Меняла Душ - Дмитрий Самохин

— В этом есть доля истины, — согласился миссионер. — В конце концов, ты Паладин, а я всего лишь Хранитель. Я указываю путь, а ты решаешь проблему. И меня не интересует, как ты это сделаешь.

— Ярослав знает?

— Он уже на крыше. Готовит флаеры к вылету. Дело за тобой. Оружие он собрал.

— Тогда — вперед!

И, растолкав свиту Махони, отец Станислав, он же Жнец, вышел из спальни.

* * *

Судьба, преподнесла ему очередной сюрприз, на который он уже и не смел рассчитывать. Вымотанный встречей с гаргульями, Матвей на несколько дней оказался забыт. Ему носили в темницу пищу и тухлую воду. Камера находилась явно под землей. Она пахла сыростью и могильными червями. Обработанные черные камни всегда были мокрыми и плесневелыми, когда бы Ставрогин до них ни дотронулся. В качестве пищи ему давали жуткое варево из каких-то бобовых, не поддающихся идентификации, и вареного репчатого лука. Иногда в эту бурду добавляли кусочки мяса. Мясо было совершенно несъедобное. Матвей вылавливал его рукой и отбрасывал в сторону параши, от которой несло жутким коктейлем застоявшейся мочи и перегнившего дерьма. Первые порции воды он выплескивал, едва лишь понюхав. Но вскоре жажда превратилась в мучительную пытку, и он попробовал пить. Как оказалось, это было возможно, если под рукой нет ничего более подходящего. Но в следующий же вечер Матвей освоился со всеми прелестями средневекового туалета замковой темницы. Он просидел на корточках в жуткой вони полтора часа. Его ноги одеревенели. И когда уже не стало сил торчать над вонючей дыркой, светя голым задом, он не смог распрямиться. Ему удалось завалиться на сторону и отползти. Потом он минут двадцать растирал окаменевшие мышцы ног. За это время новый приступ диареи скрутил его, и пришлось возвращаться в исходное положение.

Если бы Матвея кто-нибудь спросил о самом ужасном событии в его жизни, он не задумываясь ответил бы, что нет ничего кошмарнее средневекового замка и туалета в нем. А ведь когда-то ему нравилось читать фэнтези. Он восторгался жанром. Его вдохновляли подвиги рыцарей в мире меча и магии. Арагорн сын Араторна, Леголас, лорд Корвин — звучные имена героев, чьими подвигами он восторгался. Тогда в его душе не проснулся странный Дар, наградивший подобием бессмертия. Тогда он не мог и предположить, что когда-нибудь станет подыхать от диареи на подстилке из полусгнившей соломы в замке, принадлежащем гаргульям, существам явно мистическо-магического происхождения.

Первое время Матвей не понимал, почему его оставили в покое. Почему за ним никто не приходит, не устраивает допросы с применением магии, не промывает ему мозги, вбивая в серые клеточки команду на преобразование души древней гаргульи, помнящей еще существование собственного мира, который они называли Дом. Потом он перестал думать об этом. Матвей перестал интересоваться верхним миром. Его полностью увлекли мир темницы и каждодневная борьба с собственным желудком, который постоянно хотел есть, но всё, что ему приносили, либо выблевывал, либо выгонял из себя через другое отверстие. Ставрогин чувствовал себя жутко опустошенным. Все внутренности болели. Он уже молил Бога о смерти или о каком-либо развитии событий, которое могло бы вырвать его из этого подземного омута.

В камеру никто не заходил. Гаргульи знали о его таланте, опасались его и строжайше запретили тюремщикам открывать двери темницы. Личное общение со Ставрогиным запрещалось под страхом смерти. Об этом Матвей не знал, но догадывался. Пищу в оловянной миске и кружку воды ему просовывали в специальное отверстие у пола, закрытое куском кожи.

Так продолжалось несколько дней. Матвей не видел выхода из темницы. Он не впускал в сердце отчаяние, самозабвенно борясь с ним, но чувствовал, что еще максимум неделя — и от его упорной борьбы останется один дым.

В камере не было окна. Тусклый свет дарила плесень, расплывшаяся по стенам. Она излучала призрачное сияние, в котором всё казалось серебряным, даже дырка с дерьмом в полу.

Матвей спал, когда наверху началась заварушка. Его разбудил шум открывающихся ворот. Он приподнялся на соломе и резко сел, вглядываясь в потолок, словно надеялся разглядеть сквозь толщу каменных стен события, которые происходили на поверхности. Он неотрывно смотрел в потолок, но ничего не видел. Да и шум больше не повторялся. Текли минуты. Когда он уже совсем было отчаялся, то услышал жуткий грохот. Он не мог понять, что это за грохот, но очень уж тот не вязался с образом средневекового замка, в котором Матвей находился. А то, что он сидит именно в замке, Ставрогин был уверен. Когда его вели в темницу, путь пролегал по замковой стене, по внутреннему дворику, к высокой толстой башне, напоминавшей заплывшего жиром феодала.

