Лилипут - Игорь Колосов

Но его собеседник, так и не увиденный мальчиком, вовсе не собирался удовлетворять его просьбу. Он рассмеялся. Тони был уже не в силах плакать, только глухо стонал. И даже когда его кто-то начал душить проволокой, мальчик не сделал ни одной попытки освободиться.

Глава тринадцатая

1

День сменял ночь, тусклый свет сменял непроглядный мрак. Гэл Хокинс лежал на матрасе (откуда он здесь взялся? Когда?) в кухне и делал редкие вылазки в туалет. Остальное время проходило в каком-то забытьи, словно ему постоянно кололи наркотики, дурманившие сознание. Гэл смутно понимал, что стал безвольной кучей мяса. Одна надежда на помощь извне. Хокинс ждал шерифа. Лоулесс, не обнаружив констебля в муниципалитете, где они договорились встретиться, непременно позвонит и… Гэл вряд ли сможет подойти к телефону, но Чарли обязательно захочет выяснить, куда же запропастился его заместитель. Он должен будет приехать по домашнему адресу Хокинса, чтобы убедиться, что его там нет. Гэл надеялся на это. Но прошли уже не одни сутки… Или ему это казалось? Во всяком случае, вторник точно прошел, а шериф не появлялся. Констебль не мог дать знать о себе сам — телефон из кухни исчез, к тому же все номера вылетели из головы, да и, честно говоря, голова у Хокинса начинала работать, лишь когда чувство голода было не очень сильным. Но пока он силился подняться на ноги, голод становился просто зверским, и мысли о еде вытесняли все остальное. Насытившись, он попадал во власть сонливости (не переходившей, однако, в нормальный сон), путаницы в мыслях, забытья. Была еще надежда на жену, которая должна возвратиться из Линна, но как назло та, наверное, не могла никак оторваться от очередного уродливого племянника. И все-таки Гэл надеялся, что, быть может, ему удастся спастись. Он догадывался, что стал жертвой (кого? Или чего?). Что-то случилось с его организмом. И не только с желудком, но и с сознанием. В доме вокруг него происходило слишком много странных вещей, чтобы их не замечать. Уничтожив два сандвича, неизвестно откуда появившиеся, Гэл обнаруживал такие же сандвичи на том же месте не менее десятка раз, когда желудок заставлял его подниматься в поисках пищи. Холодильник оказывался забитым до отказа всякий раз, когда Гэл заглядывал туда. По всем правилам там давно ничего не должно было остаться, но Гэл находил в достатке разнообразную еду, жирную и вкусную, хотя съел уже такое количество, что оно не поместилось бы и в десяток подобных холодильников.

Хокинс ел, ел, ел. Он не знал, сколько набрал веса, но ходить (как и дышать) стало неимоверно тяжело. В одно из редких посещений туалета (что давалось ему с великим трудом) Гэл, возвращаясь, задержался в прихожей у зеркала, в котором можно было увидеть лишь верхнюю часть тела. То, что он увидел, заставило его… отшатнуться. На него смотрел совсем чужой человек с обрюзгшим, свиноподобным лицом. Гэл закрыл это лицо толстыми короткими пальцами и вернулся на кухню. Невероятно, но за несколько дней он набрал фунтов сто пятьдесят. Он изменился до неузнаваемости. Грязная майка и спортивные штаны растянулись, обтягивая все тучневшее тело. Была минута, когда Гэла охватило сомнение, действительно ли прошло несколько дней. Он знал только, что несколько раз темнело, как будто наступала ночь. И все. Но эти ночи проходили в каком-то тумане. Гэл не мог думать ни о чем, кроме еды. Мозг отторгал все остальное. Мысли о еде. Постоянно. Отказаться от съестного Хокинс не мог. Это было бы равносильно самоубийству. Он надеялся, что еда кончится, и он перестанет есть. Чем это может обернуться, Хокинс не задумывался. Главное — он не будет есть. Но пища не переводилась. Еда и полудрема, когда что-то мерещится, переплетаясь с реальностью. Один раз был запах жарящегося бекона, другой раз чей-то хриплый голос, предлагавший ему встать и подкрепиться. Гэл стал замечать, что силы покидают его все быстрее. Сердце временами вообще переставало биться, и растолстевший констебль с ужасом думал, что ему пришел конец. Вскоре он понял, что умрет, если не сделает хотя бы попытку выбраться. Нужно лишь выйти на крыльцо, а там, может быть, его заметят соседи (или подумают, что делает на крыльце мистера Хокинса эта жирная задница?). В крайнем случае, он найдет в себе силы доползти до дороги, где его непременно заметят из проезжающей машины, надо только выйти из дому. А уж тогда ему помогут. Почему он раньше не вышел?.. Когда мог соображать и нормально двигаться? Теперь же его мучило горькое предчувствие, что он опоздал. Гэл доел остатки яичницы с беконом, сосиски с горчицей и повалился на матрас. Желание выбраться из передряги притупилось приятным ощущением набитого желудка. Безволие накрыло мужчину словно одеялом, глаза начали слипаться. Приказать себе подняться было все равно что приказать стулу выйти из кухни. Сонливость заставила Гэла забыть о его намерении. Он не знал, сколько прошло времени, но из коматозного состояния, как обычно, его вывело урчание в животе. Конечно, Гэл хотел есть. Ничего удивительного. Снова голод пытается затянуть ему петлю на шее. Однако именно в этот момент наступило некое прояснение в голове.

Растолстевший Гэл посмотрел на свои ноги. Эластик, готовый лопнуть, обтягивал жирные окорока, некогда бывшие худыми ногами. Предплечья казались в обхвате больше, чем раньше были бедра. Бедняга чувствовал, как тяжело работает сердце, а он лишь поменял лежачее положение на сидячее. «Очень может быть, что сердце не выдержит», — подумал Гэл. Он очень рисковал, пустившись в столь далекое, по его теперешним меркам, путешествие. Но выбора не было. Гэл подозревал, что больше такой ясности в мыслях не будет, и поискал глазами, за что ухватиться. И тут пришла ужасная мысль. Он НЕ ПРОЛЕЗЕТ в дверной проем! Входная дверь была достаточно широка и, пожалуй, пропустила бы его супермассивную тушу. Но из кухни… У него потемнело в глазах — неужели придется торчать здесь до самой смерти? Неужели… Старческий смех, раздавшийся где-то рядом, прозвучал так неожиданно, что Хокинс весь передернулся, будто его ударило током. Он давно подозревал, что в доме кто-то есть. Это не укладывалось у него в голове. Кто мог бродить по дому и для какой цели? И вот этот неизвестный подал голос.

2

Когда шок от неожиданного смеха прошел, Гэл, с трудом ворочая головой, осмотрелся и… никого не увидел.

— Лучше тебе остаться дома, Гэл!

Голос звучал слабо, словно доносился из прихожей или гостиной, но Хокинс готов был поклясться, что говоривший находится у него под носом. Вот только… где? В кухне, хоть она и была просторной, спрятаться было негде. Гэл схватился рукой за сердце, моргая расширенными от ужаса глазами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});