Сочинения в трех томах. Том 2 - Майн Рид

есть с самого покорения Мексики Фернандо Кортесом, — северная ее граница постоянно подвергалась набегам. Ацтеки, создавшие свою культуру, и другие оседлые индейцы почти без борьбы покорились испанцам. Не так обстояло дело с дикими племенами — свободолюбивыми охотниками великих прерий. В безграничных степях, раскинувшихся на равнинах Северной Америки, обитают индейские племена, вернее, народы, которые никогда не попадали под иго чужеземцев и признавали авторитет только собственных своих вождей. Даже во время своего расцвета Испания не могла покорить «индиос бравое» на своих границах. Они сохранили свою дикую волю. Я говорю не о сильных народах северной прерии — сиуксах, чаейнах, «черных ногах», «воронах» и арапао. Испанские завоеватели никогда не приходили с ними в соприкосновение. Слова мои относятся исключительно к племенам, чьи набеги постоянно тревожили Мексику. Это команчи, липаны, утахи, апачи и наваха.

Ни в одной испанской летописи не упоминается о хотя бы временном порабощении одного из этих народцев.

Ни оружием, ни проповедью Евангелия покорить их не удалось. Индейцы прерии не попадали под власть белых и вполне сохраняли свою независимость, словно каравеллы Колумба никогда не входили в Карибское море.

Защищая свою свободу от покушений белых в течение трех веков, они не знали покоя. Все триста лет прошли в беспрерывных войнах. Между краснокожими кочевниками и белыми потомками древних иберов ни на минуту не воцарялся мир. На границах Мексики со времен Фернандо Кортеса до сегодняшнего дня идет неустанная борьба.

На северной границе кочуют дикие индейцы. А на юге их порабощенные вырождающиеся братья — мирные индейцы — живут не в походных шатрах, а в городах победителей — испанцев. Одни свободны, как степной ветер, другие подчинены белым и влачат цепи, не менее тяжкие, чем у рабов.

Между двумя враждебными народами — мексиканцами и вольными индейцами — простирается нейтральная полоса. С одной стороны она защищена фортами с сильными гарнизонами — presidios, с другой ее охраняет от вторжения неприятеля безводная и дикая пустыня.

С недавних пор наблюдается редкая перемена в отношениях индейцев и испанских колонистов: краснокожие вторглись во владения бледнолицых. Гигантскими шагами завоевывают они мексиканские земли, отбирая сразу целые провинции.

После крушения испанского владычества в Мексике белые потеряли свое первенство над индейцами. После отделения Мексики гарнизоны были выведены из фортов, и северная граница обнажилась. В результате нейтральная полоса исчезла. Все северные провинции — Сонора, Чигуагуа, Синалоя и Леон — представляют собою пустыню, опустошенную индейцами. Больше того, краснокожие смельчаки продвигаются на юг, тревожа своими набегами центральные штаты, и заглядывают даже в порты, например в Дуранго.

Около трех тысяч белых находятся сейчас в плену индейцев на севере Мексики. Почти все пленники — испанцы. Главным образом это женщины, которые живут в качестве жен-рабынь со своими поработителями.

Нередко попадаются и мужчины, похищенные в ранней юности и возмужавшие среди индейцев. Самое замечательное, что большинство пленников — мужчин и женщин — не обнаруживают ни малейшего желания вернуться к прежней жизни. За многих внесен выкуп, но они добровольно остаются у индейцев.

На границе нередко приходится наблюдать душераздирающие сцены. Отцы, нашедшие своих сыновей у индейцев, напрасно взывают к их сыновним чувствам и умоляют вернуться домой. В несколько лет, а иногда и месяцев пленники, позабыв обо всем, что связывало их с родиной или семьей, привыкают к новому образу жизни.

Недавно еще я был свидетелем подобного перерождения.

Раненый индеец, взятый в плен после битвы у мезы, оказался мексиканцем. Несколько лет назад он был похищен команчами из одного поселка на Рио-Гранде. Мы вернули ему свободу в полной уверенности, что он воспользуется счастливым случаем и вернется к родителям. Однако он обманул наши ожидания. В ту же ночь он бежал в прерии, украв прекрасного коня у одного из рейнджеров.

Так обстоят дела в Мексике на Рио-Браво.

Из индейских владений в Мексику ведет множество троп, имеющих сотни миль в длину. В некоторых случаях они проторены по течению речек, в других пересекают огромные безводные пространства. Пути эти отмечены множеством следов мулов, лошадей и пленников. Здесь часто находят побелевшие костяки людей и животных, погибших во время перехода. Странные и жуткие дороги!

Этими тропами пользуются команчи и капчуя во время «мексиканской луны».

Один из таких путей обнаружил старый траппер, когда в глубоком волнении воскликнул:

— Тропа войны!

Глава LXXV

ТРОПА ВОЙНЫ

Наскоро утолив жажду, я верхом переправился через ручей, чтобы тщательно обследовать противоположный берег.

Трапперы сопровождали меня: перед лицом опасности они никогда не стушевывались на задний план.

Оба они искренно ко мне привязались. Я на опыте убедился, что ради меня они готовы поставить на карту свою собственную жизнь.

Лично я от всего сердца полюбил мужественного и сильного Гаррея. Он был прекрасен в подлинном смысле этого слова и отличался на редкость благородным характером. Гаррей в свою очередь считал меня настоящим другом.

Определить наши отношения со старым траппером значительно труднее. Он вызывал во мне восторг, и я преклонялся перед его умом и проницательностью, но в целом его нравственный облик не внушал мне большой симпатии.

Правильнее говорить не об умственных способностях Рубби, а об его поразительном чутье, ибо руководил его действиями голый инстинкт.

Я знал, что Рубби не только уважает меня, но дружелюбно ко мне расположен. Подобно Гаррею, в любом положении он пришел бы ко мне на помощь. Но всякое открытое проявление чувств он презирал, считая его непростительной слабостью. Больше всего, пожалуй, Рубби ценил во мне то, что я никогда не спорил с ним и не пытался даже соперничать в знании прерий. Я был только учеником, полагавшимся на суждение учителя.

Помимо дружбы еще одна пружина побуждала трапперов к действию: горячее увлечение теми обязанностями, которые они выполняли в нашей экспедиции. Как гончие, они любили самый процесс выслеживания. Добровольно прекратить погоню они способны были, лишь умирая от голода, жажды и усталости.

Подобно мне, они поспешно