Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

— Что тебя развеселило? — спросил Финан.

— Обожаю, когда враги убивают друг друга.

— Мне даже жаль воинов Этельхельма, — хмыкнул Финан. — Проделать такой путь и наткнуться на разъяренных скоттов. Добро пожаловать в Нортумбрию.

Перед нами поднимался каменистый уступ, где во времена моего отца воины практиковались в боевом мастерстве, а в солнечные дни женщины раскладывали одежду на просушку. В его дальнем конце стояли кладовые, хижины и конюшни, а справа возвышался крутой утес, на вершине которого построили главный дом и церковь. К этим строениям вела неровная каменная насыпь, повторяющая изгибы крепостной стены со стороны берега, и мой сын повел воинов по насыпи, где местами прорезали ступени.

Двигались они быстро. Я увидел, как последний воин пробежал мимо церкви и ворвался в главный дом через боковую дверь. Почти тут же через главную дверь, выходящую в сторону моря и на кладовые, посыпались женщины и дети. Они помчались по крутым ступеням, а вместе с ними и несколько воинов моего кузена, явно не испытывающие желания драться за плоскую вершину утеса. Мы с Финаном поспешили по крутой каменной лестнице, ведущей от насыпи к церкви. Колокол по-прежнему трезвонил, и я уже подумывал войти в церковь, найти того, кто дергает за веревку, и заставить его умолкнуть, но потом решил, что этот яростный звук сеет панику, а паника была сегодня моим другом. Увидев нас, женщина в дверях церкви завизжала. Я даже не взглянул на нее, последовав за воинами в сумрак дома.

— Утред! — проревел я в поисках сына.

— Отец?

— Перед домом! Построй стену из щитов перед домом!

Утред выкрикнул приказ, и воины последовали за ним наружу. Среди столов на каменном полу зала растянулись четыре тела — трупы тех, кого застали внутри и кто был достаточно глуп, чтобы оказать сопротивление. В большом центральном очаге теплился огонь, на камнях вокруг пламени поджаривались овсяные лепешки. Я взобрался на помост и распахнул дверь, ведущую в комнату без окон, где, как я догадался, спал кузен. Пусто. На кровати лежали шкуры, на стене висел гобелен, а еще там стояли три деревянных сундука. С их содержимым разберусь позже.

Я вернулся в зал, спрыгнул с помоста и быстро повернулся, услышав справа рычание, но это оказалась всего-навсего сука под столом, защищающая щенков. Теперь это мои щенки, подумал я и вспомнил те дни, когда охотился в холмах за бухтой. Внезапно прошлое развернулось передо мной так явственно, что я услышал, как по залу прокатывается эхом отцовский голос. И не важно, что массивные балки теперь находились в два раза выше, чем при нем, да и сам зал был длиннее и шире. Это Беббанбург! Мой дом!

— Возьми нормальное копье, вошь паршивая, — рявкнул мне отец в тот последний раз, когда мы вместе охотились на кабана.

Его новая жена Гита, моя мачеха, возразила, что взрослое копье слишком тяжело для девятилетнего мальчишки.

— Тогда пусть его растерзает кабан, — ответил отец, — сделает всему миру одолжение, избавив нас от этой воши.

Дядя засмеялся. Я услышал в его смехе зависть и ненависть, и теперь, почти вечность спустя, я пришел, чтобы исправить то, что натворил дядя.

Я прошел через большую дверь, выходящую на море, на пятачке перед ней выстроились мои воины. Мы захватили вершину Беббанбурга, но это еще не значило, что крепость в наших руках. Нам предстояло очистить скалу от врагов, которые собирались внизу. Сразу под нами, вниз по лестнице, куда сбежали женщины и дети, находилась широкая каменная площадка, на ней валялись головешки, надо думать, от сгоревшего амбара, главный дом накрывал ее тенью. Дальше стояли другие амбары или дома, некоторые с обугленными стенами, а воины моего кузена, теперь уже в кольчугах и со щитами, толпились в переулках.

Я понял, что совершил ошибку. Я решил, что захвачу главный дом на вершине Беббанбурга, и людям кузена придется атаковать вверх по крутому склону и умереть под нашими мечами. Но враги собирались в переулках и не показывали желания лезть в драку. Они ждали, что атакуем мы, и я вдруг понял, что если кузен обладает хотя бы разумом блохи, он позволил бы нам овладеть вершиной, а сам тем временем захватил бы Морские ворота, впустив отряд Этельхельма. Нам нужно оттеснить воинов кузена, победить их и вышвырнуть из Беббанбурга, прежде чем он догадается об открывшейся возможности, а единственный способ этого добиться — спуститься вниз, к кучке мелких строений, и перебить противника. А я до сих пор не знал, сколько человек у кузена, хотя понимал, что чем скорее мы начнем убивать, тем скорее я снова назову Беббанбург домом.

