Жуков - Владимир Дайнес

23 июня 15-й механизированный корпус нанес удар из района Топорова в северном направлении на Радзехов, по правому флангу группировки противника, но сильно заболоченная местность и массированные налеты немецкой авиации затрудняли маневр боевых машин. Несмотря на это. Военный совет вечером 23 июня принял решение „не ожидая сосредоточения всех мехкорпусов, нанести завтра, 24 июня, контрудар по прорвавшимся танковым и моторизованным дивизиям противника лишь теми силами, которые уже подошли к району сражения“.[219] Войскам 5-й армии предстояло нанести контрудар в общем направлении на Владимир-Волынский, разгромить части противника, вклинившиеся на Луцком направлении, и соединиться с окруженными полками 87-й стрелковой дивизии. 15-й механизированный корпус, отрядив часть сил на оборону у Радзехова и на подступах к Бродам, должен был наступать в направлении на Берестечко, чтобы разгромить танковые и моторизованные войска противника, прорвавшиеся из района Сокаля, а затем соединиться с окруженными частями 124-й стрелковой дивизии. На 6-ю армию возлагалась задача удерживать во что бы то ни стало занимаемый фронт, немедленно вывести 4-й механизированный корпус из боя и повернуть его на Радзехов, на поддержку 15-го механизированного корпуса. Частям 8-го механизированного корпуса предстояло к утру 24 июня выйти в район Броды и быть готовыми поддержать 15-й механизированный корпус ударом на Берестечко. Для остальных армий задача оставалась прежней — прочной обороной удерживать занимаемые рубежи.

Эти планы Кирпонос обсудил с Жуковым сразу по его возвращении из 8-го механизированного корпуса, где знакомился с состоянием частей корпуса и тем, как осуществляется выдвижение их из района Львова на Броды. Георгий Константинович оставался верен принципу: понять обстановку можно только на месте.

Баграмян, присутствовавший на докладе командующего фронтом, вспоминал: „Начальник Генерального штаба был хмур. Он молча кивнул в ответ на мое приветствие. Из разговора я понял, что Жуков считает действия командования фронта недостаточно энергичными и целеустремленными. По его словам, много внимания уделяется решению второстепенных задач и слишком медленно идет сосредоточение корпусов. А нужно определить главную опасность и против нее сосредоточить основные усилия. Такой главной угрозой являются танковые и моторизованные группировки противника, глубоко вклинившиеся в глубь нашей обороны. Поэтому основные силы фронта при поддержке всей авиации должны быть брошены именно на эти направления. Только так можно добиться перелома в ходе пограничного сражения. Жуков считал ошибкой, что Кирпонос позволил командующему 6-й армией оттянуть 4-й механизированный корпус с правого фланга армии, где враг наносит главный удар, на левый и ввести его в бой на этом второстепенном направлении“.[220]

На следующий день 22-й механизированный корпус совместно со 135-й стрелковой дивизией нанес контрудар по левому флангу вклинившейся группировки противника, стремясь оказать помощь 87-й и 124-й стрелковым дивизиям, окруженным восточнее Владимира-Волынского. Однако несогласованность в действиях соединений, большие потери в боях и превосходство противника в танках вынудили командование корпуса отступить 25 июня за реку Стырь севернее Луцка. По согласованию с Жуковым решили перенести контрудар на утро 26 июня, так как 8, 9 и 19-й механизированные, 31, 36, 37-й стрелковые корпуса еще не вышли в назначенные им районы.

Но последующие события развивались уже без него. Утром 26 июня на командный пункт Юго-Западного фронта позвонил Сталин и предложил Жукову немедленно вылететь в Москву: на Западном фронте сложилась тяжелая обстановка — противник подходит к Минску. В то же время непонятно, что происходит с Павловым и где находится Кулик, а Шапошников заболел.

Было трудно поверить, что шел еще только пятый день войны — так стремительно развивались события и так плотно под их тяжестью спрессовывалось время. Еще нельзя было оценить все масштабы нагрянувшей беды, но становилось ясно: размах и мощь внезапного удара противника опрокидывали все расчеты и прогнозы командования Красной Армии. Тем не менее за несколько бессонных суток на фронте Жуков, даже не задумываясь над этим, успел уверовать, что с напавшим противником можно воевать и можно бить его, как и любого другого. Последнее он скорее почувствовал — ведь больших оснований для подобного вывода не было. Однако Жуков видел, что командиры не паникуют, приказы и распоряжения выполняются, а бойцы готовы воевать, и в этом он лично убедился, находясь в 8-м механизированном корпусе генерал-лейтенанта Рябышева. Мелькнула мысль, что не зря прошли месяцы службы в Киевском округе. Но ведь и Сталин послал его сюда не случайно, полагаясь на его особое знание положения дел в округе, командиров, наконец, специфики местности в приграничных районах.

Сам Жуков, оценивая итоги контрударов на юго-западном направлении, писал: „…В результате именно этих действий наших войск на Украине был сорван в самом начале вражеский план стремительного прорыва к Киеву. Противник понес тяжелые потери и убедился в стойкости советских воинов, готовых драться до последней капли крови“.[221] При этом Георгий Константинович весьма критически оценивает действия на других фронтах, возлагая основную вину за неудачи на Ставку Главного командования: „Ставя задачу на контрнаступление, Ставка Главного Командования не знала реальной обстановки, сложившейся к исходу 22 июня. Не знало действительного положения дел и командование фронтов. В своем решении Главное Командование исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы“.[222]

Заметим, что постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 23 июня о создании Ставки Главного командования в ее состав включались нарком обороны маршал Тимошенко (председатель), начальник Генштаба Жуков, Сталин, Молотов, маршал Ворошилов, маршал Буденный и нарком Военно-Морского Флота адмирал Кузнецов.[223] На деле получилось как бы два командующих: юридически — Тимошенко, а фактически — Сталин, так как без ведома последнего никто не мог отдавать приказы действующей армии. Это порой усложняло управление войсками и приводило к запоздалым решениям в стремительно меняющейся обстановке на фронте. Положение было исправлено 10 июля, когда Ставка Главного командования была переименована в Ставку Верховного командования (с 8 августа — Ставка Верховного главнокомандования) под председательством И. В. Сталина.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});