Сто суток войны - Константин Симонов

Я не нашел в архивах данных именно по этой танковой дивизии, но у меня под руками данные о состоянии некоторых других механизированных соединений к началу войны: они дают представление об общем положении.

В докладе генерал-майора Мостовенко, командира 11-го механизированного корпуса, также воевавшего на Западном фронте, рассказывается, что к 22 июня в корпусе было 3 КВ и 24 «тридцатьчетверки», то есть всего 27 средних и тяжелых танков и 300 легких танков Т-26 и БТ. Легкие танки были получены для укомплектования корпуса из разных других частей с уже сильно изношенными моторами и ходовой частью. Около пятнадцати процентов танков к первому дню войны было вообще неисправно. Когда корпусу на второй день войны была поставлена наступательная задача, то половина его личного состава не была взята в поход, так как не была обеспечена материальной частью и вооружением.

По плану корпус должна была прикрывать 11-я смешанная авиационная дивизия, но когда в дивизию был послан делегат связи, оказалось, что все ее самолеты уничтожены противником на аэродромах.

Тем не менее, как свидетельствуют военные историки, 11-й мехкорпус, только наполовину укомплектованный и вооруженный почти исключительно легкими танками, принял участие в активных действиях наших войск в районе Гродно, где главный контрудар наносил вооруженный «тридцатьчетверками» 6-й мехкорпус генерала Хацкилевича. Действия этих корпусов и некоторых других наших частей в первые дни войны в районе Гродно приковали к этому району шесть немецких дивизий и крупные силы авиации и до некоторой степени нарушили планы немцев.

Я упоминаю в записках, что в танковой дивизии, где я был, не чувствовалось подавленного настроения, но была отчаянная злость и желание получить новую материальную часть и отомстить.

«Журнал боевых действий 11-го механизированного корпуса» подтверждает, что и там после таких же тяжелых боев было такое же настроение. В своем докладе генерал Мостовенко пишет:

«Мне известно, что вышедшие из окружения бойцы и командиры корпуса оставлены в частях 21-й армии. Полагаю, что такое же положение имеет место и в других армиях. Считаю, что нам придется не только задерживать наступление фашистов, но и наступать и добивать их на их территории. Поэтому кадры танкистов необходимо не распылять, а изъять из стрелковых частей и приступить к формированию танковых частей… Есть опасение скоропалительных выводов о громоздкости и нецелесообразности иметь такие соединения, как механизированные корпуса. Я считаю эти выводы неверными, преждевременными. Опыт войны этого не показал. Противник против нас применяет свои танковые корпуса и танковые группы в своих обычных оперативных формах, применявшихся в Польше, Франции, и применяет их не без успеха. Почему же нам, готовящимся к разгрому противника, его преследованию и уничтожению… следует отказаться от крупных подвижных соединений?»

Так потерпевшие тяжелые поражения люди все-таки находили в себе силу верить в то, что придет время — и наши механизированные корпуса еще вторгнутся на территорию врага. История показала, что они не ошибались в своей вере в будущее, хотя их отделял от него куда больший исторический срок, чем им казалось тогда, летом 1941 года.

19 «Мы переехали дорогу и попали на опушку леса. Там стояло несколько штабных танкеток и размещался штаб 73-й Калининской дивизии»

73-я Калининская дивизия впоследствии, в августе 1941 года, воевала в районе Соловьевской переправы, а в октябре 1941 года попала в окружение. Я нашел в архиве личное дело ее бывшего командира, впоследствии генерал-майора А. И. Акимова. Некоторые моменты в этом личном деле дают представление о тех испытаниях, через которые проходили в сорок первом году многие командиры, и о том, как в дальнейшем складывались военные биографии тех из них, кто остался тогда в живых. Хотя дело это «личное», но в нем присутствуют некоторые общие черты времени.

Впервые раненный у Соловьевской переправы, но не выбывший из строя, командир 73-й дивизии в октябре 1941 года получил второе, на этот раз тяжелое, ранение и с раздробленной ногой остался в окружении. Бойцы на носилках принесли его в деревню Клин, недалеко от станции Есаково, в нескольких десятках километров от Вязьмы. Там он скрывался в доме колхозника Павла Крюченкова и, выздоровев, пошел в партизанский отряд, который в декабре соединился с войсками 33-й армии Западного фронта, имея в своем составе 780 вооруженных бойцов и командиров.