— Утред! — крикнул я сыну. — Останешься здесь с двадцатью воинами. И присматривай за тылом! Остальные — за мной!

Я побежал вниз, по ступенькам главной дороги, и она привела к сожженному амбару.

— Стройтесь в стену из щитов! — крикнул я у подножья лестницы. — В стену! Финан! Налево!

С обеих сторон из проулков на нас взирали враги. Еще сбитые с толку. Они не ожидали, что этим летним вечером придется сражаться, а человеку нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о возможной смерти. Я видел, как они встревожены. Они не выкрикивали оскорбления, не атаковали, а просто ждали за щитами. Я не хотел давать им время.

— Вперед!

Ведь что увидели люди моего кузена? Они увидели уверенных воинов. Теперь они знают, что явились те, кого они так боялись, угроза, что много лет висела над Беббанбургом. Они увидели воинов, готовых драться, и наслышаны о наших победах. Во всей Британии мало таких закаленных в сражениях воинских отрядов, как мой, мало кто обладает такой грозной репутацией, мало кого так боятся. Иногда я называю своих воинов волчьей стаей, и защитники крепости, собравшиеся в переулках, страшились, что дикие волки вот-вот их перегрызут.

Но все же кое в чем эти испуганные люди ошиблись. Мы не были уверены, мы находились в отчаянном положении. Мои воины не хуже меня знали, что сегодня главное — скорость. Битва должна закончиться быстро, а иначе враг раздавит нас числом, хотя пока что противник был слишком сбит с толку, чтобы понять происходящее. Мы выживем, если поторопимся, и умрем, если промедлим, так что мы наступали с пылом, похожим на уверенность.

Я повел людей в правый переулок. Было бы достаточно стены из щитов шириной в три человека, чтобы его перекрыть, но вместо этого враг отступил. Свитун, по-прежнему в ярком одеянии епископа и в шлеме с конским хвостом, шел справа от меня с тяжелым копьем в руке, и с силой ткнул им в отступающего воина. Другой попытался отклонить копье щитом, но подставил не центр, а край, и от удара Свитуна щит отклонился в сторону. Я вонзил Вздох Змея в образовавшуюся щель и провернул клинок, вспоровший живот, а когда воин скрючился в агонии, треснул врага железной кромкой щита по затылку, и тот упал.

Свитун уже наседал на следующего, а я пнул своего противника и выдернул Вздох Змея из липкой плоти. Внезапный удар по моему щиту оказался так силён, что верхний край врезался в стальную стрелку шлема, защищающую мой нос. Я вернул щит на место, увидел нацеленное мне в глаза копьё, отшатнулся, избегая удара, ткнул Вздохом Змея в копьеносца, прошипевшего ругательство, и краем глаза заметил движение слева. Копьеносец отбил щитом мой выпад, и тут я увидел огромного воина в помятом шлеме, замахивающегося топором над моей головой. Наверное, тот же топор, что повредил мой щит, а этот здоровенный ублюдок держал оружие двумя руками, так что мне пришлось поднять щит, прикрывая голову, и открыться для удара копьеносца снизу, но тот потерял равновесие, и я понадеялся, что кольчуга остановит удар копьём вполсилы.

Повинуясь чутью, я шагнул под удар топора, оттолкнул верзилу плечом к стене слева и одновременно ткнул копьеносца Вздохом Змея. Надо было взять Осиное Жало — в таком бою длинным клинком не размахнуться. Копьеносец отступил, удар топора пришёлся на мой щит, но гигант выпустил из рук оружие и попытался вырвать у меня щит.

— Убей его! — взревел он. — Убей его!

Я рванул Вздох Змея обратно. Мне удалось найти щель, чтобы направить острие пониже живота противника, и я надавил на рукоять. Я ощутил, как острие прорвало кольчугу, проткнуло кожу, скользнуло в плоть и задело кость. Рёв прекратился, враг задохнулся от боли, но всё ещё цеплялся за мой щит, понимая, что пока он его держит, я уязвим для ударов его соратников.

Копьеносец ткнул меня в бедро, но боль испарилась, когда Свитун с проклятьями насадил врага на своё копьё, c такой силой вонзив оружие в грудь, что того отбросило. Я же толкал и проворачивал Вздох Змея, и внезапно великан перестал сопротивляться — Видарр с Беорнотом, норвежец и сакс, всегда сражавшиеся бок о бок, с криком протиснулись мимо меня. Видарр взывал к Тору, Беорнот — к Христу, и оба обрушили мечи на врага. На меня плеснуло кровью, здоровяк рухнул, и казалось, его кровь залила всю улицу. У противоположной стены глотал ртом воздух и молил о пощаде копьеносец, на которого набросились другие волки из моей стаи. Они не знали жалости, и остальные враги бежали прочь.