Черное сердце - Эрик Ластбадер

Послышались три щелчка: его снова переключили на другую линию.

— Мама? — этот голос был глубже, значительнее — голос серьезного администратора. — Это ты?

— А кто же еще? — ответил Трейси. — Разве только вы передали мой код кому-то другому.

— Не думаю, что Директор мог принять такое решение. А ты?

— Никогда бы ничего не сделал без его ведома, — пока это была обычная болтовня.

— Это Прайс, — сказал голос. — Мы вместе заканчивали Майнз.

— Тот Прайс, которого я знал, вылетел через месяц: он еще годился на административной работе, но для полевой — никогда.

— Но мы оба занимались у Хама, — настаивал голос.

— Тот курс вел Джинсоку, — ответил Трейси. — И потом всегда преподавал только он, вплоть до смерти три года назад.

— Неужели?

Трейси уже все надоело.

— Прайс, ты, сукин сын, это же тебе чуть не оторвало руку на первых же тренировочных стрельбищах?

— Господи, Мама, так это ты?

— Прайс, мне надо поговорить с Директором.

— Да... Конечно. Я передам, что ты звонишь, — Прайс помолчал, пока не переключая линию, потом сказал: — Мама, я очень рад снова тебя услышать.

Мгновением позже Трейси услышал самого Директора.

— Надеюсь, ты понимаешь смысл всей этой системы блоков, — голос у него был сладкий, как мороженое, — в нашем деле никогда не грех перестраховаться, — он говорил так, будто они расстались только вчера: даже не удосужился поздороваться с Трейси.

— Что, все еще названивают разные сексуальные маньяки?

Директор хрюкнул:

— Как всегда. Профессиональный риск.

— Я звоню... Короче, вечером я прилетаю. Думаю, ужин вдвоем станет приятной переменой привычного ритма.

— После десяти лет разлуки? Наверняка, — Директор снова хрюкнул. — Скажем, в восемь часов в «Анондор»?

— Нет, — мгновенно отреагировал Трейси. — Я предпочитаю «Ше Франсуа».

— Ну да, — дружелюбно протянул Директор. — Как я мог забыть? Правда, человек моего положения предпочитает места пошикарней. А где это?

— Неподалеку от Грейт Фоллз, — Трейси прекрасно знал, что Директор не мог забыть, где находится ресторан. — Возле реки.

— Ладно, найду, — и Директор повесил трубку.

На табло зажглись слова «Пристегнуть ремни. Не курить», и они пошли на посадку в вашингтонском аэропорту.

Итак, он постарался избавиться от мыслей о предстоящей встрече с Директором, но зато нахлынули воспоминания о Лорин. Он видел ее танцующей: одна нога парит высоко над головой, она медленно-медленно вращается, в волосах сверкает солнце, но в глазах, зеленых, как море, стоят слезы.

А его квартира, такая теперь опустевшая, чужая! Потому что Лорин там больше нет.

И вновь его пронзило острое чувство вины: Бобби!

Их «боинг» приземлился, двигатели заглохли. Пассажиры стоя в проходе, доставали с полок портфели и сумки.

Перед тем, как выйти из аэропорта, Трейси удостоверился, что весь его багаж будет доставлен на борт самолета, следующего в Гонконг, и взял с собой только сумку и несессер из свиной кожи, в которой отец упаковал все для него необходимое. Посторонние, включая таможенников, открыв несессер, обнаружили бы в нем лишь обычный набор путешественника: электрическую бритву, будильник, щетку для волос, расческу, три куска мыла «ойвори» и серебряные щипчики для ногтей. И ни один из этих предметов не использовался по своему прямому назначению.

Трейси вышел из аэропорта и сел в красно-белый автобус. Через десять минут он уже взял заранее заказанную машину — типичный для проката «форд-кордова», цвета «металлика». И вскоре влился в ноток машин внешнего городского кольца.

Он намеренно свернул на Вашингтон Мемориал Парквей. По левую руку от него остался Пентагон, а после этого движение стало не таким интенсивным — большинство машин сворачивало направо, на Арлингтонский мост, чтобы через него попасть в центр. Памятник Вашингтону горделиво высился в лучах закатного солнца.

Листва деревьев была пышной благодаря постоянно стоявшей здесь влажности и неусыпному попечению городских властей. Река сначала казалась синей, а когда наступили сумерки — черной, в ней играли золотые городские огни.

«Ше Франсуа» был обычным загородным рестораном. Директор уже поджидал Трейси.

Директор всегда казался Трейси ошибкой природы: его слишком крупная челюсть, мощная шея, огромное тело принадлежали не современному «хомо сапиенс», а человеку доисторическому. Что же касается мозгов, тот тут дело обстояло совсем иначе: Трейси не раз бывал свидетелем того, что Директору удавалось продумать на несколько шагов дальше, чем всем остальным представителям его профессии.

