Тяжелые звезды - Анатолий Куликов

Если называть вещи своими именами, это была настоящая резня, которую сами дудаевцы гордо именовали национально-освободительным движением, подразумевая под этим, вероятно, подлинное освобождение людей от права на жизнь, на защиту, на человеческое достоинство… Чтобы придать этому респектабельность и вызвать симпатии за рубежом, тактика борений чеченцев с центром чем-то напоминала ту, что ранее была избрана и успешно реализована бывшими прибалтийскими республиками. Та же риторика о многолетней оккупации, те же апелляции к праву народов на самоопределение и дословно совпадающие воззвания и обращения. Как заметил в свое время один из политологов, в этих документах повторялись даже орфографические ошибки.

Понимая, что рано или поздно федеральная власть будет вынуждена принять решение о наведении порядка на территории Чечни, с весны 1993 года я старался вникнуть в суть происходящих в этой республике событий. Сам часто выезжал на границу, контролируя работу контрольно-пропускных пунктов. Беседовал с беженцами, много читал, стараясь понять причины, отчего ни политически, ни экономически не подкрепленные мечты генерал-майора Дудаева о независимости Ичкерии многими чеченцами принимаются за чистую монету. Ведь мои собственные суждения о чеченском народе были далеки от того, чтобы причесывать всех под одну гребенку. Многих я знал. С уважением относился к традициям, отмечал личную отвагу, по-человечески был благодарен за гостеприимство. С иными чеченцами и вовсе был дружен еще с курсантских лет и искренне радовался их успешной службе.

Я не мог не верить беженцам. Понимал, что многие их них взвинчены, что обретенная свобода дает им возможность высказывать не только реальные факты, но слухи и страхи, копившиеся в них годами. Но разве можно было спокойно слушать рассказы измученных насилием детей, обворованных стариков, отчаявшихся мужчин, которые не могли защитить собственные семьи?.. Разве могли лгать эти люди, в глазах которых не читалось ничего, кроме ужаса?..

Есть в психологии очень точный термин «смерть души». По-другому и нельзя описать состояние человека, когда о гибели близких, об испытанном сексуальном насилии, о своем собственном расстреле он говорит отстраненно, без всяких видимых эмоций. С точностью и бесстрастностью патологоанатома фиксируя мельчайшие детали пережитого потрясения, как если бы они происходили не с ним, а с другим человеком. Для него мало что значит твое сочувствие: его душа вытоптана, растерзана, выжжена… Вот это нельзя имитировать. Вот это может пробить любого, особенно если твоя собеседница — тринадцатилетняя девочка, которой со всем этим придется прожить всю свою оставшуюся жизнь.

Все это было, бесспорно, правдивым документом времени, и делом чести стало для командования внутренних войск МВД России донести до российского общества трагедию этих забытых людей. Тем более, что многие средства массовой информации по разным причинам тогда утратили интерес к теме униженных и растоптанных соотечественников. Поэтому на административную границу с Чечней я послал оператора нашей войсковой киностудии «Витязь» Валерия Жовтобрюха, отважного и талантливого человека, наказав ему снять беспристрастный документ — дословную запись рассказов людей, выходящих из республики.

Вскоре на моем рабочем столе появились видеокассеты: девять долгих часов, где день за днем описывались человеческие беды и пережитые унижения. Из этих часов мы сложили предельно сжатый, получасовой видеофильм, отдав предпочтения тем интервью, которые наиболее полно характеризовали обыденную и в тоже время страшную для людей жизнь в мятежной Чечне.

Этот ролик я сразу же показал министру внутренних дел Виктору Федоровичу Ерину, руководителю администрации президента Сергею Александровичу Филатову, руководителю российской контрразведки Сергею Вадимовичу Степашину и вице-премьеру Сергею Михайловичу Шахраю, в то время возглавлявшему Министерство по делам национальностей. Просил об одном: надо сделать так, чтобы этот фильм обязательно был показан по одному из основных телеканалов. У меня и в мыслях не было, что столь влиятельные политики не найдут возможности показать этот фильм всей стране. Одно дело, если пороги телекомпаний обивает командующий ВВ, и совершенно другое — если руководитель администрации президента высказывает пожелание, чтобы государственная телекомпания не только показала фильм, но и выстроила свою информационную политику так, чтобы рассказать людям всю правду о человеческой беде и об истинных виновниках этой трагедии.

И тогда, и потом я не раз буду задавать себе вопрос: в чем же, собственно, заключается причина того, что мои собеседники, как заговоренные, утрачивали интерес к этой теме уже на следующий день после просмотра фильма. Поначалу их реакция была совершенно естественной: «Конечно, это нужно показать людям!..» Но уже нерешительность чувствовалась в их голосе, когда я настаивал применить рычаги, имеющиеся у власти, и добиться того, чтобы фильм дошел до людей. Сколько ни просил, почему-то именно это никак не удавалось сделать.

И сегодня я не склонен бросать этим людям тягчайшие обвинения в саботаже и непрофессионализме. Это не так: каждый из них был пользователем очень конфиденциальной и объективной информации, каждый — искренним противником насилия и беззакония. Скорее, мои решительные действия оценивались ими как несвоевременные. Думаю, все помыслы высоких государственных чиновников в то время были прикованы к политическому противостоянию в столице. На этом фоне все другие проблемы казались второстепенными. Ясно, что никому не хотелось ворошить это осиное гнездо: еще неизвестно, заслужишь ли похвалу, а вот по шапке получить можно было запросто.

В общем, чувствовалось, что многие «сильные» люди страны в 1993 году просто недооценивали серьезность положения в Чечне или делали вид, что не считают его настолько опасным, чтобы вести речь о наведении порядка на всей территории этой северокавказской республики.

Еще срабатывали старые советские привычки: дескать, достаточно нам только продемонстрировать силу, чтобы Д. Дудаев и его окружение пошли на попятную. Еще была надежда на антидудаевскую оппозицию, контролировавшую некоторые населенные пункты в республике. И смешными на этом фоне тогда казались слова этого бывшего советского генерала, что Чечня в случае ввода войск нам обойдется большей кровью, чем обошелся Афганистан…

* * *

Я хорошо помнил, как это все начиналось в 1991 году. И эту гордую осанку самого Джохара Дудаева, и высокомерный взгляд, и эти его, намеренно копирующие Саддама Хусейна, жесты рук, которые, по мнению их владельца, должны были придать особый вес словам, произносимым безапелляционным, отвергающим любые сомнения тоном: «Мы это все уничтожим… Мы это все уберем… Этого мы не допустим…» В большей степени это была игра на окружение, чтобы и сомнений не оставалось в том, что именно Джохар Мусаевич является твердым, уверенным в себе национальным лидером, который может себе позволить роскошь разговаривать с серьезными представителями федеральных структур в ультимативном тоне.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});