Укрой меня от замыслов коварных; Делирий; Возвращайтесь живыми!; Шанс на независимость - Василий Головачев

Роман вернулся в свой космос (называемый ортодоксами менталом), начал обследовать весь район, но вынужден был снова обратить внимание на щупальце, потому что оно заворочалось сильнее и неожиданно протянуло отросток к «астральному путешественнику», неизвестным образом почуяв его присутствие.

Роман поспешно накрыл голову (и эфирное тело) зеркальным колпаком.

На какое–то время это помогло, щупальце занялось своим делом – подсматриванием за платформой. Роман проследил за его извивами, удивляясь их сложности, и обнаружил километрах в тридцати от платформы длинную металлическую трубу. Не понял сначала, что это такое, принял за утонувшую трубу газопровода. Потом услышал внутри трубы живое пыхтение и понял: это подводная лодка! Щупальце входило в неё и поднималось призрачным фонтаном к поверхности океана, вздымаясь ещё выше – в космос!

– Лодка! – пробормотал Роман вслух. – Контролируется через спутник!

Пришло о з а р е н и е.

Неважно, кому принадлежала залёгшая в глубинах океана подводная лодка. Важно, что она могла в нужный момент выпустить торпеду (немагнитную, которую невозможно обнаружить) либо подводного робота, созданного на основе нанотехнологий, и повредить трубу, по которой нефть должна была течь в ёмкости танкера. И даже если катастрофа не произойдёт, какое–то количество нефти всё равно разольётся по акватории океана, а саму буровую придётся долго восстанавливать. Если только платформу не закроют в результате яростных воплей СМИ и радетелей экологии за рубежом.

Очевидно, на мгновение Роман утратил контроль над собой, хотя уже умел защищаться от пси–стрел операторов класса Арчибальда Феллера. Слишком ошеломляющим было открытие! Щупальце вдруг выстрелило в него ветвистым побегом, и голову потряс колюче–ослепляющий удар: будто её пронзили иглы и шипы крапивы!

Сознание померкло.

Роман судорожно натянул на себя зеркальный колпак защитной поляризации, попытался перейти на другой уровень мышления, на третий, на четвёртый, но каждый раз «крапива» настигала и беспощадно колола и рвала сознание на тающие вихрики боли.

Спасительная мысль пришла, когда он был уже почти слеп и глух: перенаправить «щупальце» гипнотической атаки в иной живой объект! И он метнулся из последних сил по Пскову, выискивая мало–мальски подходящий живой организм, обходя эгрегоры человеческих коллективов, пока не наткнулся на звериный эгрегор, не имеющий признаков высокой сознательной деятельности.

Это был зоопарк.

Роман слепо пошарил лучом своего «пси–локатора» по вольерам и площадкам зоопарка, налетел на чьё–то огромное тело и нырнул в него как в омут, таща за собой щупальце вражеской злобы. Сбросил «хвост», растворился в довольно большом мозге обладателя массивного тела (кажется, это слон), отключил сознание… и на несколько мгновений пришёл в себя, осознавая, что ему удалось оторваться от ментальной погони. Вокруг качалась и плыла обстановка псковской квартиры.

Тогда он дотянулся до телефона, с трудом отыскал в меню номер Вьюгина:

– Афоня…

– Рома? – отозвался Афанасий с удивлением. – Рад слышать! Что–нибудь удалось?…

– Молчи! В тридцати километрах… на северо–запад… под водой подлодка… намеревается…

– Не должно быть никакой там подлодки, пограничники обследовали океан в радиусе…

– Не перебивай! Подлодка контролируется… лежит на дне давно… хочет пустить торпеду в момент откачки нефти… проверьте…

– Хорошо, проверим, хотя я сомневаюсь. Что с тобой? Ты заболел? Голос какой–то странный.

– Меня… подстрелили…

– Что?!

– Конец… связи…

Афоня говорил что–то ещё, но Роман его уже не слышал.

Перед глазами проявилось чистое встревоженное лицо Юны, губы девушки дрогнули, выговаривая его имя, и он окончательно потерял сознание.

КОЧЕВНИК

1

Дождь сыпанул в стекло хрустальной дробью, и Роман очнулся. Повернул голову, глядя на клочок хмурого неба. Перевёл взгляд на висящий на стене календарь. Никто его листочки не переворачивал, но Роман и так знал, что пролежал в постели неделю, и на дворе уже не июль, а начало августа.

На мгновение вернулось страшное ощущение п о г о н и, пережитое им во время схватки с мысленно–волевым «щупальцем», инициированным мощным пси–оператором, возможно даже – кем–то из Поводырей. Но думать об этом не хотелось, и он переключил внимание на более приятные темы.

