Петр Великий. Ноша императора - Роберт Масси

В начале 1715 года было налажено следствие. Среди обвиняемых оказались князь Меншиков, генерал-адмирал Апраксин, сибирский губернатор князь Матвей Гагарин, генерал-фельдцейхмейстер Брюс, петербургский вице-губернатор Корсаков, глава петербургского Адмиралтейства Кикин, инспектор артиллерии Синявин, сенаторы Апухтин и Волконский и множество чиновников рангом пониже. В ходе следствия всплывали все новые и новые свидетельства вопиющих злоупотреблений. Представ перед комиссией, Апраксин и Брюс оправдывались тем, что редко бывали в Петербурге, а все время проводили в разъездах, инспектируя флот и армию; посему им было неведомо, что творили у них за спиной подчиненные. Меншикова, который тоже много месяцев отсутствовал – он командовал армией в Померании, – обвинили в финансовых махинациях, извлечении незаконных прибылей за счет казенных подрядов и в растрате государственных средств более чем на миллион рублей.

Меншикова люто ненавидели многие, а следственную комиссию возглавил его злейший враг – князь Яков Долгорукий; однако это сыграло на руку обвиняемому. Обрадовавшись возможности расправиться с ним, недруги выдвинули против него явно преувеличенные обвинения, что помогло Меншикову отчасти оправдаться. При тщательном рассмотрении дела выяснилось, что не одна только жадность приводила к нарушениям законного порядка. Подчас виною был административный сумбур, запущенность в делах, безалаберность, но не злой умысел. Сo своих многочисленных имений Меншиков получал огромные и вполне законные доходы. При этом он нередко пускал личные средства на оплату государственных нужд. Хотя с неменьшим постоянством тратил казенные деньги для собственных надобностей. Деньги без конца перетекали из одного кармана в другой, причем безо всякого учета. В должности губернатора Санкт-Петербурга Меншиков состоял более десяти лет, с момента основания города. За все это время он не получал за свое губернаторство никакого жалованья и неоднократно тратил собственные деньги на нужды столицы. В построенном им огромном дворце он постоянно устраивал дипломатические приемы и многолюдные пиршества, что обходилось в немалые суммы. Расходы эти ему зачастую никак не возмещались, а Петр между тем настаивал, чтобы Меншиков и впредь играл роль гостеприимного хозяина губернаторской резиденции. Случалось Меншикову оплачивать из своего кармана и государственные потребности в разных чрезвычайных ситуациях. В июле 1714 года адмирал Апраксин прислал из Финляндии депешу, в которой сообщал, что войска голодают. Петра в столице не было, и Меншиков потребовал от Сената решительных действий, однако сенаторы не пожелали брать ответственность на себя. Тогда Меншиков вытребовал припасов на 200 000 рублей, оплатил их из собственных средств, погрузил на суда и отправил к Апраксину.

Однако Меншиков был уличен и в таких нарушениях, каким не нашлось оправдания. Его обязали возместить казне 144 788 рублей по одному начету и 202 283 рубля по другому. Впрочем, князь выплатил только часть долга, остальное же, по прошению на имя Петра, было ему прощено.

Апраксин и Брюс, в уважение к их многочисленным заслугам перед отечеством, тоже отделались всего лишь крупными штрафами. Что же до остальных, замешанных в этом деле, то они поплатились жестоко. Двоим сенаторам, Волконскому и Апухтину, поставили в вину не только допущенные ими злоупотребления, но и посрамление правительствующего Сената. Оба были публично биты кнутом, а за нарушение присяги языки им урезали каленым железом. Был бит кнутом и петербургский вице-губернатор Корсаков. Еще троим виновным после наказания кнутом вырвали ноздри, а их самих отправили на галеры. Восьмерых, чья вина была полегче, связали и, повалив на землю, стали бить батогами. Когда Петр решил, что с них хватит, и приказал солдатам остановиться, служивые стали просить государя позволить им всыпать еще ворам, кравшим солдатский хлеб. Немало народу было сослано в Сибирь. Кикин, бывший прежде у Петра в особом фаворе, был приговорен к ссылке и конфискации имущества, но за него вступилась Екатерина, и ему удалось сохранить и достояние, и должность. Однако пять лет спустя Кикин вновь оказался под судом, по делу царевича Алексея, и на сей раз лишился головы.

* * *

Тайное и явное доносительство не было действенным средством борьбы со злоупотреблениями, ибо объектами разоблачений часто становились случайные люди. В марте 1711 года Петр сделал доносительство официальной государственной службой – он учредил должности доносчиков, получивших название фискалов. Во главе фискального ведомства был поставлен обер-фискал, чьей обязанностью было выведывать случаи злоупотреблений и доносить на виновных Сенату, невзирая на чины и звания. Доносительство, возведенное в систему и получившее официальный статус, было для России новым явлением. Прежние российские законы тоже предусматривали арест и суд на основании извета, однако то была палка о двух концах. Доносителю приходилось лично доказывать правоту своих обвинений, а буде они окажутся ложными, он и сам мог угодить на место обвиняемого и подвергнуться суровой каре. Теперь же донос сделался ремеслом, а доносчики – служителями закона, не опасающимися ответственности за свои действия. Естественно, что при таких условиях доносы потекли рекой, а фискалы, которых насчитывалось пять сотен, стали самыми ненавистными людьми во всей России. Даже Сенат, которому они номинально подчинялись, побаивался этих усердных шпионов. В апреле 1712 года старшие фискалы жаловались Петру на то, что сенаторы умышленно оставляют без внимания подаваемые ими доклады. В жалобе говорилось, что к иным сенаторам фискалы и подойти боятся, а Яков Долгорукий и Григорий Племянников открыто поносят фискалов, именуя их «плутами и антихристами». В 1712 году митрополит Стефан Яворский произнес обличительную проповедь против фискалов, утверждая, что они поставлены выше закона, тогда как прочие отданы им на милость. Петр, однако же, на это не реагировал, и фискалы продолжали свою вызывавшую всеобщее возмущение деятельность.

Наиболее рьяным из них был Алексей Нестеров, ставший со временем обер-фискалом. Он работал с неуемным рвением, кропотливо вникая во все подробности, а добыв улики, преследовал виновных с фанатичным упорством. Этот неутомимый шпион отдал под суд даже собственного сына. Но самой крупной жертвой Нестерова стал князь Матвей Гагарин, с 1708 года служивший губернатором Сибири. Ввиду большой удаленности вверенной ему губернии от столицы, Гагарин правил за Уралом подобно удельному князю. В число его обязанностей входил контроль за торговлей с Китаем, которая велась через Нерчинск и в то время уже была объявлена государственной монополией. Через сеть своих соглядатаев Нестеров выяснил, что Гагарин незаконно разрешал купцам напрямую торговать с Китаем, мало того – вел торговлю сам, чем причинил казне немалый урон. Торговые махинации позволили князю сколотить немалое состояние. Он жил на широкую ногу, за его столом каждый день пировали десятки гостей, а в спальне над кроватью висел усыпанный бриллиантами образ Пресвятой Богородицы стоимостью 130 000 рублей. Было бы неверно, однако, рисовать деятельность Гагарина в одном лишь черном цвете. Он внес немалый вклад в освоение Сибири, способствовал развитию в этом крае промышленности и торговли, разведке новых месторождений полезных ископаемых. Вдобавок он пользовался любовью в народе за мягкий нрав и снисходительность. Когда князя арестовали, 7000 пленных шведов, находившихся в Сибири, подали Петру прошение о его помиловании.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});