Держава (том второй) - Валерий Кормилицын

— Я буду жаловаться! — завизжал Абрамов.

— Ваше право. За нанесение побоев солдату, согласно правилам, подвергнитесь наказаниям, включающим арест на полгода или увольнение со службы. К тому же ударили не простого солдата, а георгиевского кавалера. Поэтому к вам применят обе вышеназванные санкции, — назидательным тоном прокурора провещал из дверци фудутунки Рубанов.

— Слышал, что армейский законовед сказал. Следовало внимательнее читать плакат: «Офицер должен уважать права своего собрата, нижнего чина», — радостно подтолкнул интенданта к соседнему складу Игнатьев. — Сейчас шрапнели посчитаем, а вечером — стреляться! Убьёт он тебя, Иаков Иудович. Как пить дать — убьёт. Лучший стрелок Павловского полка.

Вечером два солдата занесли в номер четыре ящика вина, с глупым официантом на этикетке.

— Господин Абрамов весьма тяжело заболел, и к тому же срочно уехал в командировку, — указал на вино Игнатьев. — Дабы завуалировать недоразумение, шлёт презент, — улыбнулся Рубанову. — А денщику — китайского самогона под кодовым названием «ханшин», купишь. Для успокоения нервов. Интенданты — они такие. Из любого щекотливого положения выкрутятся… Жизнью дорожат!

Через день, прибывших в родной полк Рубанова с Козловым, встречали Зерендорф и младший унтер–офицер Сидоров.

— Никита, что это у тебя вид какой смурной, словно десять нарядов не в очередь получил, и руки трясутся? — поблагодарив за подарки, с улыбкой поинтересовался товарищ.

— Ох, Левонтий, мил человек, и не спрашивай. Ты ведь и сам знаешь, что я с Бодуна… А тверёзые там не ходят. По уставу не положено… Бодунского ханшинчика я и тебе привёз.

Аналогичный вопрос задал своему другу подпоручик Зерендорф, получив на него аналогичный ответ. Только вместо «ханшинчика», солдаты занесли в офицерскую палатку несколько ящиков вина.

— Привет из Бодуна! Хорошее вино, — заикаясь, стал дарить другу подарки Аким. — Мыло, с боярином на базаре, — трясущимися руками доставал из купленного, прекрасной кожи «мэдлеровского» чемодана гостинцы. — Папиросы «Суворов» и к ним портсигар, — споткнулся и рухнул на снопы гаоляна, исполняющие в палатке роль дивана.

— Что с ним? — навестил офицеров капитан Зозулевский и сглотнул слюну, обозрев запасы вина.

— С Бодуна подпоручик, — откупорил бутылку Зерендорф.

____________________________________________

В жаркий июньский полдень в кабинете Николая Второго пили чай и вели неторопливую беседу, помимо императора, три государственных мужа: военный министр Виктор Викторович Сахаров, министр внутренних дел Вячеслав Константинович Плеве и дежурный генерал–адъютант Рубанов.

«Слава Богу, дети живы, — отхлебнул тёплый чай Максим Акимович, — а старшенький, к тому же, как сообщил «Русский инвалид», получил «клюкву» на шашку. От самого–то писем не дождёшься».

В распахнутое окно влетел бойкий ветерок, и скромно поиграв портьерой, ринулся озоровать на столе, уверенно перебирая секретные документы и шелестя картой боя при Вафаньгоу, что произошёл в первых числах месяца.

Прихлопнув ладонью поднявшего карту озорника в районе сосредоточения 2‑й армии японского генерала Оку, Николай произнёс:

— Виктор Викторович, обрисуйте коротко положение нашей и японской армий после Тюренченского сражения.

— Ваше величество…

— Сидите, сидите, — махнул той же ладонью, что победил ветерок, император.

— К концу апреля наша армия усилена войсками Приамурского и Забайкальского округов. В полном составе мобилизованы Забайкальское, Амурское и Уссурийское казачьи войска.

— Извините, Виктор Викторович, но из России вы посылаете в Маньчжурию лишь пожилых бородатых дедов… Интересно, почему главную роль в этой войне вы возложили на людей, призванных из запаса? Ведь у нас имеется регулярная миллионная армия. Правильно сказал генерал Драгомиров: «Японцы — макаки, да мы–то кое–каки», — поднял настроение императора Рубанов.

— Какой ещё кладезь солдатской премудрости выдал Драгомиров? — отсмеявшись, поинтересовался государь.

— Провожая в поход Куропаткина, его благословили множеством икон. Из–за этого огромного количества образов, генерал Драгомиров придумал каламбур: «Куропаткин получил столько образов, что не знает, каким образом победить японцев…».

Каламбур государю не понравился. Сахарову тоже.

— …Японские армии после Тюренченского боя начали массовую высадку на Ляодунский полуостров, — не подумав даже улыбнуться, продолжил военный министр. — 2‑я японская армия под командованием генерал–лейтенанта Ясукаты Оку, высадилась в порту Бицзыво и стала продвигаться на юг, перерезав железную дорогу, связывающую крепость с Мукденом. При этом главнокомандующий адмирал Алексеев с трудом успел покинуть Порт—Артур и уехать в Ляоян…

— Лучше бы он этого сделать не успел и остался в крепости, — вновь перебил Сахарова Рубанов, чем сильно его возмутил и порадовал Плеве.

