Книга - Ефимия Летова

я забралась, а Тельман продолжал стоять и глядеть на меня снизу вверх. Одетый перед походом в лучших традициях пустынных бедуинов, с повязанной вокруг головы куфией, облаченный в белоснежное платье-халат в пол поверх традиционной одежды, он выглядел забавно, вызывая ассоциацию с Алладином. Перчатки у него действительно были, правда, какие-то ненадёжные. Не для раскалённых котелков и строптивых королев. Не надевая их, Вират провел тонкой мягкой тканью перчаток по моему предплечью от запястья в сторону локтя. И вдруг лицо его, расслабленное и непривычно мягкое, закаменело. Я непонимающе уставилась на него и вдруг поняла, в чём дело.

— Когда? — безжизненно проговорил Тельман, и пришлось ответить, потому что врать ему не хотелось хотя бы в мелочах:

— Незадолго до моего возвращения. Не ты один страдал в заточении под постоянным присмотром, знаешь ли. Но сейчас это всё в прошлом, не обращай внимания. Как будто это была не я.

— Крейне…

— Забудь, — сказала я, досадуя, что он увидел. Что он мог сказать, что он мог сделать? Сколько во всём произошедшем было его вины — с учётом того, что его самого как будто и не было, был только персонаж, созданный мной, намеренно несовершенный, слишком похожий на того, кто когда-то разбил сердце мне? Убивая Крейне, несчастную незваную королеву, я словно прощалась с самой собой, той, которой была когда-то: слабой, нелюбимой, потерявшейся в собственных чувствах. И хотя персонаж выжил вопреки всему, нет больше ни той Крейне, ни Кнары Вертинской, похожей на Крейне, есть кто-то третий, тот, кто хочет жить и бороться за себя.

Есть я. И мир, получивший свободу от произвола собственного демиурга. И я могу здесь остаться насовсем, а моё полузабытое, полустёртое прошлое — точно эти шрамы на руках. Если не вглядываться, не напоминать — почти незаметно.

Камал Тельмана опускается перед ним, но Вират медлит, всё ещё разглядывая мою руку.

— Поехали! — говорю я, а Тельман вдруг касается меня ладонью — и тут же отдёргивает её, словно от открытого огня. — Не мучай себя, если тебе неприятно…

— Может быть, я смогу привыкнуть, — Тельман забирается на камала и смотрит не на меня — вперёд. — Не знаю, почему так произошло, вероятно, уже и не узнаю, но, может быть, всё однажды изменится?..

— Может быть, — киваю я ему. — Невозможного в этом мире вообще очень мало, мой Вират.

И мы наконец-то выехали с территории Каменного дворца.

Глава 45. Криафар.

Зона Охрейна — единственного оазиса этого высохшего и закаменевшего мира, оставшаяся неподвластным проклятию — охранялась лучше, чем Каменный королевский дворец. Действительно, что дворцу-то сделается, кому он нужен?! А тут — филиал рая на земле. То есть, нужно говорить — Мируша.

Охрана при виде нас довольно-таки непрофессионально вытягивается лицами, но хотя бы никак не комментирует ситуацию. Тельман чуть ускоряется, и я не слышу, что он говорит стражникам, но те расступаются быстро и поспешно, склоняют головы.

На мгновение я удивляюсь тому, откуда в мире, лишённом интернета и вообще средств массовой информации как таковых, узнают Его Величество в лицо. Этот вопрос я и озвучиваю, как только мы преодолеваем кордон из стражников, а затем проезжаем в неторопливо, со скрипом отворяемые металлические ворота посреди своеобразной ограды из каменных насыпей.

— Я невероятно популярен среди простого народа, — хмыкает Тельман, картинным жестом отбрасывая прядь тёмных волос за спину. Ну, да, в нашем мире его инстаграм взорвался бы от популярности, у нас вообще падки на смазливые мордашки богатых парней, но здесь? Видя моё недоумение, Тельман сдаётся. — Во-первых, на камалах приезжают только представители дворца. А во-вторых — вот.

Ключик на цепочке на его шее. Своеобразная королевская печать.

— По правилам, с возвращением отца я должен был вернуть ему это. Но он не попросил, а я не стал проявлять… инициативу.

Хмыкаю тоже.

— А как же корона?

— Исключительно для праздничных и торжественных мероприятий, которые бывают раз в несколько лет.

— Жаль.

— Почему?

— У меня осталось так мало времени, а я хотела бы её примерить. Просто примерить. Может быть, так бы я почувствовала себя настоящей королевой. Это было бы хорошее воспоминание, почти волшебное.

— Ты же надевала её на свадьбу. И… ты и так королева.

— Номинально. И ненадолго. А свадьба была как будто целую тысячу лет назад. Я уже ничего не помню.

— Ты можешь остаться.

Тельман говорит это спокойно, не глядя на меня, как бы между делом, а я теряюсь. И ничего не отвечаю ему, разглядываю ровные насыпи шоколадного оттенка щебёнки, скрывающей от любопытствующих взглядов жемчужину Криафара. Сама не знаю, рада я этой внезапной перемене, этому подарку — или подачке, с какой стороны посмотреть, — или наоборот зла, безмерно зла на него и на себя заодно.

Потому что остаться хотелось. Очень.

Вернуться было необходимо, но я не помнила, зачем и почему. Толком не могла понять, куда, к кому. Странные провалы в памяти потихоньку восполнялись, затягивались, и всё-таки я чувствовала, что потеряла, упустила из вида нечто самое важное.

Мы проехали в очередной проход, словно протиснувшись сквозь невидимую тонкую, но ощутимую, слегка влажную плёнку, и я забыла о своей амнезии, о Тельмане и его полушутливом, полусерьезном предложении, вообще обо всём на свете. Потому что посреди мёртвого высохшего мира камня и песка пульсировало, дышало, переливалось всеми оттенками зелени, синевы и пурпура самое настоящее чудо.

Охрейн.

* * *

Мне трудно оценить его площадь, вероятно пара десятков квадратных километров, но, возможно, я сильно занижаю количественные показатели. В первый момент чёрные поля, покрытые зеленым, золотым и какими-то перламутровым флёром ранней, только что поднявшейся растительности кажутся мне бескрайними. Бесконечными. Россыпь сельскохозяйственных строений — конюшен, коровников, курятников, если так можно их назвать, потому что ни лошадей, ни коров, ни кур в привычном мне понимании в Криафаре нет — протянулась справа. Где-то вдали я вижу пасущиеся стада мохнатых четырёхрогих лохтанов. Река, единственная сохранившаяся полноводная река Айвуз была с этой точки обзора не видна, но я чувствовала её запах. Пьянящий, головокружительный, свежий запах жизни: воды, жирной плодородной земли, незнакомых животных и иномирных растений, всё это, невообразимо смешавшееся в какое-то хитросплетение