Летящая на пламя - Лаура Кинсейл

— Трех?!

— Я не желаю заботиться о ребенке, — сказал он. — Я не хочу, чтобы вы забеременели. Во всяком случае, здесь.

Олимпия покраснела как маков цвет.

— Но этого не может произойти! — воскликнула она, скрывая за веселостью тона свое волнение и растерянность. — Мы ведь не женаты!

— Неужели вы думаете, что при церемонии бракосочетания достают волшебную палочку и с ее помощью новобрачная беременеет прямо тут же, у алтаря? Нет, все это происходит совсем не так. Если бы вы соизволили опуститься на грешную землю со своей высоты и согласились выслушать меня, я постарался бы вам все растолковать.

— Ну и как все это происходит? — тревожно спросила она, а затем ей в голову пришла ужасная мысль, и Олимпия испуганно посмотрела на Шеридана. — Вы поцеловали меня! — И тут же она вспомнила его дерзкие ласки на Мадейре. — И… и дотрагивались до меня… О Боже!

Шеридан разразился заливистым смехом.

— Да, действительно! — хохотал он. — А вас еще не поташнивает? Голова не кружится? Особенно по утрам?

Олимпия села на кровать, закутавшись в одеяло.

— Меня тошнит! Но причиной тошноты являетесь вы! Продолжайте! Расскажите мне все, но если вы соврете мне, клянусь, вы об этом очень пожалеете.

— Я трепещу от страха, вы запугали меня, — усмехнулся Шеридан, разглядывая ее оголившееся плечо. — Ну хорошо, слушайте. Только забудьте всякий вздор о женской чести и долге, которым вас пичкали с детства. Вспомните лучше о том, что вы чувствовали сегодня утром, когда дотронулись до меня.

Олимпия провела кончиком языка по губам, отводя глаза в сторону.

— Говорите честно, не робейте. Здесь, кроме вас, только я — старый презренный Шеридан, вор, трус и наглец. Больше никто вас не услышит. А то, что подумаю я о вас, вам ведь все равно, не так ли?

— Совершенно верно.

— Ну вот, видите, — усмехнулся он. — Итак, скажите, что вы почувствовали, дотронувшись до моей руки?

Олимпия заерзала, натягивая на себя меховое одеяло.

— Беспокойство? — допытывался Шеридан. — Волнение? Вожделение?

Она закусила губу.

— Где?

Она ничего не ответила, потому что не могла произнести ни слова, чувствуя, как при взгляде на него в ней опять нарастает возбуждение, навеянное сном.

— Вот здесь, — ответил за нее Шеридан, развалившийся на кровати, словно ленивый кот, и указал на место чуть ниже своего живота. Олимпия проследила за его рукой, скользнувшей еще ниже. — И здесь.

И его ладонь застыла на том месте, где девушка заметила сегодня утром странную опухоль. Она ощутила жар и возбуждение в своей крови, вспомнив сон и Мадейру. Олимпия вдруг почувствовала жжение в том месте, на которое показывал Шеридан.

— Я испытываю те же самые чувства, — заверил он ее. — Особенно когда вижу вас или думаю о вас, о том, что скрыто от моего взора… — Он мечтательно зажмурился, улыбаясь дьявольской улыбкой. — Я часто думаю о ваших лодыжках… они такие изящные, словно точеные… Я думаю о том, какие они нежные на ощупь. Мне хочется поцеловать их, ощутить теплоту и гладкость кожи. — И он убрал свою руку. — Посмотрите. Видите?

Олимпия растерянно заморгала, видя, как на ее глазах вновь образуется опухоль чуть пониже его живота. Она вспыхнула до корней волос.

— Я не болен, принцесса, просто я — мужчина, и я хочу вас.

— Но чего вы хотите от меня? — Ее голос подозрительно дрожал.

— Несмотря на все доводы рассудка, я хочу сделать вам ребенка. — Заметив, что она потрясена его словами, он покачал головой. — Но в этом нет никакого извращения. Такими создал нас Господь Бог. Всех до единого. Мои желания не зависят от меня и не объясняются моей испорченностью, вы понимаете это? Если бы вы оказались здесь, на необитаемом острове, с золотоволосым Фицхью, он испытывал бы к вам те же самые чувства. А может быть, даже в более сильной форме, потому что он еще слишком молод и не умеет сдерживать свои страсти. Он, конечно же, не признался бы в этом вам и себе, поскольку этот молодой человек относится к породе добродетельных дураков, каких много в мире.

Олимпия закрыла глаза, учащенно дыша.

Мысль о том, что она будет носить под сердцем дитя Шеридана, казалась ей очень странной — не то чтобы она была ей отвратительна, но Олимпия испытывала смешанное чувство обиды и возмущения.

— Что касается вас, — продолжал Шеридан, — ваших ощущений в тот момент, когда вы дотронулись до меня, а также самой причины, по которой вы это сделали, то все это звенья одной цепи. Все это естественно и обусловлено самой природой, поверьте мне, я не лгу, принцесса. Если какой-нибудь святоша начнет убеждать вас в обратном или захочет пристыдить вас, просто прогоните его. Он глуп и ничего не смыслит в жизни. Бог даровал нам это наслаждение, самое сильное из всех, которые я знаю.

Охватившее ее возбуждение Олимпия вряд ли назвала бы наслаждением, скорее это была пытка.

— Я хочу, чтобы это немедленно прекратилось, — пробормотала она, уткнувшись лицом в котиковый мех.

— Да, но для этого необходимо будет в короткий срок построить две отдельные хижины или отправить меня в ссылку на другой остров…

— Нет! — Олимпию охватил ужас при одной мысли об этом. — Нет, не… не покидайте меня. Я… Мне кажется, что нам будет лучше вместе.

— Прекрасно, я тоже не расположен заниматься строительством, тем более что это вряд ли поможет. Когда подобные желания овладевают тобой, от них невозможно отделаться, и любая случайная встреча может воспламенить с новой силой.

— А если мы оба будем думать о чем-нибудь другом? — с надеждой спросила Олимпия. — Может быть, это поможет нам отвлечься?

Он окинул ее затуманенным взором, и на его губах заиграла обольстительная улыбка.

— Вы полагаете?

Олимпия взглянула на его плечи, руки, темные волосы, густые брови, жесткую линию подбородка и сильную шею и закрыла лицо руками.

— Но почему, почему? — застонала она. — Почему именно вы? Я же ненавижу вас.

— Благодарю вас, я польщен. Уверен, что особенно невыносимы для вас мой великолепный внешний вид и выразительные глаза.

— Я ненавижу вас.

Олимпия зарыдала и уткнулась лицом в колени, обхватив их руками. Она пыталась спрятаться от его проницательного взгляда и скрыть правду, которая заключалась в том, что, глядя на Шеридана, она не могла не любоваться его фигурой, сильным мускулистым телом, исполненным мужской грации в каждом движении. Она не могла не ощущать его прикосновений, его ласк. Олимпия несколько месяцев провела на корабле вместе с капитаном Фицхью, но у нее ни разу не возникло ни малейшего желания близости с ним. К Шеридану же она испытывала подлинную страсть, которая становилась все сильнее с каждым днем.