Грохот повторился. Матвей не мог в это поверить, но грохот сильно напоминал старт ракеты комплекса ПВО. Его дед имел чин полковника войск противовоздушной обороны и нередко брал внука на полигон. Интересно, откуда на территории замка ПВО и с кем это воюют гаргульи?

Ставрогин уже не сомневался в том, что кто-то напал на замок гаргулий. Что и с кем не поделили гаргульи, он не знал, но подозревал, что война началась из-за него. Ракеты взлетали без перерыва несколько минут, одна за другой. Значит, гаргульи, имеющие доступ в мир Земли, закупили несколько комплексов ПВО. Судя по звукам, которые доносились с крыши, комплексы были устаревшими на пару столетий моделями. Современные системы ПВО выпускали ракеты класса «земля-воздух» почти беззвучно.

Вскоре с поверхности донесся новый звук. Его Матвей тоже не мог перепутать ни с чем. Нападающие или защитники крепости (этого Ставрогин не знал) применили пулеметы! Откуда в средневековом замке пулеметы? Скорее всего, тоже закуплены на Земле. Однако как выгодны межмировые отношения!

Бой продолжался уже длительное время. Сколько именно, Ставрогин определить не мог — у него не было с собой часов. А в подземелье время превращалось в аномальное явление. В двери темницы заскрипел проворачивающийся ключ. Ставрогин поднялся с подстилки, напряженно вглядываясь в призрачную полутьму. Дверь распахнулась. В глаза Матвея брызнул яркий, ослепительный свет факелов. Он отвернулся от света, прикрывая глаза руками и подставляя вошедшему беззащитную спину.

— Похоже, у нас с тобой, друг, проблемы! — раздался человеческий голос.

За несколько дней, что он провел в мире гаргулий, Ставрогин успел соскучиться по человеческому голосу. Он повернулся к говорившему, отнял от лица руки и широко раскрыл глаза, приучая их к яркому свету огня. Вошедший в камеру стоял и ждал, пока Матвей сможет его разглядеть. Ставрогин слышал его дыхание и улавливал крепкий запах пота. В средневековом замке имелись некоторые проблемы с водопроводом и гигиеной. Обитатели замка терпеть не могли мыться, если доверять собственному обонянию, которое за время, прошедшее в камере, изрядно притупилось.

Наконец Матвей смог различить человеческую фигуру. Не великан и не карлик. Среднего роста, в черной рабочей хламиде, поверх которой была накинута кольчуга. В руке — короткий меч для ближнего боя. На голове приплюснутый сверху шлем, ржавый от старости. Левая рука повисла, точно отсохшая виноградная плеть.

Ставрогин медленно приблизился к человеку, вглядываясь в его лицо. Он знал его. Сомнений быть не могло: перед ним стоял тот, кто пленил Матвея на Земле. Но что ему теперь надо от него? Неужели гаргульи не предупредили этого олуха о том, что в состоянии сделать с ним Ставрогин.

— Чего замер, идиот?! — возопил человек. — Ты собираешься что-нибудь делать или так и будешь стоять столбом?

— А что я должен сделать? — осторожно поинтересовался Матвей.

Он слабо представлял себе, что хочет от него тюремщик.

— Там такое творится! Замку не продержаться. Народу — тьма. И все лезут на стены. А еще эти птицы! Страшные, размером с ползамка! Они кидают в нас огромные камни. Замку не выстоять! Ты что, хочешь подохнуть в этой пропахшей говном камере?

— А что я могу сделать? — повторил вопрос Матвей.

— Ты же души меняешь. Так сделай так, чтобы я никогда не связался с этими гаргульями. Если я не свяжусь с этими тварями, меня не будет в этом замке, когда всё разлетится. Тебя в нем тоже не будет. Ты же — Меняла. Так чего стоишь? Меняй! Я в твоем распоряжении!

От этого предложения Матвей пришел в остолбенение. Ему напрямую предлагали вмешаться в чужую судьбу. Обычно он ни у кого не спрашивал разрешения. Сам вмешивался. А тут ему добровольно преподнесли душу.

Видя его нерешительность, человек подбодрил, проявляя нетерпение:

— Чего замер? Давай меняй, пока не поздно! Сейчас Паломники насядут и сломают хребет гаргульям. Я не хочу подохнуть под этими камнями!

И Матвей Ставрогин решился. Он протянул взгляд к замершему в ожидании чуда человеку. Увидел его блестящие восторгом и азартом убийства глаза, зацепился за них, протек внутрь и заструился в поисках души. Он нашел еле тлеющий уголек, имеющий форму мертвой планеты, из которой росли толстые стволы баобабов, уходящие в черноту космоса. Матвей видел подобную картинку, давно, в детстве. Картинку из книжки. Рисунок, сделанный бесстрашным летчиком и мечтателем Антуаном де Сент-Экзюпери к его книге о маленьком принце. Матвей ухватился за толстый ствол баобаба, который в его руках стал тонким, точно щепочка, и стал карабкаться вверх. Он поднимался всё выше и выше, пока не увидел точку, в которую мог внести корректировку, и Ставрогин тотчас воспользовался своим Даром.