День саранчи - Натанаэл Уэст

Проговорив минут двадцать без перерыва, он замолк на середине фразы. Он откинулся назад, закрыл глаза и будто заснул. Тод подложил ему под голову подушку. Понаблюдав за ним немного, он ушел на кухню.

Он сел и попытался разобраться в том, что говорил Гомер. По большей части это была тарабарщина. Но не только тарабарщина. Ключ к рассказу он нашел, когда понял, что он был не столько запутанным, сколько вневременным. Слова выскакивали одно после другого, а не одно за другим. То, что он принимал за длинные цепочки слов, было словами-наростами, а вовсе не фразами. Точно так же, несколько фраз не соединялись в абзац, а существовали параллельно. Пользуясь этим ключом, он смог упорядочить часть того, что услышал, и извлечь из нее смысл.

После того как Тод обидел его, так гадко обозвав Фей, он убежал за дом, вошел через кухню и заглянул в гостиную. Он не сердился на Тода, просто он был удивлен и расстроен, потому что Тод - славный молодой человек. Из коридорчика, ведущего в гостиную, он увидел, что всем очень весело, и обрадовался, потому что Фей было скучновато жить с таким стариком, как он. Она от этого нервничала. Никто его не заметил, и он обрадовался, потому что ему не особенно хотелось развлекаться с ними, хотя ему приятно, когда людям весело. Фей танцевала с мистером Эсти, и они были прекрасной парой. У нее было хорошее настроение. Когда у нее хорошее настроение, она сияет. Потом она танцевала с Эрлом. Это ему не понравилось из-за того, как Эрл ее держал. Он не мог понять, что она находит в этом парне. Он просто неприятный, вот и все. У него противный взгляд. У них в гостинице всегда следили за такими и никогда не давали им кредита, потому что они сбегают, не расплатившись. Может быть, он потому и работы никак не найдет, что люди ему не доверяют, хотя Фей права - сейчас действительно многие ходят без работы.

Пока он стоял там и наблюдал за гостями, радуясь их смеху и пению, Эрл схватил Фей, перегнул ее и поцеловал, и все засмеялись, хотя видно было, что Фей это неприятно, потому что она дала ему пощечину. А Эрлу было все равно, и он опять ее поцеловал - долгим гнусным поцелуем. Она вырвалась и побежала к двери, где стоял он. Он хотел спрятаться, но она его застигла. И хотя он ни слова не сказал, она закричала, что он подло шпионит, и не захотела слушать его объяснений. Она пошла к себе в комнату, а он - за ней, пытаясь объяснить, что он не подглядывал, но она ужасно разошлась и все время поносила его, пока красила губы. Потом она опрокинула духи. От этого она разозлилась в два раза больше. Он пробовал объяснить, но она не желала слушать, а только продолжала ругать его самыми последними словами. Тогда он ушел к себе в комнату, разделся и лег спать. Потом Тод разбудил его и хотел войти и поговорить. Он не сердился, просто ему не хотелось разговаривать, ему хотелось только одного - уснуть. Тод ушел, и как только он снова забрался в постель, раздался ужасный крик и грохот. Он побоялся выйти и посмотреть и подумал, что надо вызвать полицию, но выйти в переднюю, где телефон, ему было страшно, и он начал одеваться, чтобы вылезти в окно и позвать на помощь, потому что шум был такой, словно кого-то убивали, но когда он начал надевать туфли, он услышал, как Тод разговаривает с Фей, и решил, что, наверное, все обошлось, иначе она бы не смеялась, и тогда он разделся и опять лег в постель. Уснуть он не мог, потому что все время думал, что там случилось, и когда в доме стихло, он решился постучать в комнату Фей и узнать. Фей впустила его. Она лежала в постели, свернувшись калачиком, как маленькая девочка. Она назвала его миленьким, поцеловала его и сказала, что совсем на него не сердится. Она сказала, что была драка, но все остались невредимы, и чтобы он шел спать, а утром они поговорят подробнее. Он пошел к себе, как она велела, и уснул, но опять проснулся, когда только начинало рассветать. Сначала он удивился, что проснулся, - обычно он не просыпается, пока не зазвонит будильник. Видимо, что-то его разбудило, но что именно - он не мог понять, пока не услышал звука, донесшегося из комнаты Фей. Это был стон, и он подумал, что ему померещилось со сна, но потом стон послышался снова. Да, конечно, стонала Фей. Он подумал, что ей, наверное, плохо. Она опять застонала, как от боли. Он встал с постели, подошел к ее двери, постучал и спросил, не заболела ли она. Она не ответила, и стоны прекратились; тогда он снова лег в постель. Немного погодя она опять застонала, и тогда он встал с постели, подумав, что, может быть, ей нужно грелка, или аспирин и стакан воды, или что-нибудь еще, и опять постучал в ее дверь - желая просто помочь. Она услышала его и что-то сказала. Он не понял, но подумал, что она разрешает ему войти. Он часто носил ей аспирин и воду, когда у нее ночью болела голова. Дверь была не заперта. Казалось бы, она должна была запереть дверь, потому что в постели с ней лежал мексиканец, оба голые, и она его обнимала. Фей увидела его и натянула простыни на голову, не говоря ни слова. Он не знал, что делать, и поэтому попятился из комнаты и закрыл дверь. Он стоял в передней, не зная, что делать, и ему было так стыдно, и в это время появился Эрл с сапогами в руках. Он, наверное, спал в гостиной. Эрл спросил его, в чем дело. «Фей плохо, - сказал он. - Я хочу принести ей стакан воды». Но тут Фей завизжала. Он услышал, как Эрл и Мигель ругают друг друга и дерутся. Он боялся позвать полицию из-за Фей и не знал, что делать. Фей визжала не переставая. Когда он опять открыл дверь, из нее вывалился Эрл верхом на Мигеле, и они трепали друг друга. Он вбежал к ней в комнату и заперся. Она визжала, накрывшись с головой. Он слышал, как Эрл и Мигель дерутся в передней, а потом перестал их слышать. Она лежала, накрывшись с головой. Он с ней заговорил, но она не отвечала. Он сел на стул, чтобы охранять ее, если вернутся Мигель и Эрл, но они не вернулись, и немного погодя она высунула голову из-под простыни и велела ему уйти. Когда он ответил, она снова накрылась с головой, и тогда он подождал еще немного, и она снова велела ему уйти, не показывая ему лица. Ни Эрла, ни Мигеля не было слышно. Он открыл дверь и выглянул. Их не было. Он запер двери и окна, пошел к себе в комнату и лег на кровать. Незаметно для себя он уснул, а когда проснулся, ее не было. Он нашел только сапоги Эрла в передней. Он выбросил их в заднюю дверь, а утром их уже не было.

