Любовь ювелирной огранки (СИ) - "Julia Candore"

Она никак не могла принять себя в новом статусе.

— Свадьба будет, — заверил ее Ли Тэ Ри.

Он подсел к ней на кровать и быстренько надел ей на безымянный палец кольцо, которое долго и упорно доводил до совершенства у себя в мастерской. Обогрев, вера в себя, маячок слежения… Пелагее всё это было просто жизненно необходимо. Особенно последнее. Вдруг ее переклинит и она захочет сбежать от своих супружеских и родительских обязанностей?

— И что теперь? — чуть ли не плача, спросила она.

Врач скорбно развел руками.

— Первый подобный случай в моей практике, — покаялся он. — Чтобы фея и эльф… М-да, беспрецедентное явление.

Доктор ушёл, и Пелагея выбралась из постели, чтобы вдоволь побиться головой о березу (может, хоть мозги на место встанут).

— Ну ты чего? Ведь никакой трагедии, — опешил куратор.

— Это у тебя никакой трагедии, — внесла поправку Пелагея. — А мне страдать и страдать. Как минимум, девять месяцев, если опираться на человеческую статистику. Кошмар за гранью добра и зла.

— Во-первых, человеческая статистика нам не подходит. А во-вторых, этот, как ты выразилась, кошмар — гарантия твоей неприкосновенности, — нахмурился Ли Тэ Ри. — Отныне мироздание тебя и пальцем тронуть не посмеет.

Пелагея смерила его взглядом, где было намешано много такого, что не поддавалось расшифровке. И воздержалась от комментариев.

Она уткнулась лбом в березу, обхватила ладонями ствол и зажмурилась: а печальная такая — сердце кровью обливается. Секунды складывались в минуты, Пелагея не двигалась. Они с березой заговорщически молчали. И между ними двумя что-то явно происходило. Что-то необъяснимое, науке неизвестное.

Вероятно, они обменивались мысленными посланиями. Что-нибудь в духе:

«Я не создана для материнства, не хочу вынашивать плод и возиться с младенцем! Просто убейте меня».

«Забудь про девять месяцев, фея. И про возню с младенцами забудь. Я всё возьму на себя».

Ли Тэ Ри заподозрил неладное и даже начал ревновать.

А потом случилось нечто и вовсе невообразимое. Огромное пятно света перетекло из ладоней Пелагеи аккурат в дерево, и оно выпустило в месте соприкосновения крошечный бутон не то розы, не то шиповника. Бутон. На березе. Уму непостижимо.

Ли Тэ Ри даже глаза протер: вдруг примерещилось?

Открыв глаза, он увидел, как Пелагея ныряет под одеяло (она будто шестым чувством просекла: вот-вот свершится непоправимое). Проводив взглядом ее исчезающую в укрытии пятку, куратор ошарашенно моргнул: а бутон-то раздулся. За считанные мгновения его объем увеличился едва ли ни втрое.

Что же выходит? Сперва Пелагея при помощи шкатулки прибрала к рукам его волшебство, а теперь этим волшебством нагло воспользовалась. И провернула…

Пока он гадал, что конкретно она провернула, цветок на березе начал распускаться.

Кого новорожденная фея увидит первым, того она будет допекать всю оставшуюся жизнь. Ни Пелагея, ни Ли Тэ Ри об этом, конечно, не знали. Но у Пелагеи была лучше развита интуиция.

Как только цветок раскрылся, оттуда вылетела зрелая сформированная личность. Разве что чересчур маленькая и с крыльями — радужными, полупрозрачными, гораздо больше нее самой.

Черты у нее были преимущественно отцовские. Те же смоляные волосы, узкие жгучие глаза, чувственные губы. И вполне себе оформленная фигура со всеми положенными изгибами (это уже от мамочки). Пополнение? Катастрофа в миниатюре, не иначе.

К такому повороту куратора не готовили. Он невольно попятился.

— Если честно, я совсем не люблю детей, — признался он одеялу, под которым пряталась Пелагея.

— Я тоже, — раздалось оттуда. — Но ничего не поделаешь.

— Да, деваться некуда. Придется воспитывать.

— Воспитывать? Вот еще. Какая чушь! Эй, я к тебе обращаюсь, папа! — тоненьким голоском, не предвещающим ничего хорошего, произнесла крылатая малявка.

— Папа? Что за ужасное слово! — страдальчески закатил глаза Ли Тэ Ри.

С первого же дня стало понятно, кто будет отдуваться за последствия.

Эпилог 2

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Юлиана подошла к созданию очередного шедевра со всей ответственностью. Она учинила Пелагее с Эсфирью форменный допрос, накатала черновик и только после этого вернулась в страну Зеленых Лесов. Там она заставила Вековечный Клён прорасти и круглосуточно светить ей медовым солнцем сквозь крону, пока она пишет свою новую книгу.

— «Любовь ювелирной огранки». Звучит, а? — хвасталась она Кексу с Пирогом.

Закончив работать над рукописью, она разослала ее по всем издательствам и долго ждала, прежде чем получить отказ.

И снова отказ.

И снова.

И снова.

Ее книгу не хотели ни читать, ни издавать. Как будто сговорились.

— Да что ж у меня за судьба такая паршивая! — стукнула она кулаком по коре Вековечного Клёна. — Читатели, ау, вы где?

«А надо было про ведьм с драконами писать», — пошутила бы сейчас Эсфирь.

Только вот она была далеко. В краю Зимней Полуночи, если точнее. Она освоилась в профессии Вершителя и решила, что наконец-то нашла свое призвание. Хаос убрался со сцены, и чары пришли в норму.

Прямо сейчас Эсфирь готова заняться вашей судьбой.

Если у вас что-то не клеится, просто отправьте ей письмо (желательно с летучей мышью), и она починит ваше мгновение, какой бы серьезной поломка ни была.

Выяснилось, что для оказания подобных услуг волшебные двери, заветные мечты и капли созидательной энергии не такая уж необходимость.

Конец.