Нашествие с севера - Сергей Юрьев

– За южной стеной – там никто не увидит раньше времени… – ответил Нау.

Юм с Даном посторонились, и из-за их спин вышли четверо воинов с носилками. Тело жрицы погрузили на них, прикрыли белым льняным покрывалом и вслед за Герантом понесли туда, где всё уже было подготовлено для погребального костра. Ранним утром Нау беседовал с королевой, убеждая ее отказаться от публичной казни, не особенно надеясь, что жрица найдет в себе силы умереть самостоятельно. В конце концов Элис не сказала ни да, ни нет, заявив, что если казнь не состоится, Нау сам должен объяснить публике, почему отменили представление. И вот Герант ушел совершать погребальный обряд, а Нау предстояло успокоить толпу, которая уже ревела на площади вокруг осинового столба, обложенного осиновыми дровами. У него возникло чувство, будто он сам отправляется на казнь, и сейчас толпа, у которой отняли законную жертву, просто разорвет его.

О начале церемонии должен был объявить герольд, стоявший на помосте рядом с кучей дров. Пока не началось, он беззлобно переругивался с передними рядами собравшегося народа и ждал, когда из дверей королевских покоев выйдет стражник с факелом, от которого и запалят в конце концов дрова.

Нау неторопливо протискивался сквозь толпу. Настроение почти у всех было благодушное, а люди в большинстве знали его в лицо и сами расступались перед ним. Постепенно ему удалось протолкаться в первые ряды, и он услышал, как герольд покрикивает на кого-то:

– Эй! Руки-то убери! Не трожь покрывало – в него ведьму завернут!

– И что, тоже спалят?! Жалко. Вещь хорошая…

– А вот я тебя поленом поперек спины-то!

К помосту тем временем протолкался лирник Ясон, который прибился к войску лорда Бранборга еще после битвы на границе Холм-Гранта. Он что-то прошептал герольду, и тот кивнул в ответ. Лирник тут же расчехлил свою лиру, решив, видимо, поразвлечь публику, пока не началось. Он ударил по струнам и запел:

Если враг побежден, но пока еще жив, нанеси свой последний удар,И никто никогда не осудит тебя за стремление к полной победе.Если враг не убит, но уже побежден, пусть его поедает пожар,Не щади его дом и его не щади, торопись по горячему следу!

Нау пробился в круг, вырвал у него лиру и размахнулся, чтобы разбить ее о голову Ясона, но тот моментально упал на колени и прикрыл ее руками.

– Служитель, если вы разобьете его лиру, он же умрет, – заметил герольд. – Ведь в лире душа лирника.

– Этот не умрет, – ответил Нау, но всё-таки просто положил лиру на мостовую рядом с извивающимся Ясоном, решив, что инструмент-то уж точно ни в чем не виноват. – У него, похоже, вообще нет души.

Ясон, подхватив лиру, быстренько отполз в толпу, а Нау начал молча подниматься на аккуратную поленницу. Несколько раз Служитель чуть не оступился, когда круглые чурки выкатывались у него из-под ног, но в конце концов добравшись до столба, он прижался к нему спиной и оглядел людское скопление. Площадь не вместила всех желающих увидеть смерть последнего врага, и народ заполнил стены, высовывался из окон галерей. Толпа удивленно притихла, а передние ряды даже попятились в недоумении.

– Смотрите! Ведьма себе дружка нашла! – крикнул кто-то, но на него зашикали, и крикун мгновенно затих и затерялся в толпе.

Раздалось еще несколько криков, но их тут же заглушило общее настороженное молчание. Все еще ждали, когда же приведут ведьму, многие держали в руках кульки с гнилой репой, чтобы кидать в нее, пока гудение пламени не заглушит ее вопли. Им казалось, что это почти то же самое, что и швырять со стен раскаленные камни и лить жидкий огонь на мертвяков, штурмующих замок. Все ждали ведьму, и никто не понимал, что делает этот тощий Служитель на поленнице, которая сложена вовсе не по его душу.

Открылись ворота верхнего замка, и по крутой лестнице вниз начали спускаться воины, вооруженные длинными парадными копьями, почти бесполезными в бою, но имеющими грозный, устрашающий вид. Они спускались колонной по двое, и толпа расступалась перед ними. Когда передние дошли до центрального круга, последние еще выходили из ворот. От ворот до самой поленницы образовался живой коридор, и по нему двинулось несколько Служителей. Каждый из них нес стопку книг, найденных в капище кадаров. Каждый из них поднимался на будущее кострище, вываливал книги к ногам Нау и спускался вниз. Словом, происходило совсем не то, чего ожидал герольд, и не совсем то, чего ожидала толпа, поэтому и герольд, и народ молчали.