25

Тод вернулся в гостиную - посмотреть, как там Гомер. Он все еще лежал на кушетке, но уже в другой позе. Большое тело свернулось в клубок. Колени были подтянуты к подбородку, локти плотно прижаты, руки - на груди. Но это не было покоем. Какое-то внутреннее напряжение нервов и мускулов скручивало клубок все туже и туже. Он был как стальная пружина, освобожденная от своей работы в механизме и получившая возможность использовать всю свою упругость центростремительно. В механизме тяга пружины работала против других, превосходящих сил, а теперь, освободившись наконец, она стремилась восстановить форму первоначальной закрутки.

Первоначальной закрутки… В учебнике патопсихологии, взятом однажды в университетской библиотеке, Тод видел изображение женщины, спавшей в веревочном гамаке в той же позе, что и Гомер. «Утробное бегство» или что-то вроде этого было написано под фотографией. Женщина проспала в гамаке, не меняя позы - позы зародыша в матке, - многие годы. Врачам в доме для душевнобольных удавалось разбудить ее лишь на короткое время и то - раз в несколько месяцев.

Он сел, чтобы выкурить сигарету, и задумался, как быть с Гомером. Вызвать врача? Но в конце концов Гомер почти всю ночь не спал и просто измучился. Доктор растолкает его, он зевнет и спросит, в чем дело. Можно попробовать самому его разбудить. Но он и без этого достаточно надоел Гомеру. И Гомеру гораздо лучше во сне - даже если это «утробное бегство».

А какое это идеальное спасение - вернуться во чрево. Куда лучше религии, или искусства, или Островов в Южных Морях. Там так тепло и уютно, там автоматическое питание. Все идеально в этой гостинице. Не удивительно, что память о таких удобствах живет в крови и нервах каждого. Там темно, да, - но какая это богатая, теплая темнота. Там нет смерти. Не удивительно, что человек так яростно сопротивляется выселению, когда истекает девятимесячный срок контракта.

Тод загасил окурок. Он проголодался и хотел получить свой обед, а также двойную порцию шотландского с содовой. Он поест и вернется - узнать, в каком состоянии Гомер. Если Гомер еще будет спать, он попробует разбудить его. А если это не удастся, можно будет вызвать врача.

Тод взглянул на него в последний раз, потом на цыпочках вышел из дома и осторожно притворил дверь.

26

Тод не сразу пошел обедать. Сначала он отправился к шорной лавке Ходжа в надежде, что там ему удастся разузнать об Эрле, а через него - о Фей. Там стоял Калвин с морщинистым индейцем, длинные волосы которого были перехвачены на лбу бисерной повязкой. На груди у индейца висела рекламная доска: