Золотой воскресник - Марина Львовна Москвина

у него:

– Вильям, ты что, уже разделся в гардеробе?

– Я без пальто.

– Как без пальто?

А было градусов за двадцать ниже нуля.

– Я провожу эксперимент, – объяснил Похлёбкин, – на какой прожиточный минимум может существовать человек? Пятьсот рублей в месяц – это слишком много, я хочу довести эту цифру до двухсот.

* * *

Люся с Лёвой собираются ехать в гости к Похлёбкину в Подольск.

– Возьмите с собой еду, – говорю, – он же теоретик этого вопроса, у него небось в холодильнике – шаром покати!

– У него и холодильника, наверное, нет, – предположил Лёня. – Там, где нет телефона, не может быть холодильника!

Вильям Васильевич открыл им дверь в нарядном черном костюме, белой рубашке, при галстуке, а поверх – фартучек в красных цветочках. В квартире кругом были книги – от пола до потолка, одни только книги. А посредине стол.

– Вот здесь я работаю, – сказал Похлёбкин, постелил белую скатерть и положил на него последний в 1999 году номер “Московского журнала международного права”.

На странице 203 в материале, озаглавленном “Думал ли Гуго Гроций?”, рассказывалось о Международной премии юристов-международников имени голландского ученого, жившего в XVII веке, чьи труды легли в основу науки, призванной упорядочить хаос на земле. Сам Вильям-Август был почетным лауреатом этой премии.

Книга за книгой ложились на белую скатерть, удивительные издания, невиданные и неслыханные, это было иное пиршество – духа.

Близилось Рождество.

– И хотя мы марксисты, – сказал Похлёбкин, – надо это дело отметить.

После чего он им налил по рюмочке напитка, настоянного на каких-то редчайших травах, и дал по самодельному пирожку.

* * *

Сам Похлёбкин, будучи в гостях у моих родителей, всегда отказывался от угощений. Люся приносит еду, чай.

А Вильям Васильевич:

– Нет-нет, я не буду. Я ем один раз в день, рано утром.

* * *

Всю Отечественную войну Вильям-Август Похлёбкин прошел разведчиком. Он служил в стрелковом полку, во взводе конной разведки, рядовым солдатом. Люся попросила его рассказать, как он ходил в разведку, какой-нибудь случай.

Похлёбкин ответил:

– Как все, так и я. Одно могу сказать: сколько у меня было девчонок знакомых – имен не помню, а как мою кобылку звали – помню до сих пор.

– И как же ее звали?

– Свежесть.

* * *

Если мы не умеем танцевать

как надо

значит умеем

как не надо

Сергей Седов

* * *

Пожаловалась Дауру Зантарии, что дописала роман – но не знаю, как его собрать воедино.

– Ты сделай так, – сказал он, – обожги его в печи. А потом расколи на куски – и соедини не глядя. Только не корпи!

* * *

Звоню в “Переделкино” заказать путевку, мне отвечают:

– Ошиблись. Это квартира.

Я снова звоню:

– “Переделкино”?

– Да не “Переделкино” это! – послышался в трубке женский крик. – Надо набирать четыреста девяносто пять, а не четыреста девяносто девять!!! Пять лет уже меня мучают, заебали!!!

– Извините, пожалуйста, – я бормочу, – я вас очень хорошо понимаю, простите за беспокойство, большое спасибо…

– Ну, ладно, ладно, – она отвечает мне, – ладно, всего доброго.

* * *

Приезжаю в Дом творчества – а там уже мои хорошие знакомые поэты и прозаики: Надежда Мирошниченко, Тамара Ломбина, Владимир Блинов… Я прихожу, они сидят за столом, я всех обняла, расцеловала, мы ужинаем, Надя меня спрашивает:

– А твой муж – из Екатеринбурга?

– Что ты, – говорю я. – Он даже из еще большей глуши.

Все онемели.

– Ну то есть из просто глуши, – я поправилась.

А все сидят – абсолютно все – кто из Екатеринбурга, кто из Сыктывкара…

* * *

Главный редактор журнала “Вопросы литературы”, заведующий кафедрой сравнительной истории литератур в Российском государственном гуманитарном университете, специалист по эпохе Возрождения, профессор Игорь Шайтанов поведал нам с Леонидом Юзефовичем, как он собрался в новом корпусе “Переделкино” позвонить по телефону. А какая-то женщина сидела в телефонной будке и вела нескончаемую беседу. Игорь Олегович деликатно постучал в стекло, намекая, что ее разговор слегка затянулся. А эта взрослая женщина показала ему кукиш.

Шайтанов очень удивился. Он подождал еще немного, потом приоткрыл дверь и сказал:

– Тут нельзя столько времени разговаривать.

Тогда она взяла и оторвала провод от телефонной трубки.

– Я пошел жаловаться, – сказал Игорь.

– Зачем?! – воскликнул Юзефович. – Это же такой колоритный случай!

– Так она потом тайно все обратно прикрутила! Сидит и опять разговаривает.

* * *

Надя Мирошниченко:

– Я лично говорила своему учителю Куняеву: надо печатать Тимура Зульфикарова.

Учитель на это отвечал:

– Куда ж мы – азиатчину?

– У Тимура есть православные вещи, – вступилась за суфийского дервиша Мирошниченко. – Поэма “Иван Грозный”.

– Почему Тимур должен писать про Ивана? А как же взаимообогащение культур?! – воскликнул уральский голубь мира Владимир Блинов.

Тут я привношу в этот разговор дымящуюся палочку индийских благовоний. Все как начнут кашлять.

– Если ты ее не погасишь, – говорят, – мы сейчас просто все умрем.

– Друзья мои! – говорю. – Запах благовоний изгоняет злых духов. Может, вы потерпите? И вам станет лучше?

А Мирошниченко – непреклонно:

– Нет буддизму и иудаизму на русской земле!!!

* * *

Дарю Леониду Юзефовичу свою книжку про Японию, вижу, он пытается уклониться от моего дара.

– Да вы не беспокойтесь, она не заумная, – говорю я опрометчиво.

Пауза.

Юзефович:

– Я и заумную могу прочитать…

* * *

Во Франкфурте меня поселили в номере со Светланой Василенко, мы спали на большой двуспальной кровати, что нас очень сблизило. Я просыпаюсь, а Василенко уже утренняя, свежая, подкрашивает ресницы и говорит:

– Я стала краситься совсем недавно. Год назад я была в Варшаве, все: “Варшава, Варшава” – давно хотела побывать. Мы пришли в костел, и я обошла его, а сзади – пустынное такое место, вид на мост открывается. Вдруг смотрю, бежит мужик – и прямо ко мне. Подбежал – как даст мне в глаз, схватил сумочку и был таков. Я – кричать! На каком языке – не знаю. “А-а-а!” Глаз у меня заплыл синим, зеленым, фиолетовым. А там одна в делегации – она была когда-то начальником по снабжению, потом написала “Записки на бюстгальтере”, у нее большая такая грудь! – говорит: “Я тебя накрашу”. Припудрила, губы подкрасила, ресницы, очки полутемные. Я вышла открывать конференцию, все говорят: “Свет, как ты хорошо выглядишь!” Вот с тех пор я и…

* * *

Совместное житье во Франкфурте было сюрпризом для российских писателей, но не для всех приятным. Прозаик Анастасия Гостева очутилась в номере с поэтом Еленой Шварц, та беспрерывно курила, а Настя