Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов - Сэмюэл Ричардсон

Пока я ласкалась нѣсколько независимостію, къ которой хотѣла тебя преклонить, сія мысль была единое средство, въ которомъ я находила утѣшеніе. Но нынѣ, когда ты столь убѣдительно доказала мнѣ, что должно оставить сіе намѣреніе, тщетно силюсь я искать какое нибудь пособіе. Я хочу оставить перо, дабы подумать еще о семъ.

Я думала, размышляла, разсматривала, и обьявляю тебѣ, что не болѣе какъ и прежде успѣла. Что я тебѣ намѣрена сказать, есть то, что я молода, какъ и ты, что имѣю разсудокъ гораздо теснѣе и страсти сильнѣе.

Я тебѣ давно говорила, что ты весьма много жертвуешь, предлагая о своемъ согласіи не вступать ни когда въ супружество. Если сіе предложеніе будетъ принято, то земля, которую имъ столь жалко отдѣлить отъ фамиліи достанется со временемъ твоему брату, и удобнѣе можетъ быть, нежели сомнительнымъ возвращеніемъ., которымъ имъ льститъ Г. Сольмсъ. Ты стараешься, любезный другъ, вложить сію мысль въ странныя ихъ головы. Тиранниечское слово власти, есть единое только возраженіе, которое можно дѣлать противъ сего торжествованія.

Не забудь, что если ты рѣшишься оставить своихъ родственниковъ, то почтеніе и нѣжность твоя къ нимъ не позволили бы подать на нихъ никакого обьявленія для своего оправданія. И слѣдовательно ты бы имѣла противъ себя публику; и если бы Ловеласъ продолжалъ свое разпутство, и не поступалъ съ тобою благопристойно, то какое оправданіе для ихъ съ тобою поступка, и для ненависти, которую они ему открыли!

Я прошу небо, чтобъ оно тебя болѣе просвѣтило. Имѣю еще сказать, что съ своими мыслями могла бы я предпринять все, ѣхать во всякое мѣсто, нежели видѣть себя женою такого человѣка, коего бы ненавидѣла, и не престала бы всегда ненавидѣть, если бы онъ былъ подобенъ Сольмсу. Не болѣе бы также стала сносить досады и оскорбленія, коими ты отягощена, по крайней мѣрѣ отъ брата и сестры, еслибы я имѣла такое терпѣніе въ разсужденіи отца и дядьевъ.

Мать моя увѣряетъ себя, что они по изтощеніи всѣхъ усилій къ покоренію тебя своимъ расположеніямъ, оставятъ предпріятіе свое, когда будутъ отчаеваться о успѣхѣ. Но я не могу быть съ нею согласна. Я не вижу, чтобъ она имѣла другое основаніе, нежели собственныя свои догадки. Иначе я бы подумала въ твою пользу, что ето есть тайна между ею и твоимъ дядею.

Надобно возпрепятствовать, если можно, чтобъ ты не была увезена къ своему дядѣ. Сей гнусный человѣкъ, священникъ и церьковь, присутствіе твоего брата и сестры… Безъ сомнѣнія ты будешь принуждена отдаться Сольмсу; и чувствія непреклонности, столь новыя для тебя, не оградятъ тебя въ столь тесномъ случаѣ. Ты прибѣгнешь къ своему свойству. Будешь только себя защищать презрѣнными слезами, моленіями, и безполезными рыданіями и обрядъ не прежде будетъ оскверненъ, если позволишь мнѣ сіе выраженіе, пока не осушатъ твои слезы, и принудятъ тебя молчать, и принять новый видъ чувствованія, которымъ бы ты могла получить прощеніе отъ своего новаго обладателя и забвеніе всѣхъ опытовъ твоей ненависти. Словомъ, любезный другъ, тебѣ должно будетъ его ласкать. Прежнее твое поведеніе зависило отъ скромности твоего состоянія; а роль твоя здѣсь будетъ состоять въ томъ, чтобъ оправдывать его безстыдную насмѣшку, что дp3;вицы, которыя поступаютъ притворно, суть обыкновенно страстныя женьщины. И такъ ты начнешь прохожденіе сего званія чувствительною признательностію, за ту снисходительность, которая будетъ причиною пріобрѣтенной тобою милости, и если онъ по своимъ правиламъ, не будетъ тебя принуждать страхомъ сохранять сіе чувствованіе, то я узнаю тогда, что обманываюсь.

Однако при всемъ томъ истинный вопроса смыслъ я должна оставить неопредѣленнымъ, и представить его собственному твоему рѣшенію, кое будетъ зависѣть отъ степени жара, который ты увидишь въ ихъ поступкахъ, или отъ опасности больше или меньше возрастающей быть увезенною въ домъ своего дяди. Но я повторяю еще моленія свои къ Богу, дабы онъ благоволилъ быть какому нибудь произшествію, которое бы могло тебѣ воспрепятствовать принадлежать когда либо тому или другому изъ сихъ двухъ людей. О естлибы ты могла остаться дѣвицею, дражайшая моя пріятельница, пока промыслъ покровительству достоинствамъ и добродѣтелямъ, не изберетъ тебѣ человѣка достойнаго тебя, или по крайней мѣрѣ столько, достойнаго какимъ можетъ быть смертный!