Юна…

Именно она почувствовала, что ему плохо, растормошила отца, и Варсонофий вовремя заявился к соседу, вытащил его из состояния «расфокусированности» сознания, не позволил сойти с ума, что было вполне вероятно из–за полученной нервной перегрузки.

Юна… Неужели она его так любит? За что? Они и виделись всего несколько раз, и не встречались наедине, если не учитывать момент лечения колена. Или это как раз тот случай, когда с первого взгляда и навсегда? Сердцу не прикажешь? И как ей объяснить, что у него есть жена Даниэла, проживающая в данный момент отдельно?

Впрочем, есть ли? Может быть, не зря он задаёт себе этот вопрос?

Роман закрыл глаза, не ощущая желания напрягаться, вставать и что–то делать. Из этого состояния его вырвал звонок в дверь.

Мгновенно проснулось сердце, заработало чуть ли не с полной отдачей.

Неужели Юна?! Так рано? Впрочем, уже восемь, пора вставать.

Он вскочил, набросил на плечи халат, подошёл к двери… расслабился. Интуиция подсказала, кого он увидит.

– Доброе утро, – сказал Варсонофий. Лицо у него было хмурое. – Впустишь? Или у тебя кто–то есть?

Роман молча отступил в сторону.

Они прошли в комнату, обставленную весьма скромно, если не сказать – бедно. Свою мебель и вещи перевозить Роман из Москвы не стал, а интерьер полученной квартиры был весьма практичен. В комнате умещались кровать, столик с монитором компьютера, два стула, кресло и диванчик. Да на стене висела книжная полка, заставленная медицинской литературой. Телевизор, комод и прочие бытовые излишества отсутствовали. Комната, по сути, являлась и спальней, поскольку квартира была однокомнатной.

– Пусто у тебя, – сказал Варсонофий, кинув косой взгляд на фотографию Даниэлы.

Роман пожалел, что не спрятал фото.

– Я в роскошестве не нуждаюсь.

– Дело не в роскоши, а в уюте. Создавать его ты не умеешь. Я на минуту заскочил, уезжаем мы.

– Как уезжаете? – не понял он. – Куда?

– В Выборг. Эмиссары АПГ начинают догадываться, кто я в иерархии «Триэн», могут спровоцировать нападение. А ты рядом, не ровён час подвернёшься под руку. Так что прощаться давай.

Роман пожал протянутую руку, покачал головой, не зная, что говорится в таких случаях.

– Может, ещё обойдётся?

– Не обойдётся, по–умному работают твари, исключительно талантливо формируют мнение о моём несоответствии занимаемой… – Варсонофий сжал зубы, останавливая себя. – Местное управленческое чиновничество – такая клоака! А ты будь поосторожней, не высовывайся понапрасну, если вычислят, кто ты есть, костей не соберёшь. Кстати, знаешь, что в нашем зоопарке слон сдох?

Роман пошевелил губами, вспоминая «сброс» преследующего щупальца мыслеволи в голову слона.

– Отчего сдох?

– Да кто ж знает, скоропостижно скончался, в минуту. Ну, бывай, пошёл я, не поминай лихом. – Варсонофий пожал локоть соседа. – Юнька хочет заскочить, попрощаться.

Он вышел.

Тренькнул айком.

Роман включил, услышал голос Вьюгина:

– Привет, висв, как здоровье?

– Нормально.

– Береги себя, ты нам нужен здоровым.

Роман вспомнил разговор с Афанасием, случившийся после того, как его подлечили лекари «Триэн», и он смог ответить на звонок.

– Спасибо тебе! – поблагодарил полковник. – Нашли мы ту подлодку, отогнали. Гнали так, что команда надолго этот поход запомнит.

– Как там, на Севере? – спросил Роман.

– Север красив, но не для меня, я другую природу люблю. Поправляйся, навещу тебя через пару дней.

Он и вправду приехал тогда в Псков и долго рассказывал о своих впечатлениях от командировки в Арктику. И орден привёз – «За заслуги перед Отечеством» IV степени.

– Вот, радуйся, Евсеич расщедрился, выписал как секретному сотруднику. Носить не рекомендую, спросят – за что.

Тогда Роман не придал награде значения, но после рассмотрел и проникся. Наградами такого уровня похвастать мог далеко не каждый.

Он кинул взгляд на шкаф в прихожей, где на полке лежала коробочка с орденом. Держать её здесь было опасно, и у него давно зрела мысль отдать орден на хранение дяде Коле Саперавину или деду Митяю.

Стукнула дверь. На пороге возникла Юна, одетая в джинсовый брючный костюм. В глазах её стояли сомнения, вопросы и тревога.

– Мы уезжаем.

– Знаю.