Стрим - Иван Валерьевич Шипнигов

людях. Писатель для них – тот, кто пишет толстые важные книги. И они тоже хотят быть такими важными. ТОлстыми только никто не хочет быть. А ТолстЫми каждый не прочь. Такая простенькая у меня неожиданно получилась шутка. Они посмеялись, задумались. Женя тоже смеялась. И я сама улыбнулась впервые за долгое время.

Конечно, у этих ребят еще мало опыта, и жизненного, и культурного. Рассказать о себе им особенно нечего. Родились, учились, путешествовали (раньше). Любят жизнь и хотят большую семью (позже). Но главное – хотят, хоть чего-то они хотят. И любят многое, очень многое. И значит, все у них будет. Девушка вот любит собак – что может быть банальнее? И я ей посоветовала тоже банальность: попробовать написать что-то изнутри собаки. От лица животного (нежно смеялись). Раз уж вспомнили про Толстого – как «Холстомер». Или как мое любимое описание быка в «Анне Карениной», который хотел встать при появлении Лёвина, но раздумал и только пыхнул два раза. На слове «пыхнул» молодежь опять засмеялась. Да, правда смешное слово. А Женя внимательно на меня посмотрела.

Подошла моя очередь рассказывать о себе. А мне ведь рассказать тоже нечего, даром что я старше этой молодежи почти на десять лет. Человек без биографии. Баба с выкидышем. Как там в «Собачьем сердце»-то? Зачем нужно искусственно делать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно? Или не родить. В общем, как я, тоже может каждая.

И тут парень, с которым мы говорили о ютубе, узнал меня. Вы, говорит, автор… простите, авторка! – канала для беременных девушек. Сказал, что они с женой смотрели меня, и сейчас ей скоро рожать, а им не хватает моих видео. Я опять улыбнулась – да какая я авторка, мол. И сказала, что «беременных девушек» не бывает. Это либо оксюморон, средство художественной выразительности. Либо просто речевая ошибка, идущая у него от чрезмерной галантности. А если он так говорит из соображений политкорректности и желания следовать формулам новой этики, то это все равно получается старомодно и патриархатно. Чем новее, тем, на самом деле, старее. И просто совсем не по-русски. Засмущала я парня. Хотя сама только учусь выражаться по-русски, своими словами, без идиотской этой вычурности. И как же это трудно, оказывается. Выйди и зайди как следует.

Смущенный мной парень только спросил, будут ли еще выпуски и как у «нас» дела. Кое-как ответила, что сейчас не до канала. Много дел. Деликатный человек, он только пожелал, чтобы все у «нас» было хорошо. Такой молодой, а скоро у него будет своя семья. Дай бог, чтоб была. Без новой этики, с обычной, старой. Чем старее, тем лучше. Женя смотрела на меня очень внимательно.

Попрощались, разошлись, и Женя написала мне. Предложила пообщаться еще отдельно, кинула ссылку на новый зум. Она, конечно, сразу признала во мне бывшего филолога. Расспросила, чем я занимаюсь. Я рассказала, в общем, все, кроме своей личной истории. То есть – почти ничего. Но Женя сказала, что мне нужно попробовать себя в лит-коучинге. В литконсалтинге. Что у меня есть образование, кругозор, преподавательская оптика и главное – чутье. «Чуйка». Чувство – как должно быть написано. Я удивилась: я ведь никогда ничего сама не писала. Как я могу оценивать чужие тексты! Тут удивилась Женя: чтобы оценивать чужие тексты, совершенно не обязательно писать свои. Мол, ты же, не будучи профессиональным дизайнером интерьеров, можешь оценить, хорошая у кого-то квартира или нет.

Я почувствовала в этом рассуждении подвох. Привычную филологическую подмену. Оглянулась на свою квартиру. Где еще недавно жила с мужем и ждала ребенка. Полупустую после того, как Леша вывез вещи. Неуютную после того, как он перестал наводить в ней порядок с педантизмом, который раньше меня так раздражал. Неухоженную и пропыленную после того, как я, согласно старой шутке в стиле филологических дев, вечерами стала все чаще открывать для себя вторую бутылку вина.

Женя продолжала говорить, а я не слышала ее. Я представила, что буду сидеть тут так одна и ничего не делать. Мама с папой будут подкидывать по десятке, которых мне будет прекрасно хватать на пару недель. Хоть на месяц, если забудут подкинуть опять. А я буду сидеть, лежать, жить в своем хрустальном гробу. Представила очень ярко. Видимо, сегодняшний зум подтопил мою ледяную избушку. К тому же у меня как раз кончилось вино. И мне стало страшно. Я извинилась перед Женей, побежала на кухню, открыла, налила, выпила. Я поняла, что наркоз кончился. Заморозка прошла. Теперь мне будет постоянно больно. Налила и выпила еще.

Вернулась к Жене, сказала, что хотела бы попробовать себя в литкоучинге. Она одобрительно улыбнулась и моим словам, и моему бокалу, и показала свой, который стоял у нее за ноутбуком. Сказала, что я точно буду хорошим коучем, но в виде исключения – она видит во мне большой потенциал – я должна пробовать писать и собственный фикшн. Собственно, автофикшн.

Женя мне все больше нравилась, и я, чокнувшись с ней через монитор, второй раз за вечер простенько скаламбурила: интересно, а какая допустимая норма алкоголя, при которой можно садиться за автофикшн? Женя рассмеялась: вот видишь, ты уже пишешь. Записывай все! А для начала, для поступления в школу писательского творчества, мне нужно написать эссе об автофикшне. Как я его понимаю и чем он отличается от классического дневникового нарратива. Очень мне понравилась Женя, школа, открывающаяся перспектива: заниматься чем-то близким мне. Общаться с этими милыми молодыми людьми. Вообще чем-то заниматься и с кем-то общаться. Очень, очень мне понравился тот вечер.

А вот эссе категорически не нравится. Прицепилась я к этим фейсбучным девушкам и начала, как раньше, ругаться. Мир изменился, а ты собираешься хоть что-то в себе менять? Всех бесят фейсбучные девушки, которые не стесняются ставить на обложку свою же фотку. Которые пишут, какие они наполненные. Которые не стесняются своего внутреннего ребенка. И не дадут его обесценить. Тут есть узнаваемость, но нет… Нет просто темы такой. Тем более как я отсюда выйду на автофикшн?

Так, спокойно. Я же неплохо провела недавно неделю с вином и Ириной Одоевцевой. Вот же классический дневниковый нарратив. У нее есть и авто-, и просто фикшн. Вот так, может…

«Какая она была все-таки обаятельная, живая, талантливая. Не то, что я сейчас. И какая у нее была красивая, сложная – и горькая жизнь. За книгами Одоевцевой я всегда неизбежно перечитываю мемуары ее мужа. С таким, как Георгий Иванов, я бы, наверное, смогла жить. Тонкий, глубокий, язвительный… Таких мужчин сейчас нет. И таких судеб, как у них – одной на двоих, уже не бывает. И такие, как я, сейчас не нужны никому. Я опоздала родиться примерно