Барон по призванию. Путь дворянина - Владислав Игоревич Миронов

в капюшон, словно черепаха, прячущаяся в панцире.

– Да, пожалуй. Люблю в таких делах реверсивную последовательность. На мой взгляд, всегда легче начинать с результата действия и искать предпосылки, нежели наоборот. Ведите, ваше благородие.

Большую деревянную дверь, ведущую во двор, охраняли два бледных от холода солдата. Звякнув доспехами, они отдали воинское приветствие, когда герр Фалк проходил мимо, словно внутри у них был простой механизм, поднимающий руку к голове, как у театральных кукол.

Перед агентом распростерся скромный, не слишком ухоженный желтеющий сад. Тут и там торчали неказистые, как давно не стриженные овцы, кустики, пустые клумбы и обросшие маленькими веточками деревья, каждое мгновение теряющие по листочку. Один их таких желтых воздушных корабликов сорвался с ветки и, кружась в падающем вальсе, мягко приземлился прямо на отражение капитана Джозы, мерцающее в грязной луже на каменной дорожке.

Герр Фалк уже занес ногу, чтобы двинуться дальше, но «коршун» схватил его за плечо, остановив.

– Скажите сразу, друг мой, – спросил агент, – сколько людей было в резиденции в ночь убийства?

– Только Морт, то есть, двойник, и служанка Джиллиан. А еще эти два стражника, что стояли у ворот.

– Хорошо. Вы давали Морту какие-нибудь инструкции касательно передвижений по жилищу?

– Да. Я наказал ему сидеть в кабинете и при малейшей опасности бить в колокол, который я держу в доме.

Джоза изумился:

– Зачем это вам колокол в доме, ваше благородие?

– Подарок от одного старого морского волка. Отличного капитана корабля и доброго друга. В первую очередь этот колокол – память о давних временах, но и позвонить тоже можно при необходимости.

– И что же? Он позвонил?

– Сейчас сами увидите. – Капитан стражи снова ринулся было вперед, но Джоза опять не пустил его. Тилльтон, однако, не выказывал агрессии или раздражения, полностью полагаясь на агента КОРШ.

– Сколько людей уже посещали дом до меня? – спросил «коршун».

– Тело нашла Джиллиан и сразу выбежала к солдатам. Поскольку я находился неподалеку, в гостинице, и получал вести в кратчайшие сроки, я тут же приказал никому не входить и лично отправился на место преступления. Со вчерашнего вечера, кроме меня, Джиллиан и двух новых солдат в доме не было ни души. Сейчас служанка в своей комнате, а те самые новые солдаты охраняют ее дверь.

– Замечательно, – тихо проговорил агент. – Вот теперь можно идти. Но будьте осторожны, смотрите под ноги.

Тилль посмотрел на дорожку, потом на Джозу, потом снова на дорожку:

– Но ведь сырость, морось, герр. Следы вокруг уже давно размыло. Глядите, земля ровная, словно поверхность стола! А на камнях отпечатков ног не осталось бы! Кроме того, сегодня утром я уже прошелся вдоль забора и осмотрел почву на наличие следов – ничего.

Грязь, размытая водой, и правда смотрелась крайне эстетично и ухоженно-выровненно, следы Тилльтона, оставленные утром, все еще явно вырисовывались в грязи, но Джоза все же настоял пройти по краю.

