Закат Америки. Уже скоро - Чарльз А. Капхен

Ответная реакция администрации Клинтона оказалась обескураживающе разоблачительной. Европейцы пошли на уступки американским требованиям, а Соединенные Штаты якобы приветствовали подобные попытки. Заместитель госсекретаря Строуб Тэлботт настаивал на том, что «сомнения по поводу американской позиции в скором времени рассеются, и миру потребуется очень сильная Европа. Мы не против этого, нам не все равно, мы не озабочены сложившейся ситуацией, мы просто поддерживаем подобное начинание».[328] Однако прослеживалась и другая, неафишируемая реакция Вашингтона. Государственный секретарь Мадлен Олбрайт предостерегала ЕС от попыток дублировать НАТО, что Европа и должна была бы осуществить при достижении определенного уровня самостоятельности. Заместитель министра обороны США Франклин Крамер утверждал, что «вопрос о закрытом европейском клубе внутри НАТО просто не может существовать в принципе», что европейцам необходимо развивать согласованную политику.[329] Министр обороны США Уильям Коэн добавил, что Европа рискует, превращая НАТО в «пережиток прошлого».[330]

В результате американцы потребовали от Европы обеспечить более серьезную оборону, однако не проявлять иных признаков самостоятельности. Америка пыталась во что бы то ни стало переложить свои прошлые обязанности на Европу, однако не хотела излишнего роста влияния ЕС. В то же самое время Европа стремилась расширению сферы влияния и к большей автономности. Это противоречие объясняет, почему, согласно статье в «Guardian», «мягко выражаясь, такая схема [европейской обороны] привела американцев в настоящее умопомешательство».[331] Когда пришло время действий, команда Клинтона просто не смогла сделать шаг назад и уступить место более напористой Европе.

Шизофрения американской политики развивалась и во время правления Буша. Рамсфелд даже не упоминал о европейских усилиях и о ЕС во время своего первого визита в Европу, на Мюнхенской конференции по безопасности в феврале 2001 года. А что касается новой оборонительной силы, интерес вызывало то, насколько она способствует упрочению позиций НАТО, но никак не позиций ЕС. Рамсфелд ответил следующим образом: «На самом деле я не совсем понимаю, каким образом существующая расстановка сил упрочивает позиции НАТО».[332] В 1999 году в Комитете по международным отношениям Конгресса Болтон приводил следующие доводы: «Мы должны открыто признать, что наша цель состоит в выстраивании внешней и внутренней политики стран ЕС таким образом, чтобы выработать общую политику, продиктованную в первую очередь желанием дистанцироваться от влияния США. Кроме того, порой в наших рядах слышатся антиамериканские настроения».[333]

Государственный секретарь Колин Пауэлл оказался более восприимчив к идее создания единых вооруженных сил ЕС, а президент Буш даже проголосовал за эту идею, заявив после встречи с британским премьер-министром Тони Блэром следующее: «Он [британский премьер] заверил меня, что европейская система безопасности ни в коем случае не вступит в конфликт с НАТО. Мне кажется, что премьер-министр говорил сущую правду».[334] Единственная проблема заключалась в том, что европейское влияние могло слишком возрасти.

Для США не существовало другого более удобного способа нарушить отношения с Европой, чем попросить европейцев стать несколько более самостоятельными, а затем, когда они прислушались к этому совету, — обидеться. Вашингтон был абсолютно прав, когда говорил о том, что на повестке дня стоит более четко сформулированная концепция международного присутствия. Но пытаться объединить это утверждение со стремлением к односторонним действиям — значит заставить отвернуться от себя как друзей, так и врагов. Если тот мир, который последует за эпохой американского господства, будет зависеть от сотрудничества и справедливого разделения всех видов риска и ответственности, то Америка с ее стремлением действовать в одиночку получит массу проблем. Соединенные Штаты могут извлекать преимущества из своей силы, у менее влиятельных государств нет иного выбора, кроме как принять правила игры. Но когда центр политического влияния сместится, стремление Соединенных Штатов к односторонним действиям окажется главным фактором неминуемого возвращения к глобальному геополитическому соперничеству.

