Первая формула - Р. Р. Вирди

Песнь.

Песнь, которая сама по себе история и об истории повествует. Песнь, породившая все прочие песни. Если она найдет Песнь – наверняка споет ее в честь окончания своего долгого странствия.

Элойн сильно задержалась – в Карчетте уже гасят огни. Люди ложатся спать. А вот ей сегодня ночью приклонить голову вряд ли удастся. По темному переулку она продвигается с уверенностью уличной кошки, идущей знакомой дорогой. В узких переулках и укромных уголках городов хранятся темные секреты. Днем эти места вполне респектабельны и хорошо ухожены, однако по ночам здесь открываются тайники, от которых стоит держаться подальше. К одному из них Элойн и направляется. Там она найдет частицу искомого, однако придется отдать взамен нечто равноценное.

Хотя продавец может запросить и более дорогую цену…

Уж таков этот мир, и Элойн его правила известны.

– Нет! – эхом доносится из темноты.

Голос негромкий, отрывистый и в то же время пронзительный. Элойн знакома тайная магия отрицания – она устанавливает границы, которые, впрочем, не все видят и далеко не все чтят.

Элойн бежит вперед, касаясь рукой закрепленного на бедре тонкого металлического лезвия. Мостовая здесь неровная – ее еще не утоптали тысячи ног, и кое-где булыжники предательски выступают. Спотыкаясь, она не обращает внимания на боль в ушибленных пальцах – нет времени.

С фасада здания, к которому стремится Элойн, свисает масляная лампа под латунным колпаком, и слабый свет падает на мужчину. Похоже, между ним и каменной стеной зажата женщина. Мужчина грубо хватает ее за юбку.

Элойн стискивает зубы. Так и впилась бы ими в шею подонка, но горячиться не следует. Надо быть холодной и рассудительной. Она замедляет шаг и идет как можно тише, переступая с пятки на носок. Икры ноют от непривычных движений, зато ее не слышно. Рука Элойн скользит под юбку, к кожаному ремешку на левом бедре.

Она уже близко. Молодая женщина ее видит, однако не издает ни звука, чтобы не насторожить мужчину.

Тот что-то тихо бормочет. Слов не слышно – ничего страшного: его тон говорит сам за себя. В нем желание, гнев и оскорбленное самолюбие.

Пальцы Элойн смыкаются на рукоятке ножа, и она вытягивает оружие из крепления.

Еще полшага.

Масляная лампа раскачивается под порывом ветра, скрипит, словно возмущена разыгрывающейся на улице сценой.

Женщина бросает отчаянный взгляд на Элойн, и спина насильника вдруг напрягается.

Он резко оборачивается.

Элойн выхватывает нож. Золотистые блики лампы не отражаются от лезвия, словно оружие их отвергает. Все же нож источает собственное бледное сияние матового стекла и звездного света. Роговая рукоять удобно лежит в ладони, словно сделана специально для Элойн. Длины клинка вполне хватит, чтобы пронзить чье-то сердце, однако цель у нее другая.

Она прыгает вперед.

Глаза мужчины расширяются, будто у кролика, заметившего волка, однако он даже не успевает вскрикнуть: Элойн уже стоит с ним лицом к лицу.

Она прижимает насильника к каменной стене, приставив нож к его шее. Лезвие слегка подрагивает от толчков проходящей через артерию крови, однако на коже мужчины пока ни царапинки.

Он не стар, хотя дрожащей рядом с ним девушке годится в отцы. Гладко выбрит, смугл, как все этайнианцы. Виски припорошены сединой – пожалуй, не по возрасту. Фигура худощавая, как у дикого лиса, да и черты лица лисьи. Настороженный взгляд, острый подбородок, холодные и жестокие глаза, сверкающие в свете масляной лампы нечеловеческим золотистым блеском.

Элойн придвигается ближе, стараясь не давить на рукоять ножа. Непоправимой ошибки она себе позволить не может.

– Уходи! – Ее голос тверд и резок, но говорить приходится негромко, чтобы эхо не разнеслось по всему переулку.

Мужчина смотрит свирепо, однако молчит.

– Он тебя обидел? – спрашивает Элойн девушку, не сводя глаз с лиса.

Жертва совсем молода – видимо, едва разменяла третий десяток. Личико свежее, кожа несколько светлее, чем у коренных этайнианцев. Темные волосы на затылке заплетены в аккуратную косу, однако несколько прядей выбилось, будто их растрепали грубые пальцы. Хорошенькая, несмотря на искаженные страхом черты.

Она качает головой; губы дрожат, и все же девушка не произносит ни звука. Судорожно цепляется пальцами за складки грязно-розового, цвета плохо замытой крови платья.

– Я не причинил вреда этой паттене, – говорит мужчина, почти не размыкая тонких жестких губ.

Сквозь такие и лезвие ножа не просунешь. Элойн прищуривается. А если попробовать? Впрочем, не стоит.

– Не смей ее так называть!

Она проводит холодной сталью по шее мужчины и останавливает кончик клинка у сердца. Слегка надавливает и проворачивает нож. Сквозь одежду тот не проходит, однако лис, ощутив его тяжесть, явно догадывается, что сейчас может последовать.

Он задерживает дыхание, но не напрягается, стоит совершенно спокойно, лишь бросает взгляд на девушку, словно просит помощи.

Та отводит глаза.

– Что в ней особенного? С чего ты взялась ее защищать?

Говорит он непринужденно, но лишних движений избегает, в лицо Элойн не смотрит. Изучает кончик упершегося в грудь ножа.

– А разве в девушке обязательно должно быть нечто особенное, чтобы разглядеть в ней личность? Ни об одном человеке нельзя сказать, что он – пустое место. Сьета?

Элойн слегка наклоняется, надавливая на нож своим весом, и тот прокалывает куртку, хотя плоть не рассекает.

– Сьета, – кивает мужчина. – Но… я за нее уплатил.

Глаза Элойн сужаются, ей уже не до сдержанности. Представив себе сказителя с горящей свечой, она ведет острием ножа по телу лиса и задерживает руку у его пупка.

– Что ж, предлагаю тебе забыть о своем убытке и поразмыслить о том, что еще ты можешь потерять. И это вовсе не деньги.

Элойн бросает на него взгляд дикой волчицы, и ее зубы в неярком желтом свете отливают серебром.

Сквозь смуглую кожу мужчины пробивается мертвенная бледность, и он угрюмо кивает:

– Клянусь всемилостивым Солюсом, я все забуду…

Слова его звучат неискренне. Наверняка своего бога он не слишком почитает, а людей любит еще меньше. Элойн не раз видела подобных ему типов, которые в отчаянии готовы пуститься на любую ложь – лишь бы выпутаться из беды.

Она долго изучает лицо девушки, над которой пытался надругаться субъект с золотистыми глазами.

Нервно перебирая складки платья, та отступает в сторону: явно желает оказаться как можно дальше от обоих.

Элойн со вздохом убирает нож. Сегодня ночью ей следует избегать неприятностей, а не нарываться на них.

– Убирайся! Если еще раз попадешься мне на глаза… – Она угрожающе приподнимает оружие.

Мужчина тяжело сглатывает, засовывает руки в карманы и, ни разу не оглянувшись, молча уходит.

Элойн не убирает нож, пока лис не скроется из