Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь - Вера Камша

– Значит, я для тебя «роскошная»? – Нареченная Юлианой прижала Мэллит к себе. – Курту понравится. Очень понравится! Ты не можешь назвать твои травы, но если ты их увидишь, ты их, надеюсь, узнаешь?

2

Папенька, когда Марсель виделся с ним последний раз, немало рассуждал о том, что делать с эсператистским кардиналом. Большинство идей было не лишено фамильного изящества, но все они подразумевали кардинала живого, а Марселю достался мертвый.

Против покойников как таковых виконт ничего не имел, но похорон, будучи человеком жизнерадостным, терпеть не мог. Обычно от уплаты последнего долга удавалось увильнуть, но сейчас положение было безнадежным. Убитый «бесноватым» Левий лежал на офицерском плаще средь древних колонн и не воскресал ни как человек, ни хотя бы как Зоя. Исцелившие Рокэ развалины на кардинала не действовали, а его смерть порождала кучу сложностей, которую следовало немедленно разгрести, причем, как с тоской убедился Валме, не кому-нибудь, а ему.

Рэй Эчеверрия наотрез отказался вмешиваться в отвратительное для любого кэналлийца дело; Эпинэ вбил себе в голову, что Левия нужно похоронить в Адриановой обители, при этом достойный «Прымпердор» толком не знал, может ли считаться эсператистом он сам. Бурраз таковым являлся, но после боя на кагета накатила дипломатичность, и он объявил, что не уполномочен вмешиваться в дела церкви. Карои рассказал об алатском обычае сжигать тела погибших на чужбине и привозить на родину прах; оживившийся Эчеверрия согласился, что обычай правильный, но объявил его кэналлийским и морисским. Уцелевшие офицеры-церковники собственного мнения на сей счет не имели, зато усиленно намекали, что готовы служить Талигу на тех же условиях, что Создателю.

Кто-то вспомнил, что состоящий при Октавии врач – монах, и за ним срочно погнали двоих адуанов. Увы, брат Анджело, во-первых, не знал всех положенных при отпевании молитв, а во-вторых, опасался оставлять занемогшего животиком принца. Мало того, святой отец сослался на волю покойного, полагавшего, что спасать живых важней, чем возиться с мертвыми. Валтазар, который мог дать хоть какой-то совет, не проявлялся больше недели, и Марсель уже начинал волноваться, взывать же к далекому папеньке было крайне нежелательно из-за жары и неизбежной отповеди, оставалось решать самому. Валме вздохнул, свистнул Котика и после завтрака отправился навестить покойного.

Если не считать часовых-кэналлийцев и кошек, Старая Барсина была пуста. Марсель прошелся вдоль остатков внешней стены, взобрался на террасу, полюбовался на истоптанный луг и обреченно полез в руины, где обнаружил зевающую кошку и скорбящего Эпинэ. Поза и выражение лица последнего давали фору лучшим кладбищенским скульптурам, и виконт понял, что сейчас у него заболят зубы. Скорбь следовало прекратить, по возможности тактично, и Марсель тихонько прищелкнул пальцами. Не забывший адуанской науки Котик гавкнул, кошка взлетела на ближайший постамент, истукан в мундире вздрогнул и обернулся.

– А… Это вы.

– Мы, – кивнул Валме. – Надо поговорить, заодно и с его высокопреосвященством попрощаюсь. Странная развязка…

– Странная? – Лицо Эпинэ стало удивленным, не утратив при этом скорбности.

– Редкий кардинал умирает вовремя. – Марсель подхватил вставшего герцога под руку и повлек к выходу. – Левий ушел раньше, чем нужно, но насколько я понимаю, он мало в чем уподоблялся собратьям. Не серчайте, многие клирики живут непозволительно долго.

– У вас дело? Какое? – «Прымпердор» очень старался не злиться. – Вы его почти не знали, и вы, к вашему счастью, еще не теряли тех…

Начинается! Сейчас будет пятиться по жизни от Левия к Ренквахе и скорбеть над каждым гробом. Иноходец? Рак! Да еще печального образа, а ведь после боя улыбался. Марсель вызывающе погладил вновь обретенного Котика.

– Папенька не советует терять то, о чем придется жалеть, и жалеть о том, что уже потеряно. – К дыре бы тебя, страдалец, и песню в уши! Про струну… – Вы в самом деле думаете хоронить здесь?

– Он бы этого хотел. Тут должен быть затопленный храм, это…

– Я знаю, что это такое, но мы вряд ли его отыщем. Орденские тайны не для чужаков, а призраки здесь не водятся, так что спрашивать некого.

– Простите? – Эпинэ прикрыл ладонями глаза, и в душе у виконта этот жест немедленно отозвался струнным звоном. – Я что-то плохо соображаю…

– Заметно, – подтвердил очевидное Марсель. – Да будет вам известно, что нашим своевременным появлением вы во многом обязаны Валтазару. Это он прежде всех гонцов донес мне о столичных безобразиях, и мы успели собрать силы, ну а познакомились мы с покойным святым отцом, когда я искал проходы в Ноху. Призраки при должном обращении весьма полезны, вот только здесь их нет, значит, мы ничего не найдем. Хоронить придется либо здесь, либо во дворе. Долбить пол бессмысленно и некрасиво, закопать снаружи и уйти? Это не нравится даже мне.