Терроризм и американское международное присутствие

На ограниченный промежуток времени террористические атаки в сентябре 2001 года обратили вспять наметившиеся тревожные тенденции. «Дрейф» в сторону нового изоляционизма сменился лихорадочной деятельностью на мировой арене. Америка решила искоренить терроризм во всем мире, использовав для этого военные, дипломатические, правовые и экономические средства. Общественная апатия мгновенно сменилась жаждой деятельности. Демократы и республиканцы отложили свои противоречия во имя единения государства.

Террор замедлил рост американского стремления к односторонним действиям. Вашингтон принялся собирать самую большую из известных когда-либо коалиций. Президент Буш и Колин Пауэлл засели за телефонные переговоры, в то время как Дональд Рамсфелд отправился за поддержкой Ближнего Востока. США добрались даже до России, Китая и Ирана — тех стран, с которыми совсем недавно у них были весьма прохладные отношения. Большинство государств откликнулось на призыв, проявив готовность оказать сопротивление общей опасности. Как НАТО, так и Организация американских государств попытались обеспечить коллективную защиту. В Вашингтон один за другим приезжали лидеры иностранных государств, предлагая руку помощи. Складывалось впечатление, что администрация Буша открыла для себя новые грани многостороннего сотрудничества.

Но с течением времени терроризм весьма специфически повлиял на американское отношение к международным проблемам, усилив тенденции к односторонности и изоляционизму, существовавшие до сентября 2001 года. Терроризм следует рассматривать не просто как коллективную угрозу, вынудившую Америку обратиться за помощью; это своего рода природный феномен, который то «пришпоривает» Америку, то заставляет ее прятаться за многочисленными кордонами. Под угрозой террора Америка рискует заслужить репутацию непредсказуемого и опасного партнера.

Несмотря на риторику, Соединенные Штаты не так уж стремились к объединению со всем миром, как могло показаться на первый взгляд. Конечно, США хотели создать максимально широкую коалицию, посылая свои войска на базы на Ближнем Востоке и пытаясь доказать легитимность вторжения в Афганистан. Тем не менее Вашингтон не приветствовал расширение площадей для маневра войск коалиции. Администрация Буша предпочитала «многосторонние действия a la carte», впервые упомянутые Ричардом Хаассом, директором Штаба политического планирования при Государственном департаменте. Это понятие предполагает различные формы сотрудничества со странами-союзниками, однако политические консультации — первый признак многостороннего участия — не проводились в принципе. Вот как один американский журналист описал взгляд на американскую коалицию из Европы:

«США собрали вокруг себя коалицию из самых разных стран для борьбы с терроризмом, заручились поддержкой со стороны Совета Безопасности ООН, ЕС и НАТО… Но будь это проявлением нынешнего стремления Америки к многостороннему сотрудничеству или нового, усеченного варианта геополитики, так или иначе, нынешняя активность США носит ярко выраженный американский характер, выраженный в такой степени, что он не может не вызывать раздражения Европы. Совершенно очевидно, что коль скоро президент Джордж Буш добивается поддержки с помощью лозунга „кто не с нами — тот против нас“, то новая игра будет иметь единые правила и капитана, назначаемого США. Новая американская многосторонняя тактика — это солдаты и дипломаты, обеспечивающие правовую и материально-техническую поддержку странам коалиции; в ней нет и намека на равноправные дискуссии. Она более всего напоминает собрание муниципалитета: США раздают скрупулезные указания, стараются не требовать слишком многого от большинства союзников, а иных оскорбляют тем, что вообще ничего от них не просят».[335]

7 октября 2001 года, в день начала военной операции в Афганистане, Вашингтон даже не удосужился поставить в известность о начале бомбардировок бельгийского премьер-министра Ги Верхофстадта, чья страна председательствовала тогда в ЕС. Администрация Буша заручилась поддержкой Тони Блэра, одобрившего действия коалиции после начала войны, однако решения, как военные, так и дипломатические, принимала самостоятельно. Через месяц после начала войны две трети стран-союзников Соединенных Штатов убедились в том, что их стратегический партнер действует без учета интересов остальных.[336]