В 1943 году Акимов командует корпусом, освобождавшим город Карачев. Потом его корпус берет Каменец-Подольск, захватив там 5 тысяч немецких автомашин, и участвует во взятии Львова. Потом, командуя уже другим корпусом, он форсирует Одер, выходит на Эльбу и заканчивает войну в Чехословакии. Так выглядит одна из дальнейших судеб командиров дивизий сорок первого года.

20 «Мы решили заночевать в дивизии, а утром ехать дальше, к Борисову»

Сопоставляя время нашей поездки с Алексеем Сурковым в сторону Борисова с донесениями о боях на этом направлении, я почти убежден, что мы оказались в этом районе 6 июля.

Я пишу в записках, что наша встреча с прогнавшим нас оттуда комдивом была, кажется, за рекой Бобр. Допускаю, что все это могло быть и немного восточней, на реке Друть, тоже пересекающей в этих местах Минское шоссе.

Сурков был твердо уверен, что мы встретили там, у реки Бобр, Л. Г. Петровского, который находился в начале войны в старом звании комкора, потому что перед этим был в заключении и уехал воевать, не успев получить нового звания. Я и сам привык к этой мысли о встрече с Петровским. Но заново перечитав сейчас свои записки, усомнился. Во-первых, в записках стоит все-таки не «комкор», а «комдив», а во-вторых, и это главное, в другом месте, в связи с событиями, происходившими неделей позже, упомянуто о поездке в одну из дивизий, входивших в 63-й корпус Петровского, действовавший гораздо южнее, в районе Рогачева. И эта запись ближе к действительности: именно там, под Рогачевом и Жлобином, и воевал корпус Петровского. Очевидно, мы встретили на Минском шоссе не Петровского, а кого-то другого.

Как мне теперь ясно из архивных материалов, 6 июля там, на Минском шоссе, мы могли встретить только одного человека в звании комдива — командира 44-го стрелкового корпуса В. А. Юшкевича. Так же, как и Петровский, и по тем же самым причинам, он не успел получить генеральского звания. Юшкевич воевал добровольцем в Испании, вернувшись, был награжден орденом Ленина, вслед за этим арестован и после освобождения уехал на фронт комдивом. В этом старом звании мы его и встретили там, на Минском шоссе. Через месяц, в августе, он получил звание генерал-майора, а еще через четыре месяца армия, которой он к этому времени командовал, освобождала один из первых отобранных нами у немцев городов — Калинин. Об этом можно прочесть, заглянув в сообщение Информбюро за 16 декабря 1941 года.

Так и не могу с полной уверенностью сказать, где мы встретили комдива Юшкевича — на Бобре или на Друти; быстрые перемены в обстановке накладывали свою печать не только на записки военных корреспондентов, но и на военные документы того времени. В «Журнале боевых действий штаба 44-го стрелкового корпуса» за 6 июля идет подряд пять записей, дающих представление об этой быстроте перемен:

«4.00 — пехота противника начала наступление против 1-й мотострелковой дивизии… Дивизия начала отход на восток.

11.00 — группа товарища Сусайкова пошла в наступление, оттеснив противника, и вышла к реке Бобр.

12.00 — до роты танков противника перерезали дорогу 6-му мехполку на восток.

15.00 — получен приказ штаба 20-й армии не допустить противника восточнее реки Друть.

19.45 —…командиру 1-й мотострелковой дивизии и начальнику Борисовского танкового училища приказано во что бы то ни стало удержать реку Друть…».

В донесениях за один и тот же день идет речь и о боях на реке Бобр, и о боях на реке Друть… И, может быть, так оно и было в разные часы одного и того же дня, на разных участках южнее и севернее Минского шоссе.

Во всяком случае генерал армии Я. Г. Крейзер, который в 1941 году в звании полковника командовал 1-й мотострелковой (до мая 1940 года она называлась Московской Пролетарской) дивизией, вынесшей на себе главную тяжесть боев на Борисовском направлении, пишет в своих воспоминаниях, что 6 июля его дивизия занимала оборону на реке Бобр.

Я не смею утверждать, что тот полковник, которого мы встретили тогда, 6 июля, за переправой вместе с комдивом Юшкевичем, был именно Я. Г. Крейзер, но могло быть и так.

21 «Задание редакции было — найти в районе Краснополья… дивизии, которые переформировывались после выхода из окружения»

Как я теперь вижу по документам, мы были в 55-й стрелковой дивизии 4-й армии.