Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Меня особенно удивило то, что в своем рвении автор самым решительным образом оспаривает господина Бюффона, аббата д’Экспийи{258}, господина Моо́ и всех, кто делал подсчет народонаселения королевства и Парижа[59]. Все они согласны в том, что население Парижа составляет от шестисот семидесяти до восьмисот тысяч жителей, а двое последних утверждают, что за время царствования Людовика XV народонаселение королевства увеличилось по крайней мере на два миллиона душ. Эти три истинных философа не произносят громких речей; они вымеряют, высчитывают. Они произвели опись, составили кадастр, поскольку это можно было сделать, и, не сообщив друг другу о своих работах, все трое единогласно заявили, что во Франции никогда еще не было столько вспаханной земли, как сейчас; что болота Ониса и Фландрии, так же как и часть пустошей в окрестностях Бордо, превращены в наши дни в пастбища и посевы и что скалы Прованса, совершенно бесплодные пятьдесят лет тому назад, теперь покрыты виноградниками[60]. Но так как автор книги желает непременно представить нас нищими и несчастными и утверждает, что Париж пожирает королевство[61], quærens quem devoret, то ему пришлось опровергнуть подсчеты ученых, правдивых людей и заменить плодами своего возбужденного воображения точные арифметические данные. Не разрешит ли нам этот писатель, предлагающий сжечь Париж или сделать из него морской порт, — а он серьезно предлагает и то и другое[62], — посоветовать ему сжечь свою книгу[63] или, лучше, изъять из нее некоторые преувеличения и напыщенность? Тогда эта вещь, написанная с благородной непринужденностью, свойственной защитникам человечества, не только окажется шедевром философии и красноречия, но заслужит быть принятой во всех судах, дабы судьи, познакомившись с ее содержанием, поспешили исправить все чудовищные злоупотребления, против которых автор восстает с такой благородной отвагой и которые — надо надеяться — будут исправлены, тем более, что он и сам говорит, что многие из них уже уничтожены за время его работы над этой книгой — другими словами, со времени вступления на престол Людовика XVI».
Так как главный упрек моего критика касается того, что я раздул цифру народонаселения Парижа, подняв ее до девятисот тысяч жителей, то я отвечу более или менее подробно только на этот упрек, и не потому, чтобы я пренебрегал остальными, а потому, что данный упрек не представляет собой ловушки для моего самолюбия.
Данные изучения народонаселения Франции господином Моо́ могут быть применимы к ее народонаселению вообще, но ни в коем случае не к нашей столице, так как здесь первенствующее значение имеют не физические, а нравственные факторы. Сравнения количества смертей и рождений недостаточно; прилив иностранцев образует особый класс жителей, про которых можно сказать, что они не родятся и не умирают. Провинции вливают в столицу толпы путешественников, бывающих в ней только проездом и беспрерывно сменяющихся. Иной общественный праздник привлекает тысяч пятьдесят иностранцев. В настоящее время Париж насчитывает гораздо больше жителей, чем шестьдесят лет тому назад. Подсчет продолжительности жизни, служащий за основу изысканиям этого рода, — всегда ошибочен, когда дело касается Парижа. Всех рождающихся в нем детей отсылают кормилицам; половина из них умирает, но в метрических книгах городских приходов их смерть не отмечается. Следовательно, нельзя руководствоваться ни записью рождений, ни записью смертей.
В настоящее время не так уже верят докторам, как раньше; аптекаря разоряются, так как к ним уже не бегают попрежнему часто за разнообразными ядами; они становятся химиками, чтобы совесть не упрекала их за смерть сограждан; они сами осуждают докторов, которые уже не решаются с прежней самоуверенностью хвастаться своими смертоносными системами. Благодетельная химия упростила лекарства. Только некоторые старые и невежественные лекари из Сен-Кома продолжают прописывать больным обильные кровопускания да ужасные, сложные микстуры, — этот позор медицины и фармакопеи, — которые глотали наши отцы, несмотря на естественное отвращение. Смертность в наши дни значительно уменьшилась даже в больницах.
В настоящем труде я не занимался арифметическими вычислениями, но, тем не менее, мои выводы основаны не на догадках, а на новых, возводимых в столицах зданиях, на увеличившемся населении некоторых кварталов, на отодвигаемой все дальше и дальше городской черте, на множестве рантье, приезжающих веселиться в Париж.
К тому же, как точно определить пределы столицы? Не относятся ли теперь Гро-Кайу, Нувель-Франс, Куртий, Пти-Жантийи, Вожирар и прочие предместья к самому городу, раз дома их соприкасаются и сливаются с городскими?