Съ другой стороны я бы не желала, чтобъ съ качествами служащими къ толикому украшенію супружескаго званія, рѣшилась ты ограничить себя незамужнымъ состояніемъ. Ты знаешь, что я неспособна къ ласкательству. Языкъ мой и перо суть всегда органы моего сердца. Ты должна довольно изслѣдовать саму себя, по крайней мѣрѣ въ сравненіи съ прочими женьщинами, дабы не сомнѣваться о моей искренности: въ самомъ дѣлѣ, почему бы утверждали, чтобъ особа, которая почитаетъ за удовольствіе открывать и удивляться всему, что есть похвальнаго въ другой, не примѣчала такія же качества въ самой себѣ, когда извѣстно, что еслибы она не обладала ими, не могла бы съ такимъ удивленіемъ зрѣть ихъ въ другомъ человѣкѣ? И для чего бы не приписывали ей похвалъ, которыя бы она приписывала всякой другой имѣющей половину ея совершенствъ; а особливо, естьли она неспособна къ тщеславію или гордости, и если она столько отдалена отъ презрѣнія тѣхъ, кои не получили такихъ преимуществъ; сколько отъ того, чтобъ возноситься чрезмѣрно полученіемъ оныхъ? Возноситься чрезмѣрно, сказала я? ахъ! какъ бы ты могла когда нибудь сіе показать?

Прости, прелестная моя пріятельница. Удивленіе мое, которое усугубляется при каждомъ твоемъ ко мнѣ письмѣ, не всегда должно утушаться страхомъ, чтобъ не оскорбить тебя, хотя сія причина часто служитъ обузданіемъ моему перу, когда къ тебѣ пишу, и моему языку, когда имѣю щастіе съ тобою находиться.

Я спѣшу окончить, дабы соотвѣтствовать твоей торопливости. Сколько однакожъ примѣченій могла бы я придать на послѣднія твои повѣренности!

Анна Гове.

Письмо LVI.

КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.

Въ воскресенье по утру 26 Марта.

Сколько похвалы имѣютъ прелестей въ устахъ пріятельницы! хотя бы льстились или нѣтъ пріобрѣтеніемъ оныхъ, весьма восхитительно видѣть себя въ столь пріятномъ положеніи въ мысляхъ тѣхъ, отъ коихъ ищемъ благоросположенія и почтенія. Откровенная душа извлекаетъ отовсюду сугубую пользу: если она не почитаетъ себя еще достойною прелестной дани ею принятой, то со рвеніемъ старается пріобрѣсть качества, коихъ она не имѣла прежде, нежели почитатели узнаютъ свою ошибку; сколько для того чтобъ сдѣлать честь себѣ самой, столько и потому, чтобы сохранить себя въ почтеніи у своей пріятельницы, и оправдать ея мнѣніе. Ла будетъ сія цѣль всегда моею! Тогда я останусь одолженною тебѣ не только похвалою, но и самыми достоинствами, коихъ ты будешь почитать заслуживающими оной; и учинюсь достойнѣе дружества, которое есть единственное удовольствіе, коимъ я могу превозноситься.

Благодарность моя есть столько чувствительна, сколько должна быть таковою за скорость послѣднихъ твоихъ писемъ. Сколько я тебѣ обязана! сколько обязана и самому твоему честному письмоносителю! печальное мое положеніе заставляетъ меня быть одолженною всѣмъ.

Я буду отвѣчать, сколько возможно лучше на отдѣленія благосклоннаго твоего письма. Не думай, чтобъ я могла преодолѣть отвращеніе свое къ Г. Сольмсу, пока не будетъ въ немъ благомысленности, откровенности и снисходительности, учтивости и всѣхъ качествъ, которыя составляютъ достойнаго человѣка. О любезный другъ! какое терпѣніе, и великодушіе должна имѣть жена, чтобы не презирать мужа, который глупѣе, подлѣе и несравненно огранниченнѣе ея умомъ: которому однакожъ преимущества ея даютъ права, кои онъ желаетъ употреблять, и надъ нею коихъ не можетъ оставить, не нанося равнаго безчестія. той, которая управляетъ и тому, который позволяетъ собою управлять! какъ сносить такого мужа, какого я описываю, хотя бы по согласію или корыстолюбію онъ собственно нами былъ избранъ? Но видѣть себя принужденною его принять, и принужденою еще недостойными побужденіями! возможноли побѣдить отвращеніе, которое: основывается на столь справедливыхъ началахъ? гораздо легче претерпѣть временное гоненіе, нежели рѣшиться питать постыдную и мучительную ненависть, коей тяжесть должна быть чуствуема во всю жизнь. Еслибы я могла склониться, то не надлежало ли бы оставить своихъ родителей и слѣдовать сему несносному мужу? можетъ быть мѣсяцъ продолжиться гоненіе; но союзъ такого супружества былъ бы вѣчнымъ нещастіемъ. Каждой день ознаменованъ бы былъ какимъ нибудь новымъ нарушеніемъ обязательствъ, утвержденныхъ клятвою предъ олтаремъ.

И такъ кажется, что Г. Сольмсъ уже занятъ своимъ мщеніемъ. Всѣ согласно меня въ томъ утверждаютъ. Вчера въ вечеру безстыдная моя тюремщица увѣряла меня, что все мое противоборствіе не болѣе будетъ имѣть дѣйствія, какъ щепоть табаку, указывая на меня своими пальцами, въ которыхъ держала его, что я буду госпожею Сольмсъ; и потому должна остерегаться простирать весьма далеко свои насмѣшки; поелику Г. Сольмсъ есть человѣкъ способный къ памятозлобію, и самой ей говорилъ, что я долженствуя безъ сомнѣнія быть его женою, не сохраняю правилъ благопристойности, потому что если онъ не будетъ милосерднѣе меня, (такъ говорила Бетти, я не знаю, его ли ето слова) то я должна подвергнуться разкаянію, которое бы могло продолжиться до послѣднихъ моихъ дней. Но сего довольно о такомъ человѣкѣ, которой по увѣдомленію Кавалера Гарри Довнетонъ имѣетъ всю дерзость своего пола безъ всякаго качества, которое бы могло здѣлать ее сносною.