«Колонист» - Поселягин Владимир Геннадьевич

Когда маршал замолчал, я понял, что вопрос тот задал и от меня ожидают ответа. Честно скажу, меня слегка шокировало то, что меня вообще вызвали и вот так интересуются. Ну было у нас пари со Сталиным, это же не повод меня вызвать и как гадалку спрашивать, а правда ли война будет? Или нет? Они меня что, за предсказателя принимают? Я прямо так и сказал:

– Я не предсказатель, вы меня с кем-то спутали. Условия пари были мной проанализированы с военной и гражданской точки зрения, я сопоставил факты, собрал все известные сведения, обдумал их и пришёл к такому выводу, что война начнётся именно в этом году. Не надо меня за оракула держать.

– Но когда она начнётся? Уже месяц мы не можем получить точных данных.

– Давайте подумаем. Раз по разведывательным сведениям дни разные, значит, немцы и сами точной даты не знают, только предположительную. Её легко опознать, в получаемых сведениях самая часто встречаемая дата, она и есть.

– Семнадцатое мая, – прошептал Шапошников, но его все услышали, видимо тот и сам дошёл до таких мыслей, раз знал нужную дату.

– Пусть семнадцатое мая. Если война в этот день не начнётся, а дата идеальная для нападения, всё лето впереди, воюй не хочу, ни слякоти осенней, ни морозов зимних, то значит, немцы сами вынуждены были перенести дату нападения на более поздний срок. Причин может быть множество, но я считал несколько самых близких к реальности. Не успели части подкинуть, что будут участвовать в наступлении, или бое припасов и топлива не хватает. Думаю, последнее самое актуальное, немцы педанты и подсчитали, что и сколько им нужно для летней кампании против нашей страны. Так вот, если семнадцатого нападения не будет, значит, дату перенесли на более поздний срок, думаю, это середина июня, край конец месяца, не больше, иначе вообще придётся переносить нападение на следующий год, на весну.

– Хм, неплохо вы анализируете скудные сведения, – кивнул Шапошников. – А можете описать, как сама война будет идти?

– Не буду. Мне мой мотоцикл дорог. А если я буду описывать, то точно пари проиграю. Вы измените всё, потерь будет меньше, в результате изменение хода войны в нашу пользу, а я останутся без мотоцикла.

Будённый с силой громко ударил ладонью по столешнице и рявкнул:

– Ты смотри, какой собственник и единоличник?! Тут наши парни гибнуть будут, а он всё о своём мотоцикле беспокоится!

– И о машине, что точно выиграю. Да, я собственник и ничуть этого не скрываю. Характер у меня такой, и его не изменить. Что моё, то моё. Я и бойцов на фронте так же учил: убил лично финна, всё с него твоё. Право трофея священно. Только документы финские сдаёт для отчётности и всё. Жаль, что командиры меня не поддерживали и называли это мародёрством. Я вообще считаю, что священное право трофея нужно в устав внести. Да бойцы сами будут к немцам бегать, чтобы что-нибудь добыть, целые колонны уничтожать и посылками трофеи домой отправлять. И немцев в охотку будут бить, и благосостояние семьи растить, со всех сторон польза, а вы, пни замшелые, этого не понимаете и понимать не хотите… Хотя ладно, чёрт с этим мотоциклом, новый куплю. Парней жалко, что у границы погибнут, так что слушайте и поправляйте, где я буду не прав. А вот товарищу Будённому я не скажу, где в случае войны будет самый идеальный его пост как командующего, отчего бы немцы натурально взвыли и сделали его врагом номер один для своей нации. Это вам за то, что я оглох на левое ухо. Ну что, приступим?..

* * *

– Давай, бать, приподними, а то в люк не проходит, – подсказал я отцу, и мы всё же затащили огромный узел с вещами в дверной проём моего транспортника.

