Буйный Терек. Книга 1 - Хаджи-Мурат Мугуев

Заглянувшая минут через пять в горенку мамука Луша увидела, что девушки крепко спят.

Мамука хитро и добродушно улыбнулась, осторожно прикрыла дверь и вышла во двор, где уже играло солнце и бродили проголодавшиеся куры.

Глава 5

На плацу, невдалеке от вала, окружавшего станицу, почти у самого выгона, проходило учение. Две роты Куринского полка, выстроенные в одну шеренгу, делали ружейные приемы по флигельману[89], который стоял на крыше небольшого сарайчика. В отдалении от фронта рот в глубоком соломенном кресле сидел майор и курил трубку, время от времени потягивая из большой эмалированной кружки горячий чай. Возле него стояли офицеры, о чем-то оживленно беседуя и не обращая внимания на топтавшихся в пыли солдат.

Оказия вывернулась из-за холма, и пешие солдаты уже показались вдали. Взвод казаков медленной рысцой обогнал телеги и спустился к поляне.

— Полубатальон, стой! — не поднимаясь с кресла, скомандовал майор и, наводя зрительную трубу на дорогу, сказал: — Оказия!

Он обернулся к толстому капитану:

— Степан Степаныч, ты уж того… муштруй роты, а я… — Он провел рукой по бакам, подтянул приспущенный пояс и пошел вперед. Адъютант и казачий сотник двинулись за ним.

Колонна приближалась к Червленной. Уже отчетливо была видна поднявшаяся над дорогой и лесом сторожевая башня. Впереди раскинулась солдатская слободка, за ней темнела базарная площадь. Поодаль высилась деревянная церковь со сверкавшим над ней крестом. Земляной вал опоясывал станицу, в центре которой стояли стройные ряды белых казенных зданий. В стороне от них поднимались четыре двухэтажных дома. Потом опять шли улички с низенькими казачьими хатенками и редкой зеленью.

Хотя оказия была уже невдалеке от Червленной, походный порядок движения еще не был нарушен. Из станицы с криками, бранью, смехом и возгласами бежали казаки, солдатки… торговки… При виде толпы стройный квадрат оказии дрогнул. Ей навстречу, прорывая солдатские роты, кинулись в свою очередь истомленные долгим скучным путем маркитантки, обозные и фурштадты. Конвойные солдаты, сохраняя походный строй, подходили к станице. Запыленные артиллеристы, держа в руках дымившиеся фитили, спокойным шагом шли за орудиями, не обращая внимания на шум, поднятый обозом. Ехавший впереди прапорщик остановил пегого конька и, оглядываясь на растянувшуюся оказию, простуженно закричал:

— Ко-лон-на, стой!

Из вагенбурга[90], разминая усталые ноги, отдуваясь, вышел Голицын.

— Доехали, хвала аллаху! — И, сев на подведенного ему Савкою коня, поскакал к голове колонны.

Гостев, крепко спавший в одной из фур и препоручивший командование оказией прапорщику, проснулся, протер глаза, соскочил на землю и, одергивая на себе сюртук, поспешил к майору. Подойдя к нему, он еще сонным голосом отрапортовал:

— Господин майор, честь имею доложить, оказия дошла до станицы Червленной благополучно. Происшествий в пути не случилось!

Майор пожал руку Гостеву.

— А ты, Прокофий, после квартирьеров заходи ко мне, в казармы. Я словно знал — шашлыком с винцом сегодня обедаю.

Это был ближайший друг и собутыльник поручика майор Алексей Колосов, известный по всей линии вояка, забулдыга и весельчак.

В шуме, гомоне и криках обозы входили в станицу.

— Ну, я пойду, послежу за квартирьерами, — сказал Гостев.

— Иди, Прокофий, а к обеду не забудь заглянуть. Я еще с утра такую шамаю заготовил, да грибков соленых, да капустки кислой, только пальчики оближешь!

— Приду, — пообещал Гостев.

— А это что за джигит такой, вроде фазана разоделся? — приставив ко лбу ладонь, спросил Колосов.

Гостев усмехнулся:

— А это, брат, самый джигит и есть Голицын.

— Князь? Полковник?

— Он самый. А что? — поинтересовался Гостев.

— Бумага ему из Грозной с нарочным имеется. Гостев пошел к станице, а майор стал прохаживаться вдоль солдатских шеренг, уже не обращая никакого внимания на оказию.

От станицы Червленной военный тракт расходился на три дороги. Первая, ставропольская, вела через Моздок в Россию, вторая — от Екатериноградской — на Владикавказ и Грузию, третья шла от Червленной через мост на крепость Грозную.

