Стратегическая авиация России. 1914-2008 гг. - Валерий Николаевич Хайрюзов

же, наиболее острое, неизгладимое впечатление оставляли полеты на сопровождение самолета-носителя испытываемой бомбы, потому что все, что происходит после ее взрыва, в полной мере достается и носителю, и сопровождающему, идущему с ним рядом в строю.

Мне довелось в составе экипажа замполита эскадрильи, майора Проценко П.М. со штурманом корабля, моим другом, Анатолием Мощенко от начала и до конца принимать участие в испытаниях 1961 года, выполнив в общей сложности по их плану тринадцать вылетов на Новую Землю. Толя, который летал на испытания с 1958 года, рассказывал нам о том, как им за двое суток выдали дозиметры, а за сутки, чтоб они не смущали экипаж, отобрали. В первом полете им выдали светозащитные очки со слабыми фильтрами. После взрыва кабину самолета озарила вспышка, и экипаж на себе почувствовал, что это такое. По глазам будто ударили прутом. Летчики, бросив управление, схватились за глаза. Но через некоторое время они взяли управление и привели самолет на базу. В последующие полеты некоторые члены экипажа стали надевать по двое очков. Жар от вспышки был таким, что незащищенные участки тела сильно припекало. Особенно доставалось тем, кто сидел в кормовой установке. В их задачу входило сфотографировать результаты взрыва, но они не могли в первое мгновение притронуться к фотоаппаратам.

Перед вылетом техники старались вычистить самолет от всевозможной пыли. Но все равно после ядерной вспышки каким-то образом оставшаяся пыль начинала вспыхивать внутри самолета синеватым пламенем. Продолжалось это недолго, какие-то доли секунды. Но эти секунды запоминались на всю жизнь. Весной 1962 года я убыл в Рязань на курсы командиров кораблей и в испытаниях, проводившихся в августе — декабре и оказавшихся последними в связи сo вступавшим в силу мораторием, уже не участвовал.

В тот, 1961 год экипажем подполковника Дурновцева А.Е. из 409‑й тбап 106 тяжелобомбардировочной дивизии стратегических самолетов, которой я спустя 17 лет, в период 1978–1984 годы, имел честь командовать, с самолета Ту-95 30 октября была сброшена знаменитая царь-бомба, мощностью свыше 50 мегатонн. Дурновцев запомнился мне в ту осень частенько возвращающимся в нашу гостиницу поздним вечером в хорошем подпитии, в широко распахнутой шинели и на весь второй этаж зычно распевающим «Вдоль по Питерской».

Все физические параметры поражающих факторов ядерного взрыва, связанные с ними ощущения и впечатления экипажей, принимавших участие в испытаниях этого оружия, на сегодня широко, красочно и подробно описаны во множестве изданной мемуарной и популярной научной литературе. Думаю, что поддаваться соблазну расписать здесь свои личные впечатления и впечатления моих товарищей будет излишне. Хотел бы только заметить, что переход ко все более мощным взрывам на Новой Земле, превосходившим по своим эквивалентам то, что испытывалось на Семипалатинском полигоне, уже не в сотни, а в тысячи раз, накладывал свой отпечаток и на самолеты. Что-то угрюмо-зловещее, грозное и в то же время жалостное исходило от облика носителей ядерных зарядов и сопровождавших их самолетов, которые приходили после сброса над полигоном мощных термо-ядерных зарядов. Они получали при этом небывалое воздействие светового излучения, ударной волны и испытывали нагрузки на пределе прочности конструкции. Летчики и техники смотрели на обгоревшее и почерневшее специальное, термостойкое, белое «противоатомное» лакокрасочное покрытие самолетов. Кроме того, были видны полурасплавленные стекла взлетно-посадочных фар и бортовых аэронавигационных огней, начисто обгоревшие звезды, обтекатели антенн радиолокационных прицелов и все прочее, что было сделано не из металла. В кабинах были видны обуглившиеся асбестовые оплетки электрических жгутов. В сжатые сроки усилиями инженерно-технического состава эти самолеты очищались, отмывались перекрашивались свежей «атомной» краской, заменялись фары, снова сияли красные звезды и снова боевые машины поднимались в воздух и шли выполнять задания на полигон к Новой Земле.

По итогам испытаний на группы разработчиков, производителей этого оружия, работников министерств, центральных управлений и личного состава 71‑го полигона ВВС каждый раз проливался золотой дождь высоких правительственных наград и денежных вознаграждений. Личный состав 34‑й авиаэскадрильи поощрялся лишь по остаточному принципу в форме благодарностей от командования и некоторого денежного вознаграждения, начисляемого по количеству выполненных вылетов и занимаемой в экипаже должности. К тому же все это происходило после унизительных напоминаний. Помню, что мои деньги, равные примерно моему северному месячному окладу, полученные за 13 вылетов на эту термоядерную поножовщину, мы дружно прогуляли с ребятами из числа техников и некоторой части летчиков и штурманов, не привлекавшихся к таким полетам.

Лишь в настоящее время, вернее, в 90‑е годы, часть личного состава, проживающего в России и сумевшего документально доказать, подтвердить свое участие в воздушных испытаниях ядерного оружия, была причислена к ветеранам подразделений особого риска и в течение непродолжительного времени задним числом указами Президента Российской Федерации награждена орденом Мужества и другими медалями.

Ну, а мы наперечет сохраняли в памяти имена и лица большинства ребят из выполнявших эти вылеты экипажей, командирами которых были Диденко Г.В., Титаренко А.И., Волохов М.В., Яковлев Б.Н., Епишин П.П., Шавтельский В.П., Проценко П.М., Прокудин А.К., Самсонов М.Г., Блинов В.Е.

В 1962 году к ним добавились прибывшие по замене экипажи Котюргина Н.А., Рычкова Б.А., Корнякова В.И., Якимова Н.Г. и Маратаева В.Н.

Остается кратко описать наш быт. За спиной у меня остался немалый и не бедный событиями путь, но летная служба в 34‑й авиаэскадрильи (СНиРП) была и остается лично для меня и многих моих товарищей одним из интереснейших и ярких периодов жизни.

Стояла классическая круглосуточная полярная ночь, когда я на попутке добрался со станции Оленья до поселка Высокий. Маленький заснеженный поселок, дымки из труб, внизу длинное заснеженное озеро, темное небо. Явившись на постой в холостяцкую гостиницу, я с радостным удивлением обнаружил полностью оккупировавшую одно крыло здания довольно многочисленную для одной эскадрильи, дружную и приветливую компанию молодых летчиков, штурманов и других членов экипажей в возрасте от 22 до 30 лет. Были они почти все не женаты и жили одной большой и, как выяснилось чуть позже, дружной семьей. В другом крыле гостиницы жили техники, связисты и офицеры аэродромно-бытовых служб. И с ними у нас были самые теплые, дружеские отношения. Проблем со знакомством и вхождением в этот коллектив у меня не возникло.

Уж очень многое было у нас необычным. Начиная с необычных полетов с необычно горбатого большого аэродрома с не-обычно малым, примостившимся на макушке сопки гарнизоном. Необычной была