– Вы правы.

– Я знаю. – Валме решительно повлек спутника на улицу, на пороге святилища виконта осенило. – Вроде бы ваш дед, вернувшись в эсператистское лоно, привел в соответствующий вид домовую церковь? Помнится, на него за это доносили, мой родитель еще объяснял Сабве, что умоленность – признак болезни, а не крамолы… Очень похоже, что ближе Старой Эпинэ места для эсператистского кардинала не найти, к тому же покойный начинал в Славе, а ее основал ваш родич. Да, гроб в ближайшей деревне я заказал, столяр обещал управиться за день. Конечно, будет не слишком роскошно…

– Какое это имеет значение! Довезти бы, а в Эпинэ все есть… было.

– Если было, то и есть. Папенька никогда не поставил бы управляющим древоточца, а Мараны слопать ваше наследство не успели, так что отправляйтесь-ка вы домой.

– Куда? – На лице Повелителя Молний было такое непонимание, что Валме чуть не прослезился.

– Вы забываете некоторые слова, – со вздохом объяснил виконт. – Домой – это значит туда, где вы можете жить, то бишь в Старую Эпинэ. Если послезавтра двинетесь, как раз успеете к Излому. В прошлом году у вас вышло не слишком удачно, но раз на раз не приходится.

– А беженцы? – Положительно, этот Проэмперадор о себе думать не умел. – Я за них отвечаю…

– Отвечали. Теперь это забота Проэмперадора Юга и регента. Мой родитель, скорее всего, пойдет вам навстречу, но для начала нужно понять, куда эти семь тысяч девать. Пока папенька не отпишет, беженцы останутся у Кольца на попечении рэя Эчеверрии. Вместе с Рокслеем, которому самое время заняться чем-то полезным. Мевена можете взять с собой, ну и принца, хотя про него папеньку спросить придется, никуда не денешься, этикет.

– Но объяснить людям, что их ждет, должен я.

– Если вам так хочется, – протянул виконт, устраиваясь на каком-то обломке. – Только это не повод стоять. Садитесь.

Герцог Эпинэ послушно пристроился рядом и почесал Котика за остатками ушей. Сейчас скажет что-то проникновенное.

– Поймите, Валме, – немедленно оправдал ожидания полуседой бедолага, – я вам очень благодарен, вы даже не представляете как, но мы с вами слишком разные люди…

– Естественно. – А вот сейчас ты у меня кое-кого вспомнишь и возлюбишь бытие земное! – Будь мы с вами одинаковы, у Марианны не было бы никакого резона бросать меня ради вас. Кстати!.. Откуплю-ка я у Коко одну из гальтарских урн, лучше всего из красной яшмы, с львиными мордами, он ее вывез, я видел. Если вы послушаетесь Карои и похороните его высокопреосвященство на алатско-кэналлийско-морисский манер, она вам пригодится. И почему бы вам не пригласить алатов? Похороны похоронами, но жизни это не отменяет. Графиня Савиньяк писала моему родителю, что кардинал говорил нечто похожее.

– Да, – подтвердил Робер Эпинэ, – говорил.

3

Ополченцы обедали в харчевне с носатой птицей на вывеске. Птица была в малиновой шляпе и черном мундире и казалась веселой.

– Это капитан Дятел. – Названная Юлианой улыбнулась. – Он большой проказник и всегда побеждает генерала Гуся, потому что тот дурак.

– Это сказка? – спросила Мэллит, вспоминая ловкого поваренка Хорька и трактирщика Барсука, глупого и злого.

– Сказка, но дурак не должен быть генералом… Я еще посмотрю в глаза тем, кто проспал Гюнне, а теперь обедать!

Их усадили на почетное место возле увитой хмелем решетки. Отсюда было хорошо видно, как во дворе обедают ополченцы с малиновыми повязками. Их кормили даром. Такого закона не было, марагонские трактирщики это решили сами.

– Я – старший в семье и не могу бросить дело, – сказал толстяк в фартуке, – но я мараг. Если до нас дойдут дриксы, у меня не останется ничего, кроме фуры и семьи. Мы уйдем, чтобы нас не зарезали, все бросим и уйдем… Как я могу жалеть пиво и колбасу тем, кто за меня идет бить «гусей»?

– Бруно сюда не пустят, – отрезала роскошная. – Я – баронесса Вейзель и еду к своему мужу. Курт не позволит дриксам разгуливать по Марагоне, даже если кое-кто выстарился. Мелхен, не прячься… Хозяин, покажи ей травы, которые ты кладешь в мясо и птицу. Не сейчас, сперва мы покушаем. С чем у тебя суп?