа, по–моему, он в порядке. Доктор, что скажете, можно ему шевелиться?

– Если жить надоело – пожалуйста.

– Что за похоронные настроения, доктор?! Вас, кажется, еще не убили.

– Сейчас не убили – потом убьете, – сообщил врач ледяным тоном.

– Слушай, ты, зараза, – вмешался кто–то. – Если лейтенант помрет, ты в натуре будешь не жилец. Так что давай, не выдрючивайся, а ставь его на ноги.

– Я сделал все необходимые инъекции, – произнес врач подчеркнуто спокойным голосом. – Лучше, чем сейчас, в ближайшее время ему не будет.

– Хреново, – заключил сержант. – Ладно, главное, чтоб не загнулся. Лейтенант, мы тебе сейчас носилки изобразим, так что все будет ОК. Ты лежи, отдыхай. Ну, куда мы его…

– Мужики, а мужики? – позвал Эндрю. – Что творится, а?

– Да сам не пойму, – коротко ответил сержант. – Так, господа, взяли!

Эндрю осторожно приподняли и уложили на что–то жесткое. Судя по всему, это была крышка стола.

– Что значит – «сам не пойму»? – спросил Эндрю. Импровизированные носилки выволокли в коридор, и глазам Вернера открылся изувеченный потолок. Обшивка вся была в оплавленных дырах, и сквозь них просвечивали коммуникации.

– Ну, как–то все по–дурацки вышло, – начал объяснять сержант. – Ваш старпом часом не гомик был?

Эндрю утвердительно хмыкнул. Он сам от старпома неоднократно отмахивался подручным инструментом. Старпом был мужик любвеобильный, и тесных отношений с коммандером Фушем ему, видимо, не хватало. «А почему это о старпоме говорят в прошедшем времени?» – подумал Эндрю. Но спросить не успел.

– Я так и думал, – кивнул сержант. – Одни неприятности от этих деятелей. Короче, лейтенант, ваш старпом одного нашего парня в душевой пристрелил. Мы его, гада, поймали и отрихтовали слегка. Конечно, не до смерти, ты сам знаешь, у нас с этим строго, никакого самосуда, ничего подобного. Но ребята очень уж на вас, астронавтов, осерчали. И, значит, как раз уже собрались его дежурному сдать – а тут другие ваши набежали. И понеслось… Является дежурный, мол, почему нападение на офицера, все под арест, буду стрелять – а ему в репу ка–ак звезданет кто–то… Короче, через пару минут уже разобраться в том, кого бьют, никакой возможности не было. Все огребли – и ваши, и наши. Объявляют боевую тревогу, чтобы, значит, прекратить мордобитие, а в казарме уже пальба – шмаляют по нам из пистолетов, будто в тире. Мы их, ясное дело, забили, вызываем полкана – мол, разберись, защити, не виноваты же, – а он заперся и орет, что всем нам теперь хана. Типа измена, и все такое. И тут появляется этот мудак, коммандер Фуш, и с ним еще какие–то ваши уроды. С лазерами. Короче, принялись нас убивать. Ну, и все. Я же говорю – везучий ты мужик, лейтенант.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});