Штурман с батей снаружи, а я изнутри тянул. Ещё трое сельчан подносили вещи от телеги. Мои младшие сестрёнки осматривали салон, сидя на лавках, тут же мама с внучкой на руках и старшая сестра. Мужа её не было, тот с дедом со следующей телегой добра сейчас подъедет. Мой самолёт стоял на окраине Кожанки, где собралось полсела, наблюдая за нами. Пользуясь не слабым авторитетом, герой войны, награды имею, и не слабые, я смог убедить отца в том, что скоро будет война, мол, с самим Сталиным общался. Естественно, не сразу, но уговорить пере ехать смог. Тут вообще хитростью пришлось. Новый председатель, как и старый, за кадры держался крепко, поэтому отца не хотел отпускать чрезвычайно, это мать ему не подчиняется, она работает от наркомата образования и зарплату от них получает, нет у него сил повлиять на неё. Так что мы вот как решили: до начала войны отец остаётся тут, дом уже продали, в Москве я новый купил на той же улице что и мой стоял. А пока батя у знакомых жить будет, в саду под навесом, а когда война начнётся, три дня осталось, уволится и к нам в Москву отправится. Следом за семьёй. Потому как всех я забирал. Это было не сложно, частные наймы редко, но практиковались, оплатил в кассе «Аэрофлота» аренду борта и за топливо, и пожалуйста. Правда, рейса два придётся делать, сейчас вещи везли и людей, а вторым рейсом живность, причём всю. Включая две коровы. Я даже снотворное для них взял у ветеринаров, заведём в салон, усыпим и уже по прибытию в столицу поднимем. Не хотела без коров и бычка семья переезжать, пришлось пообещать всё вывезти. Кстати, про войну я сельчанам сообщил, подло было бы своих вывезти, а им не сообщить, и рассказал, что до этих краёв докатиться может. Так что умные люди последуют моему примеру, а не умные… Я за них не в ответе.

– Командир, смотри, – тёзка указал мне на группу бойцов в форме цвета хаки, что бежали в нашу сторону.

Откуда те появились я видел, из оврага. В той местности особо лесополос не было, а вот куда рвутся – я понимал, к крупному лесному массиву что находится за нашим селом. Форма наша, сотрудников НКВД, впереди бежал командир, знаков различия пока не вижу. Кто это, я понял сразу, – диверсанты. За командиром четверо крепких бойцов несли на плечах двух раненых. Ещё восемь бежали замыкающими, часто оглядываясь. А уж нечто квадратное в сидоре одного так вообще убрало все сомнения. Рация. Я немного поразился, что диверсанты так далеко от границы работают, но видимо, выполняли какое-то своё задание и сейчас пытались оторваться от преследования. Лес хорошо, но самолёт ещё лучше, так что бежали уже к нам.

– Батя, бери наших и бегите отсюда. Это немецкие диверсанты к нам рвутся. Скажи участковому, пусть помощь вызовет. Юрка, тоже вон отсюда!

Сам я влетел в кабину самолёта, достал из тайника свой наган, ссыпал в карман патроны и, выскочив наружу, рявкнул штурману, что полусидел у хвоста самолёта:

– Во-он!

Дальше вскинув револьвер, я дважды выстрелил в воздух. Далековато до противника, но нужно, чтобы они замедлились, потому что моя семья, трясясь на подводе и нахлёстывая лошадь, ещё была на полпути к селу. Другие жители не понимали, что происходит, но выстрелы и моя убегающая семья дали понять, что ничего хорошего не будет, и все бросились врассыпную. Я же, вытряхнув две стрелянные гильзы, стал перезаряжать оружие. То, что против меня противник, было видно сразу, очередь на поражение капитан дал из ППД, звание его я уже рассмотрел. Так что, упав рядом с шасси, я стал тщательно выцеливать бегущих диверсантов передовой группы, которые так торопились, что даже не замедлялись и не залегали, видимо преследователи близко, каждая секунда на счету. Так что я быстро пять раз выстрелил, в капитана и носильщиков, отчего те повалились. Пусть до них пятьдесят метров было, но я не промахнулся. От них тоже пошла стрельба по моей позиции, отчего я перекатился в сторону и вдруг услышал визг рикошета о гондолу мотора и почувствовал тупой удар в бок. Рикошетом достали. Руки сразу стали ватными, и я уткнулся в траву, голову удержать не смог.

– Командир! – услышал я далёкий отчаянный крик.

Я ещё чувствовал, как подскочивший Юрка отчаянно тормошит меня, а потом раздались торопливые выстрелы из револьвера, и он стал доставать патроны у меня из кармана… Дальше всё, темнота. Лишь эхо усилившегося боя. Похоже, преследователи добрались до диверсантов.