Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков - Евгений Фирсов

в литературу, в художественные картины и образы; в красоту воплощается, красотой сообщается. Ибо православие создало русскую литературу, не литература православие. Православие создало Достоевского, не Достоевский православие.

Верьте мне, что православию принадлежит будущее. Ибо православие это и значит найти Бога сердцем. Не путь к Богу через книги, а через сердце. Самый короткий путь между Богом и человеком – это путь из сердца. Потому и все помутилось в Европе, что они Христа ищут умом, философией, а не сердцем. Из сердца выходит все»[359].

А теперь – уникальный документ – Манифест 1918 г. «В чем спасение славянства»[360] Общества православных чехославян.

«Небывалое разложение славянского племени, легко доступного смутам и несогласию, мечтающего теперь уже не о Русско-Славянском Союзе, а об интернационализме в обособленных друг от друга, но зато так или иначе связанных с Немцами республиках ставит перед верующими Славянами вопрос: что делать? Они никогда не были поклонниками торжествующего ныне и всеразрушающего нигилизма (курсив мой. – Е.Ф.), никогда они не признавали девиз «Чем хуже, тем лучше». Они верили, и несмотря ни на что, они все еще сохранили веру в славянское послание (т. е. миссию. – Е.Ф.). Конечно, они оказываются как прежде, так тем паче и теперь «не ко двору», но не будут же они молчать в нынешнюю тяжелую минуту и складывать руки, хотя бы даже неоднократно уже и грубо оттолкнуты первоначальными развратителями и неверующими интеллигентами. Спасение славяне видят, конечно, не во всемирной социальной революции, до которой другим народам, как видно, еще далеко, а в возвращении славянских масс от разрушения и недоверия на путь веры и культурной работы (курсив мой. – Е.Ф.)[361].

Православие – единственный оплот русского народа и духовное сближение с ним на этой почве отступивших от нее интеллигенции и западных славян – единственное возможное примирение разыгравшихся страстей. Не в пренебрежении зверем-народом, а в отходе от своих мечтаний и заковывающих народ теорем: вот в чем суть этого вопроса, который решали и Герцен, и Чернышевский, западники, – и Достоевский с славянофилами. Народ – интеллигенция, религиозные и земские идеалы первого и отвлеченные построения интеллигентской мысли. Как их примирить, как сохранить нашу связь и не погубить всего славянства на радость доросших до всемирного братства исконных наших врагов? Нужно решить этот вопрос без насилия над народом, без навязывания ему своих отвлеченных понятий, выражаемых непонятными словами: кликнем близкий всем клич Христовой любви и христианского объединения! Приступить надо к верному этому средству возможного еще сохранения разрушаемых культурных ценностей, не теряя времени – ибо час близок!

Москва 18-го Января 1918 г.

От имени «Общества православных Чехославян»: С.О. Коничек-Горский[362], секретарь; А.А. Грабье[363], председатель.

Профессор] д-р В.К. Штепанек[364], член правления «Православной] Беседы в Праге».

Записывайтесь в члены единственной организации на религиозных основах «В Общество православных Чехославян» в Москве, Тверская-Ямская, 28, кв. Грабье.

Помогите создать свой религиозно-славянский орган! Объединяйте во Всеславянский Православный Союз все славянские общества и организации, всех славянских деятелей и печать, стоящую близко к провозглашаемым нами девизам!

Подготовьте славянские религиозные съезды и энергичную миссионерскую деятельность как в России, так и везде среди славян!»

IV.4 Творческая интеллигенция и борьба за программные установки Масарика в Чешских землях в 1917–1918 гг.

Основное внимание в данном разделе уделено подъему чешского национального движения в австрийских условиях начиная с весны 1917 г., а точнее борьбе чешского культурного фронта за принятие знаменитого «Манифеста чешских писателей» от 17 мая 1917 г. Его появление и распространение среди чешского народа всколыхнуло наконец долгое вынужденное общественное молчание в годы военного положения. К культурному фронту, без сомнения, относится также плеяда чешских историков, именуемая обычно исторической «школой Голла» по имени патриарха чешской историографии Ярослава Голла (1846–1929), сформировавшего многочисленную школу своих учеников в Карловом университете. Не только ведущие представители чешских писателей во главе с маститым прозаиком, историком по образованию, Алоисом Ирасеком (1851–1930), но и представители других ответвлений культуры (ученые, художники, скульпторы и т. д.) включились в борьбу за платформу чешского национального самоопределения. В обсуждении животрепещущих проблем национальной жизни особенно активно проявили себя чешские историки, причем не только в публицистике и прессе (в условиях строгой австрийской цензуры), но и особенно в личной корреспонденции, которую я тщательно изучил в пражских архивах[365].

Меня интересовала, прежде всего, реакция чешских историков на все важные происходившие события, на самые значимые аспекты национальной борьбы на заключительном этапе Первой мировой войны[366].

Вставала также со всей очевидностью проблема идейно-политического размежевания внутри «школы Голла». В противовес очевидной австрофильской охранительной ориентации Ярослава Голла и Йозефа Пекаржа (1870–1937) новое поколение историков выступило за создание независимого чешско-словацкого государства и радикализацию форм и методов национальной борьбы. Особый интерес для исследователя представляют в корреспонденции места с характеристикой обстановки в чешских землях и отношения к основным событиям и вехам национально-освободительной борьбы чехов и словаков. Важно то, что эти характеристики исходили от профессионально подготовленных историков, более адекватно отражавших в личной корреспонденции состояние и уровень национально-освободительного движения в тот период, чего нельзя сказать о прессе, подвергавшейся, как правило, цензуре.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});