— Садись, — сказал Директор. Он лишь немного постарел по сравнению с тем, как Трейси видел его в последний раз. — Я заказал тебе «Гленливет» со льдом, хотя твой вкус я никогда не одобрял. Этот виски лучше пить неразбавленным — лед убивает особый привкус дыма.

— Пейте, как вам нравится, — ответил Трейси, усаживаясь, — а я буду пить так. Директор улыбнулся:

— Вижу, ты не меняешься.

— Да и вы тоже.

Принесли виски, Трейси сделал глоток. Директор отмахнулся от официанта, подавшего меню:

— Потом.

— Вашингтон вообще не подвержен переменам, — сказал Трейси.

— На поверхности — да, — Директор взял свою излюбленную сигару-самокрутку, ужасную на вид: черно-зеленую, корявую. «Фонд приносит массу маленьких удовольствий, — любил он говорить, — В частности, но не в последнюю очередь, возможность добывать кубинские сигары». «Добывать» было любимым эвфемизмом Директора. — Что же касается того, что скрыто от глаз, то перемены большие.

Он помолчал, раскуривая сигару, потом продолжил:

— Эта чертова демократическая администрация не в состоянии отличить головы от задницы, — он глянул на тлевший кончик самокрутки. — Они понятия не имеют, что делать с нашей разведкой, но им не хватает ума оставить ее в покое. Совершенно безмозглая публика, — он взглянул на Трейси. — Мне чертовски импонирует этот Готтшалк. Отличный мужик. Как раз такой, как нам нужен, — Директор нахмурился, и его кустистые брови привычно грозно сошлись на переносице, будто решили вступить друг с другом в сражение. — Правда, большие города еще не очень-то готовы его поддержать. Но, я думаю, немного времени — и все будет в порядке. Они все еще не могут забыть Рейгана, — он глубоко вздохнул. — Это очень непросто — быть республиканцем.

Директор острым взглядом измерил дистанцию между ним и Трейси:

— Сожалею по поводу губернатора. Насколько я слышал, вы были друзьями.

— Ко мне недавно приезжал Ким.

— Неужели?

Трейси мгновенно напрягся. Голос Директора звучал абсолютно ровно, лицо не дрогнуло, но что-то в том, как он на секунду замер, потом чуть заметно выпрямился и повернул голову влево, так, чтобы лучше слышать правым ухом, насторожило Трейси. Способность рассуждать гнездится в левом полушарии, и ему соответствует правое ухо, правый глаз и так далее.

— Это имело отношение к смерти губернатора, — как можно небрежнее произнес Трейси. — Но, я полагаю, вы и сами все знаете. Если я не окончательно отстал от времени, то, по-моему, Ким всегда докладывал обо всем лично вам.

— Ну, внутри нашей конторы радикальных перемен не произошло, — ответил Директор. — Большинство сотрудников докладывается Прайсу. Ким же — особая статья. М-м-м... Ты знаешь Кима лучше, чем кто-либо другой. Он требует... специальной заботы.

— Для того чтобы не сорваться с цепи, как бешеный пес, и не начать кусать всех направо и налево.

Директор фыркнул — признак того, что он обиделся.

— Результаты его деятельности... несколько смягчаются другими шагами с нашей стороны.

— Он — чертов убийца, — сердито сказал Трейси.

— Если на то пошло, то и ты тоже, — возразил Директор. Голос его по-прежнему был ровен, однако лицо слегка покраснело. Он вынул изо рта сигару и навалился грудью на стол. — За последние шесть месяцев он собрал столько информации по использованию камбоджийской оппозиции микотоксинов трикотина, сколько наши государственные службы не смогли и за два года. И я ни секунды не сомневаюсь в огромной его для нас ценности, — Директор явно рассердился. — Отдых, которым он сейчас наслаждается, вполне заслуженный. Уверяю тебя.

— А я и не сомневался, — пробурчал Трейси, стараясь скрыть нахлынувшие на него чувства. Значит, Ким в отпуске? И его приезд к Трейси и попытка втянуть Трейси в расследование причин смерти Джона Холмгрена — вовсе не задание Фонда? И Директор ничего об этом не знает. Ну и дела, подумал Трейси. Чтобы успокоиться, он отпил виски. Мысли у него разбегались. Наконец ему удалось овладеть собой.

Прана. В присутствии Директора прибегнуть к специальным дыхательным упражнениям было невозможно: он заметит и сразу догадается, что что-то не так.

— А что Киму от тебя понадобилось? — осведомился Директор.