Персона нон грата - Владислав Иванович Виноградов

class="p1">Викентьев спустился с вышки и пошел к вертолету. Покачивались лопасти несущего винта. Покачивался, свешиваясь из открытой двери, обрывок брезентового ремня. В салоне экипаж с молчаливым ожесточением играл в нарды.

Летчик почувствовал взгляд Викентьева, поднял голову, увидел голубые просветы на погонах:

— Товарищ подполковник, хотя бы вы объяснили этой пехоте, что погода нелетная!

Викентьев сказал:

— Для летчика нет нелетной погоды. Есть сложные метеоусловия.

Учения продолжались. С ходу форсировав водную преграду, танки вырвались на оперативный простор, ограниченный, правда, невеликими размерами полигона. «Враг» был разбит.

А под вечер в штаб Группы поступили претензии граждан страны пребывания. В одной деревне танки снесли угол амбара, в другой раздавили свинью, а в общем — нормально, обычные мелочи.

Среди местных жителей пострадавших не было, докладывал оперативный дежурный первому заместителю командующего Группой войск.

Среди личного состава Группы тоже. Заболевшие, правда, были, но о заболевших не докладывают по первому перечню, а генерал-полковник Фокин находился уже в Москве, в Центральном госпитале Министерства обороны.

24. Крысы в городе

Ева крепко прижималась к плечу Кости, на котором четырьмя звездочками поблескивал погон с голубым просветом. Они шли по улице, и редкие прохожие оборачивались вслед. Прошлым летом одна девчонка из параллельного класса гимназии на спор прошла днем по Торговой голой, в одних туфлях. Кажется, даже тогда прохожие оборачивались реже. Бранились старушки, пившие кофе в тени полосатых тентов, восхищенно свистели парни, но в целом все сошло, и килограмм мороженого десяти сортов был выставлен проигравшей стороной.

Сегодня было не до шуток. Ева шла плечо в плечо с «оккупантом», поэтому взгляды, провожавшие ее, были как наведенное в цель оружие. Она спиной ощущала холодок, и даже заныла поджившая ранка. Как раз в этот момент они пересекали Ратушную площадь, невольно ускоряя шаг на открытом пространстве, словно действительно шли под обстрелом.

Перекресток, улица Трубка, изогнутая наподобие чубука, поворот налево, и вот она, родная улица Бабочек, даже дом свой Ева видела за оградой, в зелени деревьев, но помощь святой Марии-Магдалины не распространялась за пределы госпиталя.

Они не успели дойти до калитки. Навстречу катила толпа.

На мотоциклах, мопедах, мотороллерах, мокиках — всякой движущейся двухколесной дряни, чадящей, стреляющей выхлопами, с зажженными фарами. Однажды Ева видела исход крыс из подготовленного на слои дома. Сверхъестественное чутье выгнало крыс из подвала за сутки до назначенного часа. Они бежали в предутренних сумерках — серые с темными спинами, волоча хвосты, сильные своим числом. В средневековых хрониках крыс именовали «комнатными собачками дьявола».

Сейчас тихую улицу Бабочек заполнили крысята, которых подкармливал Дон, и его мощная «хонда» вырвалась вперед.

Ева схватила Костю за рукав, потянула за собой к спасительной калитке. От стаи отделился Дон, выскочил прямо на тротуар, и в одно мгновение Ева оказалась притиснутой к сетчатому забору:

— Погоди, сучка, мы с тобой разберемся отдельно!

Ева рванулась, но два крысенка держали крепко. Один еще и потной лапой схватил за грудь. Узкая мордочка, в мотоциклетных очках отражалась улица, неправдоподобно искривленная, и все происходящее тоже было жутким кошмаром. Ева завизжала, ударила коленом, и на ее крик из толпы осатаневших подростков вырвался Костя — без фуражки, с жестким выражением на лице и сбитыми костяшками пальцев.

