Волшебная нить (СИ) - Ольга Тартынская

Кате его сына, что она улыбнулась.

- Однако ваш отчим, или кем он вам приходится...разве он не с ней теперь? - смешавшись, спросил Сергей Львович.

Катя удивленно подняла брови и тотчас все поняла.

- Вы о Василии Федоровиче говорите? Нету никакого Василия Федоровича! - воскликнула она торжествуя. - Маменька прогнала его наконец! Теперь уж решительно насовсем.

Будто камень упал с души предводителя, такую легкость он ощутил тотчас. Однако оставался вопрос, который он никогда бы не осмелился задать юной девице. Она сама почувствовала и все сказала.

- И отчимом моим он никогда не был! - Катя брезгливо содрогнулась. - Обыкновенный приживал, к тому же вор и мошенник.

Она подумала, не посвятить ли Сергея Львовича в старые интриги Норова, но рассудила, что маменьке, верно, важно самой все рассказать, для нее это имеет значение. Она бы и рассказала, да новая беда помешала.

Сергей же Львович был весь внимание, словно его жизнь зависела от тех слов, что произнесет Катя. Девушка и это постигла тотчас. Она продолжила:

- Маменька жалела его как бедного родственника в память о родителях. И никогда они не были вместе, хотя дядя и добивался ее много лет! В конце концов он обозлился и вовсе подлым стал.

Предводитель ощутил вдруг, как его захлестнула радость так, что дух захватило, однако тотчас устыдился. Левушка в опасности, ему грозит каторга, а его отец сходит с ума от любви! И все же весь оставшийся путь Сергей Львович мысленно бранил себя: "Болван! Осел! Бесчувственный чурбан! Чуть было все не испортил вконец!" Бедная Маша, размышлял он, она терпела его фанфаронство как ангел, тогда как нуждалась в его помощи! Каким же он показал себя эгоистом, самовлюбленным остолопом! Ревновал, мучился, бесился, наказывал ее и себя вместо того чтобы однажды во всем разобраться! Сергей Львович терзался муками совести, оттого чувствовал себя скверно, и все же на дне души его вырастала радость, сулящая надежду на будущее.

15.

Давыдовы приняли их как всегда радушно. Дети высыпали на крыльцо, затем и сам Игнатий Ильич пожаловал. Катя отметила, что Соня похорошела и подросла, вовсе барышня стала. Сашура скакал на одной ножке с воплем:

- Катенька приехала! Катенька приехала!

Игнатий Ильич с удовольствием жал руку предводителю.

- Сергей Львович, рад, весьма рад! Слухам не верю, но неужто и впрямь хотите подать в отставку со своего благородного поста?

Сергей Львович неопределенно кивнул:

- Вы знаете мои обстоятельства... Вот, приехал совета просить.

Давыдов приобнял предводителя за плечи:

- Ну, не теперь. Обед уже накрыт, к столу, к столу! Соня, принимай Катерину Андреевну.

И не слушая возражений, их повели в столовую. На сей раз никого из чужих не обедал, только домочадцы.. Даже госпожа Давыдова спустилась, хотя почти не покидала детской и никогда не принимала участия в светской жизни. Катя с любопытством разглядывала женщину, более напоминавшую простонародную кормилицу, чем барыню, да и одетую по-домашнему, в просторный капот.

Сидевшая рядом Соня считала своим долгом занимать гостью и рассказывала о Наташе, о ее роскошном доме в Петербурге, о новых родственниках, но Катя слушала рассеянно, думая о том, как ей приступить к делу.

После обеда Игнатий Ильич увел Бронского в свой кабинет. Катю окружили дети, потащили играть в маленькую гостиную. Девушка с умильным чувством слушала лепетанье Оли, смотрела на Сашуру, который складывал из деревянных кубиков роскошный замок с башенками, флюгерами и крепостной стеной. А Соня, кажется, достойно заменила Наташу - в доме Давыдовых по-прежнему было тепло, уютно и светло. После всего пережитого Катя сильнее чувствовала это. На миг она ощутила глубокую тоску по тихому семейному счастью, по такому вот дому, со звонко звучавшими детскими голосами, всегдашним множеством гостей и незыблемым жизненным укладом. Она лишена была счастья жить среди любящих друг друга, чутких людей. С детства Катя помнила всегда пьяного, жалкого отца, ушедшую в свои книги маменьку, поминутно всем недовольного дядю и вечные разговоры о надвигающейся нищете.

В доме Давыдовых и без Наташи чувствовались надежность во всем, любовь, забота друг о друге, счастье... В сей миг Кате страстно захотелось, чтобы у нее тоже был такой теплый, надежный дом. Ей подумалось в сладкой тоске, что именно с Левушкой возможно было б построить такой дом.... Как он хорошо сказал ей тогда: "В старости, окруженные детьми и внуками, мы будем вспоминать свои приключения". Стало быть, и он думал об этом, рисовал себе картины...

- Только бы спасти его, только бы спасти! - бормотала Катя, часто моргая, чтобы прогнать ненужные слезы.

После! Все умильные картины семейного счастья - после! Левушка томится в остроге с незажившей раной, ожидая страшного приговора и не смея оправдаться... Мысль о страданиях любимого толкала Катю к решительным действиям.

- Я все сделаю, чтобы тебя спасти, любимый мой, - шептала она, до боли сжимая руки.

- Катя, пойдем с нами по грибы! - предложила Соня. - Ты что-то приуныла...

Никто из Давыдовых не знал о пленении Кати, говорили только о Левушке, сочувствовали ему.

- Скажи, Соня, - отозвалась грустная дева, - от вас бывают оказии в Петербург, к Наташе?

- Бывают! - весело подсела к ней Сонечка. - Днями собираемся посылать ей на кухню домашней снеди. Вообрази, Наташа сделалась такой рачительной хозяйкой! А на что тебе?

Катя улыбнулась, думая о Наташе. Не сразу ответила:

- Повидать ее страсть как хочется. Она звала...

- Так с обозом-то долго ехать придется и неудобно, - рассудила Соня. - Надобно батюшку спросить, он, верно, знает, кто едет нынче в Петербург.

Соня вскочила было, чтобы бежать к отцу, но Катя ее удержала:

- Не теперь, он занят. Гость уедет, я сама с ним поговорю.

Дети ушли за грибами в ближайший лесок, а Катя осталась. Она поднялась в "свою" светелку, с грустью осмотрелась. Постояла у окна... Здесь она грезила Левушкой, ссорилась с ним из-за сущего вздора. Здесь была несчастна от того, что он танцует с Волковскими. Господи, да разве это беды! И как давно все это было, кажется, еще в детстве...

В окно она увидела, как с крыльца сошел Сергей Львович, ему подали экипаж. Бедный Сергей Львович! Кажется, ничего утешительного он не услышал. Предводитель шел, немного сгорбившись, что ему вовсе не было свойственно. Не оглянувшись, он сел в коляску и уехал. Катя надеялась, что к ним в имение, к маменьке...

Теперь можно было приступить к делу. Девушка спустилась вниз и поискала