Гонщики кампуса - К. С. Килл

тому, чтобы…

Он смотрит на свои руки, моргает и снова поднимает голову.

– Не волнуйся, я ничего не сказал ей о твоем брате.

Он делает вид, что зашивает губы, и издает мерзкую отрыжку. Несмотря ни на что, он удивительно трезво мыслит.

– Поехали-ка домой, пьянота! – просит Дон, забираясь на водительское сиденье.

Льюис отдает мне на прощание честь, а затем деловито направляется к машине.

Когда они скрываются в конце улицы, я вздыхаю, смотрю через стекло на Лоис и, наконец, решаюсь сесть за руль. За всю поездку она не произносит ни слова. Прижавшись лбом к стеклу, она дышит на него и рисует круги на затуманенной поверхности. Я останавливаюсь на парковке рядом с домом и открываю перед ней дверь. Она поднимает бледное лицо.

– Я не хочу идти к тебе, – еле слышно произносит она. – Никогда.

Я закрываю глаза и вместо ответа наклоняюсь в салон, чтобы притянуть ее к себе за руки. Я жду, что она будет сопротивляться, но она со стонами позволяет себя вытащить.

– …чтобы я… снов… диване, – всхлипывает она, когда я прижимаю ее к себе.

Она пахнет фруктами и текилой. Я несу ее в лифт, прислушиваясь к звукам, которые она издает, чтобы убедиться, что ее не вырвет на меня. Толкая дверь квартиры, я смотрю на диван, не решаясь уложить ее в свою постель. Ненавижу то, что чувствую, здесь, прямо сейчас.

– Дива-а-ан! – упирается она, извиваясь.

Осторожно кладу ее. Она так пьяна, что ее взгляд затуманен. Стоя на коленях на полу, я снимаю ее ботинки и носки. Она несколько раз сжимает кулаки и дрожит так сильно, что я быстро накрываю ее одеялом. Она морщится, потирает глаза и виски, всхлипывает и переворачивается на бок. Я стою как идиот, внимательно рассматривая ее, лежащую в темноте на этом диване.

– Надо было оставить меня с Льюисом. С ним легко. Почему вы все делаете мне больно? – шепчет она.

Моя грудь яростно сжимается. Я понимаю, что она сравнивает меня с Кирком.

– Что я делаю не так? В конце концов, в чем моя проблема?

Крупные слезы скатываются по ее щекам, я делаю шаг к ней, не в силах сдерживаться. Я не в первый раз вижу, как она плачет, но сейчас, несмотря на мой гнев, это причиняет мне безумную боль. Потому что она плачет из-за меня.

– Лоис…

– Мы не друзья. – Она плачет громче. – Мы – никто. Оставь меня в покое.

Ее слова проникают в самое сердце, и я замираю. Сжимаю веки, чтобы избавиться от возникшего головокружения. Стоя с закрытыми глазами, я пытаюсь совладать со своими чувствами. Лоис слишком много выпила, сейчас не время для разговора. Когда я открываю глаза, она затихает, зарывшись лицом в подушку. Она спит.

Я еще долго смотрю на нее, а потом ухожу к себе. Прежде чем закрыть дверь, я бросаю взгляд на дверь в комнату Майка. Мне нравится, что Лоис рядом, я просто не могу позволить ей занять место Майка. И это неизменно.

28. Лоис

Открыв глаза – точнее, с трудом разлепив, – я снова вижу вокруг ту же обстановку, что и последние четыре месяца. Люстра на потолке, кухня, журнальный столик… Меня тошнит, но не только из-за вчерашней пьянки. Мне плохо от того, что случилось в пятницу, и от того, как секретарша рассмеялась мне в лицо, когда я прибежала сказать, что передумала, и мне снова нужна комната. Она отмахнулась от меня пренебрежительным жестом, и через несколько часов мы с Льюисом потеряли счет количеству выпитого. Боже, Льюис!

Моя голова раскалывается от жуткого похмелья. Я не помню подробностей, но знаю, что Лейн пришел за мной в бар. Дорога домой была как в тумане, но это он уложил меня на диван. Конечно, на диван.

Я закрываю глаза. Сейчас это место кажется мне чужим и холодным. Как и его хозяин, который, судя по всему, еще спит в своей комнате.

Надо было уехать в пятницу, сразу после ссоры, но все выходные я пролежала в прострации, ожидая неизвестно чего. Его возвращения, ответов на вопросы, извинений… Он не вернулся домой, наверняка надеясь, что я уберусь отсюда.

Он смотрел на меня так, словно я была отвратительной интриганкой, мерзким надоедливым тараканом.

Я очень хочу ворваться в его комнату и заставить объясниться, но не переживу новых оскорблений. Да и зачем, если позавчера все стало предельно ясно. Что бы он ни сказал, я не смогу снова стать его другом или кем-то вроде того. Как я умудрилась так ошибиться? Он никогда не испытывал ко мне ни малейшей привязанности, как мне казалось. В отличие от меня. Теперь все встало на свои места. Он терпит меня до тех пор, пока я играю по его правилам. Например, не суюсь дальше дивана. Жалость – вот то чувство, которое я у него вызываю.

Как он мог переспать со мной и вот так отвергнуть на следующий день?

Еще никогда я не испытывала подобного унижения. Хотя нет. Когда Кирк бросил меня, мне тоже было больно. Я тоже чувствовала себя униженной. Но Лейн превзошел его всего несколько месяцев спустя. Кто в этом виноват? В конце концов, он никогда ничего мне не обещал, я просто неверно все истолковала. Это я решила, что между нами может быть нечто большее. И все же я отказываюсь быть той, кто просто занимает его диван, и с кем он может переспать, когда захочет. У кого-то, может быть, и нет проблем с этим, но только не у меня. Я другая, и мне мучительно думать, что именно такой видит меня Лейн.

Я задыхаюсь на этом поганом диване. Сбрасываю одеяло, вскакиваю и на цыпочках иду в ванную, чтобы не разбудить его. Собираю все, что принадлежит мне, задерживаюсь на несколько секунд перед зеркалом, рассматривая свое несчастное отражение. Понятно одно: пора повзрослеть и перестать быть глупой влюбчивой девочкой. Да, пора стать независимой.

Уложив вещи, я опускаю дубликат ключей в коробку у входа, оставляю записку со словами «спасибо, что помог мне», кладу рядом пятидесятидолларовую купюру, которую Льюис дал мне вчера вечером, проиграв пари… И ухожу.

Я рыдаю как безумная, спускаясь по лестнице. Меня охватывает злость, но боль все же сильнее. И разочарование. Я бросаю сумки в заказанное такси и набираю номер Бекки.

– Эй, Лоис! – отвечает она радостным голосом.

– Могу я оставить у тебя свои вещи? – говорю я, пытаясь снова не разреветься.

Я просто хочу, чтобы они немного побыли