А калитка дома была — рукой подать… Першилин обернулся. Над головой просвистела стальная цепь. Подумал: если упадет — затопчут, и никто не поможет Еве, прижатой к ограде.

Боковым зрением Костя увидел мчавшийся со стороны Ратушной площади красный «фиат». Крысенок с цепью тоже оглянулся. Костя вырвал у него оружие. Мотало — так литовская шпана называет цепь с гирькой. Биться можно. Пусть не на равных, но…

Скрип тормозов, звук распахнутой навылет дверцы, грубый прокуренный голос дяди Вести, Сильвестра Иогановича Фельда:

— Не зацепи меня, парень!

В толпе нападающих Костя начал различать лица. Он накрутил цепь на руку. Плевать на мелкоту. Он пробьется к Дону, шваркнет цепью по блестящей каске так, как того достоин стальной головной убор фашистского вермахта. Русские прусских всегда бивали!

Но что-то уже изменилось на улице Бабочек. Изменилось, понял Костя, соотношение сил: справа, рядом с Першилиным, стоял Сильвестр, слева — выбежавший из калитки седовласый человек.

И Дон скомандовал «отбой». Видимо, в его планы не входила расправа при свидетелях. Он что-то крикнул, перекрывая треск мотоциклетных моторов, улицу заволокла бензиновая гарь, и моторизованная банда исчезла столь же быстро и неожиданно, как появилась.

Артур Миллер поднял оброненную мотоциклетную перчатку:

— Будем считать, что вызов принят. Если они посмеют еще раз сунуться… Прошу в дом, господа! Ева, дорогая, по-моему, состояние твоего здоровья значительно улучшилось.

Щека Сильвестра Фельда дрогнула, когда он услышал: «Пи-и-у, пи-и-у!» — звук падающей капли, и невольно поглядел на небо, затянутое серыми облаками. Однако «капли» катились не сверху. С нарастающей громкостью полицейские сирены доносились со стороны Ратушной площади и улицы Сорок восьмого года, перерывая Фельду пути отступления.

Сильвестр Фельд с отчаянной ясностью понял, что нет под солнцем ничего нового, а есть лишь повторение того, что было. Сейчас улица Бабочек станет сценой для представления, уже разыгранного здесь три десятка лет назад: затравленный беглец, дышащие в затылок преследователи, хозяин дома…

Артур Миллер стоял у калитки со змеиной усмешкой на тонких губах. Его роль в спектакле осталась прежней. Это Сильвестр из преследователя обернулся беглецом. И вдруг со странным в теперешнем положении любопытством Фельд подумал о том, кто исполнял роль беглеца трагедии тридцатилетней давности. Что с ним, как чувствовал себя тогда? А как чувствует себя заяц, которого вот-вот порвут собаки?

В дальнем конце улицы появилась патрульная машина муниципальной полиции.

Артур Миллер поманил Сильвестра Фельда и распахнул калитку.

25. Общий язык с дьяволом

Так всегда бывает под конец операции. События, тайной пружиной которых выступал Лоранд, начали обретать лавинообразный характер. Впрочем, лавина катилась в нужном направлении, и главное сейчас для творца — не оказаться на ее пути.

Лоранд собирался в дорогу. Сигналом послужило коротенькое сообщение в утренней программе радионовостей. Вчера на брифинге в столичном офицерском клубе командующий Группой советских войск объявил об ускоренном выводе вертолетного полка с авиабазы под Охотничьей Деревней. На вопрос о том, как будет в дальнейшем использоваться аэродром, генерал-полковник Фокин ответил, что теперь это проблема страны пребывания.

Лоранд тут же выключил транзистор. «Стране пребывания», господин генерал-полковник, не придется ломать голову над заковыркой с аэродромом, наделавшим столько шума в печати. О нем подумали другие.

Мелкий дождь шелестел за окном дешевого номера в мотеле, где Лоранд провел последнюю ночь. Дождь навевал мысли об осени. Лоранд же вспомнил весну этого