— Максим Акимович, имейте совесть, я делаю доклад государю, а вы, стоящий ниже меня по должности, бесконечно перебиваете своего военного министра.

— Когда выработается решение и надо будет его выполнять, я стану это делать беспрекословно. Ну а на данном этапе, считаю, что имею право делать свои умозаключения, несмотря на то, нравятся они вам или нет. К тому же мы оба генерал–лейтенанты и носим звание генерал–адьютантов… Но при этом я старше вас на пять лет, а следовательно, дольше служу и имею больше опыта.

Плеве показалось, что круглая оправа очков с тонкими дужками, просто раскалилась на покрасневшем, широком лице Сахарова, а лысина покрылась капельками пота от недовольства и гнева.

— Господа, успокойтесь, — миролюбиво произнёс царь. — Максим Акимович, обоснуйте, на каком основании Алексееву лучше было бы остаться в крепости. Оттого, что командующий войсками генерал Стессель, и комендант крепости генерал Смирнов посредственные руководители?

— Никак нет, ваше величество, — по–военному ответил Рубанов. — Ежели бы наместник остался в крепости, то стал бы единственным руководителем обороны. Ведь помимо названных вами генералов, есть ещё и командующий флотом адмирал Витгефт. То есть, налицо троевластие. И в Маньчжурии остался бы лишь один командующий — Куропаткин.

Император, задумавшись, ничего не ответил на эту реплику, а нахмурившись, начал внимательно изучать карту сражения при Вафаньгоу.

Сановники тактично молчали.

— Продолжайте, Виктор Викторович, — достал из портсигара папиросу государь, подняв глаза от карты. — Закуривайте, кто желает, господа.

— … Следом стала высаживаться 3‑я армия генерала Марисуке Ноги, — скорбно глянул на Рубанова, сквозь остывшие уже очки, министр, и, видя его неподдельное внимание, продолжил: — сформированная для осады крепости с севера. Её прикрывали войска Ясукаты Оку.

— Одни «суки», — тихо буркнул себе под нос Рубанов.

Николай расслышал и с трудом сдержал улыбку — ему нравилась вовремя сказанная солёная солдатская шутка. Рубанов с генералом Драгомировым были на это мастаки.

— …Одновременно в порту Дагушань, началась высадка 4‑й армии под командованием генерала Митицуры Нодзу. Продвигаясь в сторону Порт—Артура, 2‑я армия вступила в бой с русскими войсками, которые занимали Цзиньчжоуские позиции — самое узкое место Квантунского полуострова. Позиция называлась «воротами к Артуру» и находилась от крепости на удалении в 40 вёрст. Перешеек и город Цзиньчжоу оборонял 5‑й восточно–сибирский стрелковый полк 4‑й восточно–сибирской стрелковой дивизии, усиленный полевой артиллерией. 3800 человек пехоты при 65 полевых орудиях, и 10 пулемётах. Командовал полком полковник Третьяков. Когда японцы подошли к перешейку, из Порт—Артура выдвинулась дивизия генерала Фока. Атака японцев началась утром 13 мая. Кроме сухопутной армии, против нас действовали 4 канонерки и 6 миноносцев, начавших обстрел наших позиций. Мы, в свою очередь, выслали в Талиеванский залив канонерскую лодку и 3 миноносца. Им удалось на некоторое время задержать наступление левого фланга 2‑й японской армии. Штурм позиции полка вели последовательно менявшиеся части 2‑й императорской армии, численность которой в 10 раз превышала количество русских. К 11 часам утра японской артиллерии удалось подавить огонь русских батарей. Часть из них, израсходовав снаряды, прекратила огонь. В этом бою особенно отличилась батарея капитана Гобято, расположенная на закрытой позиции. Она успешно вела огонь по вражеской батарее на горе Самсон и уничтожила её, не понеся потерь личного состава.

— Надеюсь, капитана наградили? — поинтересовался государь.

— Так точно, ваше величество.

— Но, не получив подкрепления, обескровленный 5‑й полк отступил, потеряв 1375 солдат и 28 офицеров, — вновь начал раскалять очки военного министра Рубанов. — Ваше величество, разрешите высказать свою точку зрения, — спохватился Максим Акимович, и на утвердительный кивок императора, продолжил: — Если бы генерал Фок, в дивизии коего имелось 13700 человек и 130 орудий, своевременно оказал помощь полковнику Третьякову, то мы бы перешеек отстояли, так как один только полк уничтожил четыре с половиной тысячи японцев. Генерал Куропаткин не понял значение «ворот к Артуру» и не планировал удержание позиции, послав Стесселю телеграмму: «Самое главное — это своевременно отвести войска генерала Фока в состав гарнизона Порт—Артура. Мне представляется желательным вовремя снять и увести с Цзиньчжоуской позиции на поезде орудия. Иначе у японцев будут новые трофеи». — И потому полевые батареи имели на одно орудие всего 60 снарядов, — вскочил со стула Рубанов. — Простите, ваше величество… Но досадно же…