В станице Червленной находился штаб казачьего Гребенского полка, две горные полубатареи, одна кегорновая пушка и четыре фальконета. Здесь же был расположен и батальон Куринского пехотного полка, подкрепленный ротой егерей.

Когда оказия въехала в станицу и земляные валы и засыпанные щебнем плетни остались позади, было уже около шести часов. Уходящее солнце золотило степь, и его закатные лучи багровым светом залили станичные сады.

Квартирьеры разводили приехавших по казачьим хатам. Возле плетней стояли хозяйки, недружелюбно поглядывая на жильцов, которых вели им солдаты.

— Ну, загостили, каждую неделю люди… Всю горницу засыплют, табашники, хоть иконы выноси после них, — сказала одна из казачек, когда из-за угла показалось несколько человек, впереди которых шел казак с белой повязкой на руке. — Микишка идет… Опять, кажись, нечистый дух, к нам кого-то тащит… Так и есть, маточки, к нашей хате повернул! — всплеснув руками, с отчаянием вскрикнула она.

— А все потому, что Исаку Сехину соседями приходимся, к ему генералов да богатеев водят, а к нам на постой их слуг.

— Да гляди, их мало не десяток… где ж ты их, Максимовна, уложишь? — глядя из-под руки на приближавшихся, заметила другая.

— И что их нечистая сила гоняет туды-сюды… Одни в Россию, другие с России. В ту оказию трех солдат да одного вольного чуть не месяц держали, а теперь, гляди, цельную сотню опять на постой ведут.

— Максимовна… касатушка… да ведь это бабы… глянь-ко… — всплеснув руками, перебила ее другая казачка.

— И впрямь бабы… да молодые какие… — вдруг успокоилась хозяйка и двинулась навстречу приказному Микишке, с которым шли прибывшие с оказией женщины.

— Вот, Максимовна, принимай гостей… восемь девок, мамзелей, княжеских людей. Велено три дни им у тебя постой держать, а потом в Россию… так что недолго тебе с ними чихирек распивать придется.

Казачка, удивление которой росло с каждой секундой, а любопытство, возбужденное появлением стольких девушек, пересилило неприязнь, засуетилась и, распахивая шире ворота, сказала:

— Вот не чаяла, маточки мои милые, с линии девок встретить! Да и какие ж вы все молодые, да хоро-ошие! Заходьте, заходьте в горницу… скоро и сам хозяин наш, батяка Фома Ильич, припожалует… ай же, голубушки мои, ясочки писаные, истомились в пути, — приговаривала она, вводя гостей в низкую, крытую камышом, прохладную, чисто беленную хату, откуда приятно пахло борщом и печеным хлебом.

Голицын занимал большой дом, своим видом отличавшийся от остальных, обычных казачьих. Дом этот был полугородского типа, с железной крышей, парадным входом и стоял на прочном кирпичном фундаменте. Это был дом войскового старшины Исаака Сехина, первого богатея в станице, лучшего винодела во всей Червленной. Совсем недавно у него останавливалась посольская миссия из Петербурга, ехавшая в Персию, во главе с князем Меншиковым. У него же всегда гостил, приезжая в Червленную, Ермолов.

Князь Голицын помылся с дороги, переоделся в просторный шелковый халат, надел красную с кисточкой турецкую феску, входившую тогда в моду у петербургских щеголей, и, закурив длинный персидский чубук с кальяном, стал совершать свой кейф.

Голицын с удовольствием возвращался в Россию. Он с наслаждением потягивал чубук, слушая, как булькает вода в кальяне. Кавказ утомил его, он и сам уже собирался вернуться в Петербург, но неожиданный приезд во Внезапную Ермолова и его категорический приказ освободить крепость от лишних людей и в первую очередь от голицынского театра и челяди возмутил князя. Ермолов был главнокомандующий и «проконсул Кавказа», но там, в Петербурге, Голицын, зная о недовольстве царя Ермоловым, надеялся с помощью своих связей при дворе отплатить этому солдафону за обиду.

— Разрешите войти, ваше сиятельство? — голос Прохора вывел Голицына из раздумья.

— Войди!

— К вам, батюшка барин, майор пожаловали, — кланяясь от самого порога, доложил камердинер.

— Что за майор? — недовольно осведомился Голицын.

— Здешний комендант. С бумагой от генерала.

— Какой бумагой? Какого генерала? — пожал плечами Голицын. — Зови его, — оправляя виски и завязывая тонкий шелковый поясок, приказал он.

— Честь имею явиться, ваше сиятельство. Начальник местного гарнизона и комендант Червленной майор Колосов, — по форме отрапортовал вошедший.

— Извините, господин майор, не ожидал вашего появления, — показывая на халат и феску, сказал Голицын.