Забывший имя Луны - Екатерина Мурашова

– Давай, давай, попроси, – усмехнулся Маневич. – Самый тот воспитатель. Сейчас я тебе скажу, как все будет: через неделю он забудет о его существовании, потом через месяц вспомнит, начнет искать, спрашивать, рыдать всем встречным в жилетку. Потом еще год будет самоедством заниматься, рефлектировать с фотоаппаратом, а в конце концов отхватит какую-нибудь премию от гуманитарной организации за серию снимков «Беспризорные дети», купит жене духи (и как это она еще ни разу ему их в морду не запустила? – святая женщина!), а остальное пожертвует какому-нибудь детскому дому. Причем документально это никак не оформит, и директор детского дома купит на эти деньги аэрогриль своей жене… А кстати, если я его к себе возьму, то что я с этого буду иметь?

– Маневич! Морда твоя жидовская! – в отчаянии возопил Аполлон, воздевая руки к потолку. – Ну разве ж можно так!

– Ну вот, – с обидой изрек Маневич. – Как что-нибудь от Маневича нужно, так: Ленечка, Ленечка! На колени встану… А как вас против шерсти, так сразу – морда жидовская!

– Леня, друг, прости! – Аполлон по нетрезвости не заметил иронии в голосе художника и принял его обиду за чистую монету. – Нервничаю я, вот и несу невесть что. Ну хочешь, в морду мне дай… Я даже сопротивляться не буду…

– Нужна мне твоя морда! – сварливо возразил Маневич, взглянув на породистое, красивое лицо Аполлона с каким-то очень сложным чувством. – Попробую я. И без твоих выступлений попробовал бы. Только без толку все это, попомни мои слова. Все равно снесет его туда, к зверям этим. Слишком тонкий слой, слишком много условностей. Не привыкнуть ему к этому, не удержаться…

– Да он же добрый, добрый! – обрадовано закричал Аполлон, до которого не сразу, но все же дошел смысл речей Маневича. – Мне Тимоти рассказывал – он же собаку ту бездомную пожалел, выходил…

– Где Дура сейчас? Тимоти говорил? Ты знаешь? – бесцеремонно вклинился внимательно прислушивающийся к разговору Кешка.

Аполлон на миг протрезвел. Глаза его жестко блеснули.

– Прибил Алекс твою Дуру. В тот же день, как ты сбежал. Вот так.

Маневич протестующе поднял руку, словно защищая мальчика, но Кешка даже не шелохнулся. Лицо его не изменило своего выражения, только слегка побелели костяшки сжатых в кулаки пальцев.

– Не ходи туда, Кеша, – внятно сказал Маневич. – Как бы ни сложилось – не ходи. Не для того ты от зверей из леса ушел, чтобы опять к зверям подаваться.

– Я же говорил, говорил, – снова подал голос Аполлон. – Кеша добрый, он наш, он только еще сказать не может, а так все чувствует…

Внезапно Кешка вздернул подбородок и внимательно поглядел в глаза обоим собеседникам. Художники поежились.

– Я человека убил, – внятно, разом придав сцене что-то достоевское, сказал Кешка и, прежде, чем художники опомнились, растворился в коридорных сумерках.

Спустя несколько мгновений Маневич зло расхохотался, отшвырнул в угол недоточенные деревяшки и, страшно оскалившись на Аполлона (последний все понял и сразу же ушел), рванулся к холсту. Через несколько часов две крысы уходили не то к восходящему, не то к заходящему на краю картины солнцу. Одна крыса – статная и породистая, с сильными лапами и толстым мускулистым хвостом – на ходу что-то втолковывала другой и, приподнимаясь на цыпочки, тыкала острым коготком в абсолютно пустой горизонт. Другая крыса, по юношески тонкая, нервная и изящная, жадно принюхивалась к прозрачному рассветному или закатному воздуху и все норовила опуститься на четвереньки, как, в общем-то, и положено добропорядочным крысам.

* * *

Планировавшийся участковым добропорядочный полюбовный съезд сквотских жителей не состоялся. И не было в этом ни вины участкового, ни вины поэтов, художников и прочей сквотской братии. Смешала все карты небольшая, но хищная стая, которая каким-то образом прознала про сквотские неурядицы (а может, и Икс-Игрек-Банк нанял ее на всякий случай для ускорения событий).

В субботу под вечер, когда большинство сквотских жителей находилось в состоянии прозрачной грусти, сопровождавшейся легким подпитием, в помещениях сквота разом возникло десятка полтора молодых людей подчеркнуто бандитского вида. На какой-то миг многим показалось, что многострадальный режиссер «Логуса» сломался-таки и пошел на поводу у масс-культуры, решив в целях коммерческого успеха сменить жанр – снимать вместо психологической драмы боевик. Но уже в следующий момент стало ясно, что налицо не дурное кино, а дурная реальность.

– Будете вести себя тихо – никого не тронем, – заявил предводитель банды, с добродушным презрением оглядывая пьяненьких, пестро одетых насельников. – В нашем деле главное – правильная ориентация. Мы не отморозки. Капусты у вас нет – мы с вас того и не спросим. А вот хлама у вас тут лишнего, братки говорят, много, так мы вас от него щас разгрузим. Вы потом себе еще нарисуете. И не пищать! – грозно предупредил он напоследок.

«Братки» шустро разбежались по сквоту, целя прямиком в «кладовые». Ясно было, что они знали, где и чего искать. Да и неудивительно – за жизнь сквота в нем перебывало такое огромное количество случайного народа, что ни о каких специальных наводчиках не могло быть и речи.

Большинство насельников, бесконечно далекие от реалий современного бандитизма, сгрудились в кучу на анфиладе и попросту растерялись. У многих совершенно нечего было брать и они, стыдясь остальных, вздыхали с явным облегчением. Аполлон бессильно сжимал кулаки и морщил лоб, тщетно пытаясь что-нибудь придумать. Ничего не понимающий Кешка протиснулся поближе к Аполлону.

– Зачем им надо? – глядя в сторону и почти не разжимая губ, спросил он. – Здесь же ничего нет… Я их не знаю. Никогда не видел.

– Их кто-то нанял. Тот, кто знает. Коллекции Мишеля – это бешеные деньги. Картины Маневича, мои и других – тоже есть любители. У нас и в других странах. Коллекционеры. Русский авангард. Еще в кладовых, то, что ты считаешь за хлам, там есть ценные вещи. Старинные. Аппаратура. Но это все так… Приварок. Главное – для заказчика.

– Аполлошенька, может, рискнуть, послать кого-нибудь к Владим Владимычу? – громко, через всю анфиладу прошептал Мишель.

Охраняющие насельников бандиты осклабились.

– Не стоит его впутывать, Мишель. Наверняка у них все куплено. Здесь наверняка какая-нибудь подлая договоренность между банком, этими ублюдками и, может, милицией, которой не хочется самой расселять бомжатник. Сам понимаешь, что именно так мы у них числимся. Владим Владимыч помочь не сможет, а неприятности поимеет…

– Но у меня же там негативы, а эти варвары… – жалобно сказал Мишель со слезами на глазах и прикрыл рукой лицо, стесняясь своего недостойного мужчины поведения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});