– Ведьму на костер! – раздался из толпы крик какого-то Служителя из местных, и сначала несколько нестройных голосов подхватили его, а через несколько мгновений тысячи глоток хором ревели: «Ведьму! Ведьму! Ведьму!» Вынесли факел, и крики толпы слились в единый гул. Вслед за факелом притащили идола из подземелья и положили его поверх книг.

Рев толпы нарастал, заполняя всё пространство между стенами. Казалось, никакой звук не может пробиться сквозь него. И тут Нау начал говорить. Он говорил тихо, как будто и не хотел, чтобы его слова кто-нибудь услышал. Собственно, и слушать-то пока никто не собирался, лишь нарастала всеобщая жажда зрелища, которое было обещано, о котором говорили как о символе недавней победы. Нау начал говорить, и поначалу никто не заметил даже шевеления его губ, но большинство собравшихся на площади ощутили какое-то странное беспокойство, как будто с какого-то момента перестали узнавать самих себя…

– …и каждый из вас, видя смерть врага, на которого пала справедливая кара, испытает восторг, и ощущение сладости мира снизойдет на него. Но кто из вас сможет объяснить самому себе смысл ненависти и суть того восторга, который она порождает, настигнув жертву? Кто сможет сказать самому себе, что он знает меру справедливости, что он достаточно милосерден для того, чтобы назначать кару тому, кто равен тебе перед Творцом. А перед Ним равны мы все – сильные и слабые, мудрые и глупцы, добрые и злые, герои и трусы, красавцы и уроды, трудяги и нерадивые, знающие Путь и блуждающие в потемках. Все они равны в одном – Творец каждому оставляет надежду, и во всякой, даже самой ничтожной, твари заключена частица Его. В прошлом осталась только половина вечности, а вторая ее половина принадлежит каждому из нас, и частица надежды заключена в каждом ее мгновении. Так стоит ли осквернять ненавистью то, что когда-то было создано с любовью…

Незаметно сами собой смолкли все прочие звуки, и лишь голос Служителя звучал, тихий, но слышимый всеми. На высоком мосту, ведущем из королевских покоев на стену, стояла Сиятельная Элис вместе со свитой, но никто не заметил, когда она там появилась, из-за южной стены потянуло дымом погребального костра, но и на это мало кто обратил внимания. То, что говорил Нау, не всем было понятно и никому не было понятно до конца, но слова его завораживали, в них ощущалась сила, недоступная смертным.

Ведунья Сольвей стояла у высокого окна, выходящего на площадь, и, замерев, впитывала каждое слово. Она чувствовала: именно сейчас Нау хотя бы вскользь может упомянуть о тех тайнах, которые Служители прячут за семью печатями, не посвящая в них никого, кроме обладающих Даром, посвятивших себя Творцу. Ведуны и ведуньи сами редко делились своими знаниями друг с другом и старались передавать их только по наследству старшему из детей, а если не имели потомков, то единственному ученику. Они обычно даже избегали записывать рецепты снадобий, тексты заговоров, найденные ими на ощупь, знаки Силы. Иногда кто-то пользовался секретами, подслушанными или подсмотренными у других ведунов. Бывало и так, что иные из них нанимали разбойничьи ватаги, чтобы те вылавливали обладателей неведомых им знаний, а потом старались выведать их пытками, обманом, посулами. Но порой ведуны дарили друг другу свои тайны, и это было знаком дружбы и признательности. И никогда никто из них не упускал случая подслушать что-нибудь из уст Служителей. Сольвей сама не раз видела, как больной, которому не помогли никакие средства, исцелялся лишь по одному их слову. Ведунья запоминала эти слова, но когда она повторяла их, пытаясь кого-то вылечить, толку не было никакого. Служители умели вызывать дождь, находить утерянные вещи, называть виновных. Они редко брались за подобные дела, только если на то, как они утверждали, была воля Творца, но если брались, то исполняли всё, что обещали. И Сольвей никак не могла поверить в то, что всемогущий Творец, владыка множества миров, может снисходить до решения ничтожных человеческих дел, которые порой и ей самой казались скучны…

– …никто не лишается надежды, но своими темными делами и мыслями, ненавистью, жестокостью, подлостью и ложью любой из вас отягощает и удлиняет свой путь к Нему в этом мире и через множество иных миров. Иным придется опуститься к самой грани небытия, чтобы, оттолкнувшись от нее, снова воспарить ввысь. Но никому я не пожелал бы такой судьбы, ибо тогда длина пути будет сравнима с вечностью. До вас донесся запах скорби – это дым погребального костра, это та самая ведьма, та самая жрица, поклонявшаяся идолу, та заблудшая душа продолжила свой путь по Сотворенным мирам. Она умерла, не дождавшись казни, и в том ее счастье, потому что сгори она под ваши восторженные вопли, груз ненависти и злорадства, с которым вы ждали ее сожжения, погнал бы ее в стан врага там, за пределами мира. Смирите свой гнев. Будьте сильными.