ФОРПОСТ – 4 - АНДРЕЙ ВАЛЕРЬЕВ

– Ясно. Продолжай.

– Лодку мне дали просто так. Вся прибыль от торговли шла мне и ребятам, я лишь должна была постоянно докладывать Алексею все новости и привозить донесения от агентуры.

– Агентуры? У вас тут что? Битва разведок мира?

– Не знаю. Может быть. Все следят за всеми.

– Доверяй, но проверяй?

– Да.

– Расскажи про эти пометки на карте. Кто, что и почему.

– Существует три… четыре общины. Наша – здесь. Одесса. Дальше на восток – Спиридонов со своей сектой. В Крыму большая община и вот тут, на юге тоже люди живут. Они там…

'Ладно. Попробуем'

– Ольга! Ответь мне на один вопрос. Только честно. И больше я тебя ни о чём не спрошу. Обещаю.

– Л-ладно.

– Оленька, а чего хочешь больше всего на свете ты?

Глава 7.

В которой у Вани сползают розовые очки.

Каждый молчит о своём.

За те два дня, что Иван провёл на лодке, Ольга слегка успокоилась и ожила. Ясная и понятная перспектива с пленом, изнасилованием, пытками и смертью неожиданно превратилась во вполне прибыльное предприятие. Правда Серёжку, младшего брата её погибшего жениха, отстоять не удалось и раненного матроса пришлось оставить на острове.

В наручниках и на цепи.

Оставшийся за главного мужчина заверил её, что с парнем будет всё в порядке.

– Если барагозить не начнёт. Иначе… сама понимаешь.

Оля поняла и приложила максимум усилий, чтобы убедить донельзя упёртый молодой организм не брыкаться. Впрочем, Серёжка, итак смотревший на неё влюблёнными глазами, долго не сопротивлялся и пообещал не бузить и даже, по выздоровлению, помочь непонятным аборигенам в работе. За доставку Ивана, так назвался трёхпалый, в Севастополь и молчание, Оля не только получила назад свою монету, но и обзавелась прекрасным тесаком из сталюги немыслимой твёрдости.

Эта была прибыль. Причём немаленькая. На первый, второй и третий взгляд за этот 'ножик' можно было купить дом на любом из хуторов вокруг Лесозаводска. А уж если добавить монету…

– Оля, – Иван сидел, привалившись спиной к мачте, и с интересом копался в сундучке с женскими вещами, – Оль, а эта монета… большой серебряный, это много?

Свирепый взгляд покрасневшей женщины Маляренко не заметил – чистые тряпочки ему были по барабану, а вот монета – это да…

– Много!

Сундучок с громким стуком захлопнулся.

– Сколько? – Ваня включил 'голубые' глаза.

– А ты не знаешь?!

– Не-а.

Монету Иван, конечно, узнал. Вся штука была в том, что при нём имела хождение только медная копейка и самая маленькая серебряная монетка.

Капитан корабля только вздохнула.

'Навязался на мою голову'

Кто этот Иван Ольга уже поняла. Оставалось только разобраться ОТКУДА он и кто за ним стоит.

'А он симпатичный. Жаль его. Старается то как. Даже здесь. На лодке…'

– Ну, слушай. Самая маленькая монета – это копейка. Медная. На неё только на глухих хуторах что-нибудь стоящее купить можно. В больших посёлках, а тем более в Крыму это мелочь. Стакан кваса.

Ваня мысленно присвистнул.

'А когда-то на одну копейку можно было столько купить!'

– Дальше идёт серебряный рубль. Это сто копеек. Потом идёт десятирублёвая монета. Она меньше этой. Это – четвертак, понял? И запомни, это – крымская валюта. У всех общин есть свои деньги, но эта – ходит везде.

– Понял. А на четвертак что можно купить?

Оля восхитилась. Этот казачок засланный так мило и так правдиво бутафорил, что она сама чуть было не поверила.

'Стоп. Играем дальше. Надо узнать, кто всё это затеял'

– На четвертак? У нас, в глубинке, хозяйство целое можно взять. Среднее. Или в Гранд-отеле в немецкой слободе пару дней в люксе пожить.

– Слобода? Нет. Дальше. Про деньги, пожалуйста.

'Ай да Франц, ай да сукин сын!'

– А дальше три золотые монеты. Я их не видела. Полтинник, стольник и пятисотенный. Дом в Севастополе, на набережной, как раз полтинник стоит, а за сто рублей, говорят, можно усадьбу выстроить и закупных себе купить.

Брови Вани поползли вверх.

– Закупных?! Это крепостные, что ли?

'Ну и ну!'

– Да. – Ольга не знала, с какой стороны подступиться к Ивану, этот здоровенный мужик, её, если честно, пугал. Справиться с ним она не смогла бы ни при каких обстоятельствах, а вопрос, который вертелся на языке, уже назрел. За два дня их совместного путешествия Оля почти сломала себе мозги, пытаясь решить 'КТО'.

'Спрошу прямо – убьёт'

Женщине было очень страшно, но такая информация это… да за неё…

'Озолотят. И к чёрту море! Нет. Проклятье! Жизнь дороже. Или рискнуть? А…'

– Ладно, Иван, ложись спать. Завтра утром – Крым. В Севастополь я не пойду – мне там лучше не показываться. Высажу тебя раньше, ладно? Спи.

Ольга оправила домотканую рубаху, подтянула широкие штаны и, неожиданно для самой себя, сорвалась.

– Ваня!

Голос женщины так сильно изменился, что Маляренко поднял на неё глаза.

'Волнуется. Интересно, почему'

– Не делай этого! Тебя казнят. За это – казнят.

'За это?'

Иван понял, что он чего-то не понял. Женщина, стоявшая над ним, явно имела ввиду нечто другое. Не то, о чём думал Ваня.

– А хочешь, – Ольга вдруг рухнула на колени, – не пойдём ТУДА? А? Давай в Новоград, или к нам, в Лесозаводск. Я не знаю, откуда ты, но… мы найдём, где спрятаться! Не делай этого, Ваня, пожалей себя!

Расслабон исчез, как дым на ветру. Ольга говорила о серьёзных, очень серьёзных вещах – Маляренко это чувствовал шкурой. Но спросить напрямую он не мог, потому что тогда новости о 'жирной' группе из прошлого, одиноко сидевшей на острове посреди моря, моментально расползутся по всему Причерноморью.

– Иди. Рули.

Иван цедил сквозь зубы, а глаза его стали… никакими. Мёртвыми. Олю отнесло на два метра назад.

'Убьёт. Сейчас убьёт!'

– Иди. Рули.

Женщина встала, отвернулась, всхлипнула и тоненьким голоском попросила.

– Не делай этого, Ваня. Послушай меня. И… я. Тебе. Пригожусь.

Маляренко закрыл глаза и лениво сплюнул через губу.

– Уйди.

'Пригожусь' говоришь? Завтра утром – Крым. Если ночью эта Мата Хари лесозаводского разлива припрётся меня ублажать – выкину её за борт'

Ваня решил, как он будет действовать, зевнул и, завернувшись в шкуру, заснул.

Ольга не пришла.

От Босфора до Крыма парусная лодочка добежала всего за трое суток, что, по мнению Ивана, было просто-напросто выдающимся результатом. Правда пришлось изрядно попотеть с парусами, но дело того стоило. Последнее утро экипаж провёл в молчании. Говорить было не о чем. Вернее – было о чём, но…

'Молчание – золото'

Уважение Маляренко к этой до черна загорелой, босоногой и стриженной под мальчикаженщине, чёрт знает почему, резко выросло.