Былой войны разрозненные строки - Ефим Гольбрайх

После Парада Победы на квартире у Жукова в узком кругу собрались члены семьи, его жена Александра Зуева с дочерьми и близкий друг Георгия Константиновича — Лидия Русланова. «Правительство, — сказала она, — оценило подвиг полководцев, но не оценило подвиг их жен» и подарила Зуевой дорогую брошь в виде пятиконечной звезды с брильянтами, по слухам принадлежавшую когда-то Наталье Гончаровой.

Лидочка оставалась с Георгием Константиновичем и после Победы. Она жила с ним в Москве и последовала за ним в Одессу и в Свердловск. Дважды она сделала аборт и оба раза это были мальчики, о которых Жуков так мечтал… Лидочка оставалась с ним до того, как в Свердловске он влюбился в военврача Галину Семенову. Лидочка уехала в Москву, где Жуков, став министром, помог ей получить квартиру.

Галина Александровна была моложе Георгия Константиновича на 30 лет. Она стала последней настоящей любовью Маршала и после рождения дочери (опять девочка!) Марии Жуков зарегистрировал брак.

Но прожили они после этого недолго. Сначала скончалась от рака Галина Александровна, через полгода ушел из жизни и Маршал. Жуков завещал похоронить себя рядом с женой, но Брежнев распорядился захоронить его прах в Кремлевской стене.

Возвращаясь к военной деятельности Жукова, следует отметить, что и он являлся сторонником доктрины «бить врага на его территории», о чем он нигде не упоминает. Как Начальник Генштаба он в 0 час 25 мин направил в войска директиву — «На провокации, — (которых было предостаточно), — не отвечать», вместо того, чтобы привести их в состояние боевой готовности. Директива дезинформировала командиров и добавила растерянности в и без того непростую обстановку. Но такова была политика правительства и Сталина. Жуков неправильно ориентировал Командующего Белорусским Округом Павлова, считая, что главный удар противника будет наноситься НЕ через Белоруссию. Это в значительной степени предопределило разгром Западного фронта. Павлов был расстрелян.

Жуков был государственным человеком.

После смерти вождя Жуков предотвратил приход к власти Берии, сыграл решающую роль в его аресте, нейтрализовал органы безопасности, перебросив с Урала две танковые дивизии и арестовав офицеров этого ведомства.

Не за это ли Георгий Константинович получил четвертую звезду Героя Советского Союза, когда страна никаких боевых действий не вела, став единственным в СССР четырежды Героем? (Заметим, в скобках, что по положению о звании Героя Советского Союза при повторном и последующих присвоениях звания орден Ленина не вручается, а только очередная Золотая Звезда. Жуков настаивал — и получал — и ордена Ленина…)

История повторилась в 1957 году во время противоборства с «антипартийной группировкой». Министр безоговорочно принял сторону 1-го Секретаря, на военных самолетах доставил в Москву всех членов ЦК, а на самом Пленуме выступил с убедительной и аргументированной речью. Его ввели в члены Президиума (Политбюро).

И вдруг, меньше, чем через полгода, он был снят со всех постов и отправлен на пенсию!..

В своих воспоминаниях Хрущев пишет: «Для меня это было очень болезненное решение». (Еще бы! Всего четыре месяца назад Жуков его спас). От КГБ и политорганов поступали сигналы об опасности сосредоточения в руках Министра Обороны чересчур большой власти.

Жуков стал формировать в войсках диверсионные штурмовые части, дивизию спецназа и особые бригады, создал школу диверсантов, пытался подчинить себе пограничные войска.

Все это без ведома ЦК и правительства. (Надо помнить то время и существовавшую тогда систему власти).

Это еще не был путч. Да и едва ли он был возможен — популярность Жукова в армии была не столь велика, как он привык думать. В войсках было много обиженных им генералов и офицеров. Всем надоела его безапелляционность и грубость. В беседе с К. Симоновым, оценивая свои ошибки и промахи, Жуков скажет: «…В чем-то, очевидно, виноват и я — нет дыма без огня!»

Были и причины оборонного характера. Численное превосходство уже не играло в современной войне решающей роли. Тактика Жукова заваливать противника трупами уже не годилась. Наступало время ракет.

Многие военачальники считали, что войну можно было кончить еще в феврале. В их числе был и герой Сталинграда Маршал Чуйков. Сотни тысяч солдат и офицеров остались бы живы. Скептическую улыбку вызывает у военных и эксперимент с прожекторами — генерал Горбатов, на правах бывшего однокашника, спросил Жукова: «Зачем ты зажег прожектора?». — «Чтоб было светло наступать!». — «Ну и наступал бы днем».

Оба эти момента довольно наивно обыграны в фильме Озерова о Жукове — … К Жукову входит начальник штаба фронта с подготовленным приказом о начале наступления. Командующий продолжает играть на баяне: «Правильно, Георгий Константинович. Люди устали».

И уж совсем смешно обыгран эпизод с прожекторами: солидные люди, командармы, по-детски щурятся и отворачиваются от слепящего света.

Щурились и немцы. Но недолго…

Не автору, начинавшему войну рядовым солдатом пехоты, давать оценку полководческому таланту прославленного Маршала. Но вот взгляд со стороны — когда Эйзенхауэру доложили о потерях советских войск в Висло-Одерской операции, генерал воскликнул: «Меня бы за такую победу отдали под суд!..»

Но он же, став Президентом Соединенных Штатов, сказал: «Не вызывает сомнений, что это был превосходный полководец. Объединенные нации никому так не обязаны, как маршалу Жукову».

Еще обиднее оценка военными специалистами и историками Берлинской операции — она определяется, как преступно-бездарная, через черточку. Союзники не ввязывались в эту битву — берегли людей. Необходимости в штурме Берлина не было. Город был окружен и пал бы через несколько дней. Это была чисто политическая акция, инициированная Сталиным: «Добить врага в его логове!».

Но стоила она десятков тысяч жизней…

Но и здесь не все так просто.

1 апреля 1945 года Черчилль писал Рузвельту, что «если русские захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу?» и далее: «если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, то мы, несомненно, должны его взять».

Не оказался. И неизвестно как на это письмо отреагировал Рузвельт. Едва ли согласием.

Но если об этом письме было известно советскому руководству, становится понятным стремление Командования как можно скорей взять Берлин, не считаясь с потерями.

Что касается «подавляющего вклада», то сам же Черчилль его признал, сказав, в свойственной ему манере: «Красная Армия выпустила кишки из германской военной машины».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});