ОТКРОВЕННО. Автобиография - Андре Агасси

Пока Мэтью бесконечно щелкает ножницами, осознаю: надо было слушать Джей Пи. Он еще никогда не давал мне дурных советов. Клочья моих волос падают на пол, и, кажется, я сам разваливаюсь на куски.

Стрижка занимает одиннадцать минут. Потом Мэтью сдергивает с меня покрывало:

- Та-даммм!

Я подхожу к зеркалу и не узнаю человека, которого вижу. Передо мной - незнакомец. Не то чтобы мое отражение изменилось - нет, это просто не я. Но, черт возьми, что я такого потерял? Возможно, быть этим парнем проще и приятнее. Все это время, работая с Брэдом и пытаясь бороться с тем, что сидело у меня в голове, я и не подумал обратить внимание на то, что растет на ней снаружи. Я улыбаюсь своему отражению, провожу рукой по черепу. Привет. Рад познакомиться.

К утру, когда мы уговорили уже несколько бутылок вина, я повеселел, и меня накрыло чувство признательности к Брук.

- Ты была права, - говорю я. - Парик для меня - как кандалы. Да и мои волосы, отросшие до этой дурацкой длины, убитые тремя перекрашиваниями, тоже висели, как груз, тянули к земле. Казалось бы, такая простая штука - волосы. Но они стали частью моего имиджа, моего самоощущения, и все это было обманом.

Теперь клочья этого обмана лежат на полу в доме Брук жалкими кучками. Я рад, что избавился от волос. Чувствую, что я настоящий. Свободный.

На моей игре это тоже сказывается. На Открытом чемпионате Австралии 1995 года я выскакиваю на корт, как чертик из табакерки. На своем стремительном пути к финалу не проигрываю ни одного сета. Впервые играю в Австралии - и не понимаю, что заставляло меня так долго ждать. Мне нравится покрытие, сам стадион - и даже жара. Я вырос с Вегасе, поэтому переношу жару гораздо легче других игроков, а ведь высокая температура - одна из отличительных характеристик австралийского чемпионата. Если при мысли о Ролан Гарросе в памяти сразу всплывает стелящийся дым от трубок и сигар, то Мельбурн оставляет после себя воспоминания о теннисных матчах, проведенных в жерле гигантской печи.

Кроме того, мне очень понравились австралийцы и я им тоже, несмотря на то что нынешний я - уже не я, а какой-то лысый парень в бандане с козлиной бородкой и кольцом в ухе. Газеты тут же уцепились за мой новый имидж. Никто не упустил возможности высказать свое мнение. Мои болельщики сбиты с толку. Те, кто болеет против меня, нашли новые поводы для своей неприязни. Куда ни пойду, повсюду слышу шутки насчет пиратов. Я и не знал, что люди способны изобрести столько шуток про пиратов. Но мне плевать. Повторяю себе, что, как только выиграю этот турнир, мой пиратский имидж все тут же воспримут как должное.

В финале снова вляпываюсь в Пита. Не успев моргнуть глазом, проигрываю первый сет. Проигрываю глупо, из-за двойной ошибки на подаче. Опять.

Перед вторым сетом пытаюсь взять себя в руки. Смотрю на свою ложу. Брэд выглядит разочарованным. Он никогда не верил, что Пит играет лучше меня. На его лице написано: «Ты играешь лучше, Андре. Не надо его переоценивать».

Пит подает, как из пушки, - привычная для него артподготовка. Но в середине второго сета я чувствую, что он начинает уставать. Не так-то просто даются ему эти пушечные удары. Он измотан физически и эмоционально, поскольку последние несколько дней были для него сущим адом. Его старый тренер Тим Галликсон пережил два инсульта, затем врачи обнаружили у него опухоль мозга. Пит очень переживает. Поэтому, как только игра начинает складываться в мою пользу, я чувствую себя виноватым. Даже был бы не против остановиться, позволить Питу пойти в раздевалку и сделать укол, после чего он смог бы выпустить против меня того, другого Пита, любителя надрать мне задницу в борьбе за Большой шлем.

Я дважды выигрываю подачу. Пит опускает руки, уступая сет.

Третий сет завершается на нервах. Тай-брейк. Я веду 3-1, но следующие четыре очка выигрывает Пит, и вот он уже ведет 6-4, подавая на сет. Издав крик пещерного человека, такой же, с каким я поднимаю тяжести в зале с Джилом, вкладываю всю свою силу в ответный удар. Мяч задевает сетку и остается внутри площадки. Пит внимательно смотрит на мяч, затем на меня.

Он бьет с правой руки, мяч улетает за пределы площадки. По шести очков. Мы застряли. Очередной бешеный обмен ударами заканчивается, когда я неожиданно выхожу к сетке и бью укороченный удар с лета слева. Это срабатывает, и в следующий раз я повторяю тот же прием. Сет Агасси. Уже второй.

Итог четвертого сета предрешен. Я не снимаю ногу с педали газа и побеждаю 6-4. Питу нелегко принять поражение. Тем не менее, когда я вижу его у сетки, он поражает меня своим равнодушием.

Это мой второй Большой шлем подряд, а в общей сложности - третий. Говорят, эта победа была самой яркой из трех: ведь мне наконец-то удалось победить Пита в финальной битве за Шлем. Но и сейчас, много лет спустя, я помню этот турнир в первую очередь как мой первый «лысый» турнир.

ТУТ ЖЕ НАЧИНАЮТСЯ РАЗГОВОРЫ о том, что я займу первое место в мировой классификации. Пит был первым семнадцать недель, и теперь вся моя команда наперебой говорит, что я определенно столкну его с этой почетной вершины. В ответ объясняю, что в теннисе нет ничего предопределенного. Судьбе есть чем заняться вместо того, чтобы подсчитывать очки в таблице Ассоциации профессионалов тенниса.

Тем не менее ставлю своей целью достигнуть первого места, ведь моя команда страстно хочет этого.

Я не покидаю наш с Джилом спортивный зал, тренируясь с яростным упорством. Посвящаю Джила в свои планы, и он разрабатывает план кампании. Для начала планирует для себя курс обучения: составляет список телефонных номеров известнейших спортивных врачей и специалистов по питанию, организует частные консультации с каждым из них. Он встречается с экспертами Американского центра олимпийской подготовки в Колорадо-Спрингз. Совершает перелеты с одного побережья на другое, встречаясь с лучшими, известнейшими специалистами в разнообразных областях медицины и здорового образа жизни, записывая все сказанное ими в свою записную книжку. Он читает все подряд, от журналов для культуристов до сухих медицинских отчетов и материалов каких-то не-понятных исследований. Оформляет подписку на «Медицинский журнал Новой Англии». В кратчайшие сроки Джил превращается в передвижной университет с одним преподавателем и одним-единственным предметом для изучения. Студент в этом университете тоже единственный - я.

В итоге он нагружает меня тренировками до предела моих физических возможностей. Вскоре я уже выжимаю от груди почти два своих веса - сто тридцать шесть килограммов, от пяти до семи подходов. Джил учит меня в три подхода поднимать двадцатитрехкилограммовые гантели, заводя руки назад, что заставляет гореть три разных вида плечевых мышц. Затем мы работаем над бицепсами и трицепсами, и они пылают, как в огне. Мне нравится, когда Джил говорит о необходимости заставить мышцы загореться: таким образом я как будто направляю свою пироманию в конструктивное русло.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});