Итак, несмотря на критику Курье де л’Ероп, я все же считаю, что население Парижа доходит до девятисот тысяч душ, и останусь при своем мнении до тех пор, пока Курье де л’Ероп не докажет мне противного; причем могу заверить его в том, что с целью подойти насколько возможно ближе к истине мною сделан ряд изысканий, которых он не предпринимал.
Если включить сюда же население больших сел, расположенных вокруг столицы и посылающих в город ежедневно своих жителей, которые остаются здесь всего несколько дней и непрерывно сменяются новыми, то народонаселение столицы окажется действительно колоссальным. Повторяю, достаточно иметь глаза, чтобы убедиться в этом.
Меня упрекают, наконец, в том, что я преувеличил народную нищету. Должен на это ответить, что я не раз умышленно сдерживал свою кисть, чтобы не показалось, что я сгущаю краски. Вот что мы читаем в Журналь де Пари, находящемся под строгой опекой и наблюдением придирчивого цензора:
«Одна бедная женщина, обремененная детьми и находящаяся в самой ужасной нищете, написала господину кюре церкви Сент-Маргерит: Вот уже два дня, как у меня нет ни куска хлеба; дети мои умирают с голоду, а у меня нет сил притти к вам, чтобы на коленях молить вас о помощи. Уважаемый пастырь спешит на помощь несчастной семье. Среди бледных, искаженных страданием лиц он видит четырехлетнего ребенка, лежащего на полу и обращающегося к матери со следующими душераздирающими словами: Мама! Так значит я должен есть свой стул?» — Журналь де Пари, вторник, 14 января 1777 года[64].
Этой несчастной была оказана широкая помощь; но она лишь одна из тысячи таких же несчастных, находящихся в самой крайней нужде.
_____________О богач! Если, прочитав эту книгу, ты найдешь в ней хоть одну мысль, которая тебе понравится; если этот труд или одно из моих предыдущих сочинений тебя чему-нибудь научили или доставили тебе хотя бы самое маленькое удовольствие; если они хоть слегка взволновали твой ум или сердце, — ты мой должник, и я имею право на твою признательность. Хочешь расплатиться со мной, чтобы я был вознагражден за все свои бессонные ночи? Дай от своего избытка первому страждущему, первому несчастному, которого встретишь. Дай моему соотечественнику в память обо мне. Подумай о том, что, чем больше ты дашь, тем большее благо принесешь самому себе. Дай, чтобы я мог с радостью сказать себе, что в этом мире я подал повод совершить доброе дело, и пусть этот великодушный дар будет единственной похвалой моему труду.
КонецПримечания
1
Изредка только пловцы появляются в бездне огромной{259}.
2
Трагические актеры всегда носили шляпы, украшенные перьями. Именно так исполняли во Франции в течение почти ста лет трагедии Корнеля и Расина. Прим. автора.
3
Изгнанной на основании королевского указа. Прим. автора.
4
Факт этот оспаривали многие, но я говорю на основании опыта: высокохудожественные места никогда не проходят без аплодисментов. Прим. автора.
5
Комедия-парад в одном действии, изданная в Париже вдовою Балляра, королевского книгопечатника (улица Матюрен) в 1780 г. Прим. автора.
6
Порода мелких журналистов, которые, давая отзыв о какой-нибудь книге, бессмысленно подчеркивают в ней все, что им не нравится. Заметьте, что они особенно нападают на новые талантливые выражения, отнимая у языка право на свободный порыв. Прим. автора.
7
Тебе, бога хвалим (лат.).
8
С миром изыдем (лат.).
9
Этот кардинал брался доказать на основании точных данных, что глава иезуитов тайно раздает в Европе пенсии на сумму в 24 миллиона. Прим. автора.
- Анжелика. Путь в Версаль - Голон Анн - Прочее
- Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов - Героическая фантастика / Прочее / Прочие приключения
- Бунтующая Анжелика - Голон Анн - Прочее
- Три сына - Мария Алешина - Прочее / Детская фантастика
- Полвека без Ивлина Во - Ивлин Во - Прочее
- Подсказки от доброй сказки - Анна Воробьёва - Прочая детская литература / Детская проза / Прочее
- История Франции - Марина Цолаковна Арзаканян - История / Прочее
- Девятнадцать сорок восемь - Сергей Викторович Вишневский - Прочее / Социально-психологическая
- Раскол в «темном царстве» - Вацлав Воровский - Прочее
- Таинственный Леонардо - Константино д'Орацио - Биографии и Мемуары / Прочее / Архитектура