Изгиб грани - Олег Артюхов

рухлядь?! Я медленно выпрямился, и, перетерпев приступ тошноты, с трудом сфокусировал зрение. По ощущениям моё состояние сильно смахивало на жесточайшее похмелье после недельного запоя. Однако прокрутив в памяти подробности ближайшего прошлого, я не нашёл там факта грандиозной долгоиграющей пьянки.

Кое-как совладав с головой, туловищем и конечностями, я распрямился, осмотрел себя и обнаружил, что одет в свой камуфляж, шляпу и башмаки. Затем взгляд скользнул по помещению, оказавшимся открытым павильоном с полукруглой арочной кровлей. Постамент, с которого я спустился, кольцом окружали толстые, перекрытые поверху колонны. С двух сторон мерцали светильники, стоящие в больших чашах с водой.

– Заткнись, Сагни. Лучше скажи, помнишь ли ты игру, которую нам показал Антон, когда мы плыли на плоту. Как её… шах… мат…? Ну, с клетками и забавными фигурками, которые он из глины налепил. Не помнишь? Мне игра понравилась. Жаль, что ты не помнишь.

– Зато я помню, – просипел я, не узнавая собственный голос.

Сидевшие на ступеньках закутанные в чёрные плащи собеседники замерли и через пару секунд подскочили, будто ужаленные.

– А… А-ан… тон? – не оборачиваясь и заикаясь, прошептал Акти.

– Антон!! – завопил Сагни и бросился ко мне.

– Ар-ра!! – заорал Акти, сграбастал нас обоих, поднял, закружил и поставил на место.

– Тише ты, толстый гиппопотам, – размазывая слёзы, проговорил Сагни.

– Сам ты легкомысленный павиан, – обнял его Акти, и оба они, глядя на меня, радостно засмеялись.

Глядя то на одного, то на другого, я искренне радовался вместе с ними и при этом не мог уразуметь, что к чему. Помнится, при взлёте шема мне заплохело и закружилась голова. Но чего только не случается в таких передрягах. Стыдно, конечно, что отрубился, как нервная студентка на экзамене, но разве кто-то застрахован от такого конфуза. Вместе с тем концы с концами пока никак не сводились, ведь последнее, что запомнилось – это взлёт шема, а сейчас отощавший и ослабленный до неприличия я очнулся в каком-то странном сооружении. И мужики ведут себя так, словно не видели меня, скажем… давно.

Непонятная ситуация немного напрягла и расстроила, но настоящее потрясение меня ожидало, когда я узнал подробности. Оказывается, прибыли мы во владения Мардука на плато Дану двадцать восемь дней назад. Не поверив, я рассмеялся:

– Да, ладно! Бросьте разыгрывать… Что-о?.. Не может быть.

– Это так, – серьёзно проговорил Акти, глядя на меня грустными глазами из-под кустистых бровей. – Когда мы взлетели, ты завалился на палубу и перестал подавать признаки жизни. Что только мы не делали, но привести тебя в чувство так и не смогли. Последней надеждой был Повелитель Мардук, и мы помчались, сломя голову. На подлёте нас чуть не сбили зенитные шаргиры, сочтя десантом Элиотов. Во дворце целители определили, что ты жив и попытались вытащить из комы. Бесполезно. Лично Повелитель Мардук использовал силу своих атрибутов. Без толку. Жизнь в тебе медленно угасала, а потом дыхание и вовсе прекратилось, лишь сердце делало два удара в минуту. Никто ничего не мог понять. Тебя хотели засунуть в какую-то лабораторию, но по нашей просьбе Повелитель Мардук разрешил поместить тело в открытом павильоне на воздухе и поручил нам его сохранение.

Слушая Акти, я обшарил карманы и обнаружил всё своё нехитрое имущество: часы, контейнер с фотокамерой и принадлежностями, шведский нож, пяток зажигалок и компас. Кто-то позаботился о том, чтобы ничто не пропало. Спасибо ему за это.

Ребята без умолку по очереди говорили, не скрывая радости. Сагни постоянно крутился вокруг, а Акти, будто не веря в мою материальность, всё время трогал меня за похудевшие руки, хлопал тихонько по плечам и спине и удивлённо хмыкал.

Глубоко надвинутая шляпа-афганка мешала общению, и я, распустив подтянутый ремешок, стянул её, освободив копну отросших волос. Светильники, мерцающие за моей спиной, давали неровный и слабый свет, но и его хватило, чтобы в полумраке ребята разглядели во мне что-то такое, что их встревожило. Они вдруг замолчали, а потом Акти подцепил меня за руку и потянул к светильникам. Я позволил подвести себя поближе к огню, и тут оба мои друга одновременно охнули и широко распахнули глаза. Я пожал плечами и спросил напрямую:

– Вы чего уставились?

– Антон, ты весь… голова вся белая… совсем… в смысле, волосы, а глаза – чёрные… Это ты? Антон?

– Я это, я. Чего всполошились? Какие ещё волосы, глаза? – я ничего не понимал, но ребята вертели меня, разглядывая со всех сторон.

Я освободил руку и наклонился над чашей с водой у основания светильника. В неровном свете на меня смотрело осунувшееся лицо человека со снежно белыми шевелюрой, бородой и усами, и абсолютно чёрными радужками глаз. Я отпрянул. Вновь заглянул. Да, похоже, это я, но волосы и глаза поменяли цвет. И тут меня пронзила догадка, и откуда-то издалека эхом донеслось: «…между белым и чёрным лежит его путь… между светом и тьмой…». Господи, помилуй! Неужто, это четвёртое посвящение. Просветление души. Ничего себе, просветление! Если это так, то, как говорил дед Семён, теперь возможно силой мысли влиять на канву событий. Ишь ты… Между светом и тьмой… между тем, что видишь, и тем, что чувствуешь. Лишь бы не пришлось выбирать между ядом и говном.

Замерев, я смотрел на отражение в воде и очнулся, когда Акти осторожно сжал своей ручищей моё плечо. Я оглянулся и увидел, что Сагни протягивает мне большую чашу свежей воды. И только тут я понял, как хочу пить. Почти также как дышать. Пока я наливался водой, Сагни вывалил ворох новостей, из которых я узнал немало интересного.

Как известно, Повелители поделили весь мир на клановые территории. Рядом со старейшими семьями Аннунаков обосновались их старшие дети и внуки, которых здесь называли Игигами. Все Игиги родились на Земле и считали её своей родиной. Мардук был исключением, поскольку родился на третьей планете системы Ригела, что в созвездии Ориона и по решению Совета имел все права Ануннаков. По общему мнению, он считался сильным стратегом и тактиком и даже недолго возглавлял имперский космофлот во время боя с мятежниками.

В эти времена сообщество тиаматиан раздирал конфликт между двумя старейшими кланами Энкиотов и Элиотов, тянувшийся из глубины веков. Они непримиримо спорили за первенство и мировую власть, и в конечном итоге за тип государственного устройства.

Политическое напряжение достигло опасной черты после отравления Энки и скоропалительного назначения Энлиля Наместником на Земле. Новый владыка сразу же принялся резко и жестоко ломать сложившиеся демократические отношения и силой насаждать монархию. Возмущённый Энки решил защитить свой мир от разрушения, и на его сторону встало большинство