Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар - Андрей Чертков

Тропинка взобралась на невысокий пригорок, спустилась с него и зазмеилась вдоль очередного болота, где из черной воды выпирали сгнившие и покрытые мхом стволы деревьев. Там же плавали громадные листья. У подножия холмика абориген нерешительно потоптался, повертелся на месте, словно выискивая нечто в траве, но затем распрямился и неуклюже, боком, стал подниматься наверх, опираясь на палку двумя руками. Тут только Леонид Андреевич обратил внимание на то, что палка вела себя странно. Она периодически выпускала розоватые побеги, которые закручивались вокруг мшистых рук аборигена, и если бы он их не обрывал, то опутали бы его с ног до головы. К тому же палка, несомненно, пыталась укорениться в подходящей почве, потому что, э-э… человек, все же решил Леонид Андреевич, прилагал все больше усилий, вырывая ее из земли, а она цеплялась за нее такими же розоватыми корешками. Где-то ближе к плоской вершине борьба завершилась в пользу куска дерева, и он остался торчать там, обильно покрывшись молодой порослью. Движение калеки еще более замедлилось, он останавливался через шаг, тер колени, вертел головой, возможно, в поисках нового посоха, и Леонид Андреевич решил просто постоять на холме, давая аборигену фору.

Палка буйно цвела мелкими цветочками. Налетели пчелы. Но плодоношения Горбовский не дождался, так как внезапно абориген зашагал резвее, и Леонид Андреевич сбежал с холма, чтобы не упустить невольного проводника из виду. Чудеса продолжались. За плавным поворотом тропинки никого не оказалось. Абориген исчез. Испарился. Как танк с экипажем.

Ага, сказал себе Леонид Андреевич, эту шутку мы уже знаем. Главное — не пороть горячку и не метаться из стороны в сторону. Нужно постоять и подумать. Или подождать. Лесовик-то, оказывается, себе на уме. Ишь, как разыграл из себя немощного подранка. Видеть он меня не мог, но что-то учуял, вот и устроил представление с палкой. Моисей с Пандоры. Слева болото, справа лес, впереди дорога. На дороге его нет. Остаются лес и болото.

Аборигена выдал его мох, казавшийся ярким пятном на фоне унылой черной воды. Он тихо брел, аки по суху, через болото, огибая невидимые препятствия или топкие места. Леонид Андреевич заколебался: продолжать преследование или идти дальше по тропинке? Тащиться через незнакомое болото не хотелось. Абориген знал через него путь, но это не значило, что Леонид Андреевич легко сможет им воспользоваться. Во-первых, его сразу будет видно или слышно — брызги и хлюпанье грязи даже от невидимых ног не скроешь. Во-вторых, скафандр тяжелый.

Не стоит, решил Леонид Андреевич. И нельзя исключать, что единственно верной дорогой является все-таки вот эта тропинка, а чудесное шествие аборигена по водной глади — всего лишь отвлекающий маневр. Тем временем абориген скрылся за торчащими стволами мертвых деревьев, и Леонид Андреевич выбрал компромиссный вариант. Он уселся и стал ждать. Ждать и слушать. Ждать и надеяться. Радио молчало как убитое, и ничто не мешало внимать лесному шуму. Солнце должно было быть в зените, и его отвесные лучи изредка пробивали плотный потолок леса, и тогда в полумраке возникали тонкие, ослепительно-красные прочерки, немедленно привлекающие облачка мошкары и изумительных по красоте бабочек. Они облепляли прорвавшийся кусочек солнца, но он исчезал, с тем чтобы возникнуть совсем в другом месте.

Почему-то Леонид Андреевич был теперь спокоен за Сартакова и Мбогу. Отстреляются, отобьются, а где не отстреляются и не отобьются, там отсидятся внутри своих скафандров, хладнокровно наблюдая, как какой-нибудь тахорг или ракопаук пробует на вкус металлопласт. Если уж волноваться, то волноваться только из-за того, что они будут волноваться, искать по всему лесу, ввязываться в новые драки и трамбовать новые гектары. Мбога, наверное, сейчас качает головой и клянет себя за мягкосердечие. Поддался, позволил себя уговорить — взять в лес человека, который, может быть, что-то и понимает в импульсных планетолетах, но абсолютно беспомощен даже в городском саду. Проявил мягкосердечие, взвалил обузу. Теперь не Сидорова впору искать, а Горбовского. Вызывать спасателей, мобилизовывать егерей. И Вадим качает головой, а Поль так просто рвет на себе волосы. Если спектралит позволяет. Уж Поль-то в курсе того, что представляет собой Л. А. Горбовский в лесах Пандоры, и его эрудиции — с какой стороны у ружья приклад растет. Алик же мрачно примеривается к очередному участку леса и гоняет двигатель на холостых оборотах.

Но нет худа без добра. Теперь Леонид Андреевич был убежден в существовании разумной жизни на Пандоре. Причем гуманоидной разумной жизни. А где разум, там и Сидоров. Теория доктора Тора Мбоги получала неопровержимые подтверждения. Хотя… А может быть, мне это показалось? Прививки нет, вот и кажется, что попало. Например, стоящее прямо перед ним создание, весьма смахивающее на давешнего аборигена, если бы не руки, свисающие до земли.

Создание походило больше все-таки не на аборигена, а на легендарного голема, вылепленного прямо из местной глины — грубо, неряшливо, так что она кое-где отслаивалась и отпадала влажными комками. Бесформенная голова с дырками глаз и рта, растущая прямо из широких покатых плеч, квадратное, исходящее паром туловище, оплывшие, слоноподобные ноги. Голем поводил плечами и хлопал себя по щиколоткам (или что там у него) лопатообразными ладонями. У Леонида Андреевича возникло нехорошее ощущение, что местный глиняный болван смотрит прямо на него и никакие маскировки скафандра не мешают ему этого делать. Смотрит и раздумывает. Соображает. Невероятная концентрация мысли так и читалась на его глиняном лбу. Хм. Не прошло и полчаса, а уже две формы существ с подозрением на разумность. Мбога от зависти застрелится.

Голем был неприятнее мшистого аборигена, но, в отличие от него, не убегал и не хитрил. Стоял и ждал контакта. Выбора не оставалось, и Леонид Андреевич поднялся с земли.

— Здравствуйте, — вежливо сказал он.

Пар и дым из-под ног голема пошел гуще, он попятился и неуловимо изменился, словно повернулся внутри собственной шкуры. Не стало видно ни глаз, ни рта — он стоял спиной к Горбовскому. Через секунду голем уже уходил, мелькая между деревьями. Там, где он только что стоял, медленно оседало облачко пара.

— До свидания, — растерянно сказал Леонид Андреевич ему в спину.

В лесу загукали, заухали, словно приветствуя возвращение друга, и Горбовский опять остался один. Абориген не возвращался, и, поколебавшись, Леонид Андреевич решил все же двинуться дальше по тропинке. Он шел, с интересом осматриваясь, минуя небольшие ложбинки с растениями, очень похожими на земные грибы, переходя через кем-то вытоптанные до глиняной основы проплешины, перепрыгивая через ручейки и инстинктивно отмахиваясь от мошкары. Болото осталось позади, началось редколесье с ярко освещенными полянками. Один раз он прошел сквозь скопище гигантских осиных гнезд (как он их назвал) с проделанными круглыми отверстиями в покатых боках, до половины заросших высокой синей травой, но заглянуть внутрь не решился. А вдруг осы?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});