Обходя лужи и не стесняясь акробатических движений руками, капитаны добрались до лестницы, а затем и до двери, оставив так мало следов своего присутствия, как это было возможно. Отперев дверь, Тилльтон пропустил Джозу вперед, и тот в первую очередь снял с себя мокрые сапоги, сразу же наступив на что-то острое и уколов ступню. Герр Фалк, сообразив, что агент снова принимает меры по сохранению следов, не оставляя собственных, тоже сбросил обувь. Деревянный скрипучий пол был холоден, и Джоза, опасаясь, по всей видимости, заболеть, направился в комнату горничных, где подобрал сандалии, которые служанки надевают во время мытья полов. В таком виде капитаны, цокая деревянными «копытами», направились по коридору, ведущему в кабинет начальника городской стражи. Было тихо, если не считать завывания ветров, бесящихся снаружи, за витражными окнами. В доме, удивительно пустом для человека уровня герра Фалка, не имелось ни картин, ни статуй, какими дворяне тех времен украшали жилища, стены были голыми, без гобеленов или флагов. Лишь скамьи, столы и стулья, несколько шкафов да пара декоративных латных доспехов старого образца с мечами в руках свидетельствовали о том, что кто-то живой все же обитает в пустой и мрачной резиденции. Такой же пустой и мрачной, как эти доспехи.

– Пока мы идем, – Джоза нарушил тишину, – расскажите мне о Дровосеке. Почему его так прозвали?

– Прозвище пришло из народа, – пожал плечами глава стражи. – Полагаю, из-за способа убийства. Все случилось в суде. Рассматривалось дело о налоговых махинациях или об отказе платить пошлину… Не помню, если честно. Суть в том, что, когда судья Д’оннстанн Игнран, да примет его святая Мидра, встал для оглашения приговора и велел всем присутствующим замолчать, некто с топором в руках выскочил из толпы, взобрался по трибуне и одним ударом отрубил голову служителю закона! Одним махом! Я в тот момент там не находился, к несчастью: пытался подавить беспорядки на площади у Столпов.

– У Столпов?

– Да, это замок бургомистра, что стоит над рекой на огромных колоннах. Вы, вероятно, видели его при въезде в город.

– Да, замечательное зрелище, я бы сказал, подчеркивает устойчивость и неколебимость здешней власти. А почему начались беспорядки?

Капитан замялся:

– Знаете, вечно находятся анархисты, недовольные действиями власти, подстрекатели. Вероятно, они и взволновали народ. Я продолжу, с вашего позволения. Итак, убийца проворно взобрался на трибуну из толпы и отсек голову судье Д’оннстанну. Мой человек рассказывает, что все произошло так быстро, что он даже не сразу заметил нападавшего, столь скоро он взбирался.

– А что потом? Сбежал? Сражался?

– Сбежал, – махнул рукой Тилльтон. – Воспользовался паникой в зале суда и неразберихой на улице. С тех пор и начали его звать Дровосеком. Из-за топора.

– Да уж, говорящее прозвище, – хмыкнул «коршун». – Что со вторым убийством? Тоже внезапно и молниеносно?

– Еще бы. Однако изощренней и гораздо более жестоко. Городского казначея звали Роберт Талльстаг. Он был человеком одиноким и не слишком приятным. Целыми днями отсиживался дома, приходил только на Совет раз в десять дней. А так, считал золото, вел учет городской казны, заполнял бумаги, рекомендовал повышать или понижать налоги… Счетовод, одним словом. Но он, как и я, задом почуял, что Дровосек на судье не остановится. Заперся в резиденции, взял в охрану несколько крепышей, и три дня о нем не было ни слуху ни духу. Тело нашли на четвертый.

– Как же его нашли? Кто-то зашел проведать? – поинтересовался Джоза.

– Нет, – напряженно рявкнул герр Фалк. – Убийца вывесил его обезглавленное тело из окна, высыпав сначала несколько мешков с золотом, чтобы моча и кровь счетовода стекали прямо на монеты. А голову насадил на пику флага, стоящего в кабинете жертвы, и выставил на всеобщее обозрение.

– Ничего себе. Серьезный подход к делу. С нотками художественного наслаждения, – прокомментировал «коршун» с сарказмом в голосе, но без тени веселья на лице. – Вашего Дровосека следует нарекать Живописцем или Художником.

– А вы все шутите, ваше благородие, – покачал головой капитан ореншпильской стражи.

– Зато мне не грозит сойти с ума от безнадеги.

Впереди показалась деревянная резная дверь, и хозяин дома первым вошел в свой