Твои сладкие губы - Эрин Маккарти

– Так что произошло в школе? – бросил он пробный камень.

– Кажется, мистер Генри подробно тебе все разъяснил.

– По его тону было ясно, что он ни на йоту не поверил твоим россказням.

– Россказням, говоришь? Пусть будет так. Судя по всему, ты тоже для себя все решил. Тогда зачем сотрясать воздух, задавая вопросы? – Шон достал молоко, чтобы приготовить себе чашку какао. – Ты ведь никогда меня не слушаешь, никогда не интересуешься моим мнением. Тогда к чему это любопытство?

Рассел ошарашено смотрел на младшего брата, не до конца понимая, пытается ли тот его оскорбить или просто констатирует факт.

– Я интересуюсь твоим мнением, – промычал он не слишком уверенно.

– Совсем нет! Ты не обсуждаешь со мной вашу перепалку с Лорел, говоришь, что это меня не касается! Ты не прислушиваешься к моим словам. Тебе плевать, что я ненавижу эту дрянную школу! А хуже всего то, что ты ведешь себя так, будто мамы с папой никогда не существовало!

Вот так! Рассел на секунду прикрыл веки. Похоже, настало время для серьезного разговора. Время пряток прошло.

– Это не так, Шон…

– Так, Рассел, так. Когда мы в последний раз о них беседовали, а? Всякий раз, когда я начинаю эту тему, ты находишь отговорки типа «надо двигаться дальше, не стоит жить прошлым»! Да пошел ты в задницу! Плевать я хотел на твои умные советы! Я скучаю по маме! – На последнем слове голос Шона дрогнул, и он уронил голову, чтобы брат не мог видеть его глаз.

Рассел, присевший было на стул, вскочил и бросился к Шону:

– Прости, милый, прости. – Он обнял брата и прижал к груди. – Я знаю, что ты скучаешь по маме… Господи, я ведь тоже адски скучаю! Знаю, каково тебе приходится сейчас. Ты навеки застрял в моей поганой квартире, вынужден терпеть мой поганый характер и притворяться, будто все нормально. – Рассел говорил, не думая, слова сами слетали с языка. – Мне так жаль, так жаль.

Шон тихо шмыгал носом, словно пытаясь сдержать слезы, и Рассу хотелось взять на себя хотя бы часть боли, которая разрывала душу брата.

Он снова заговорил:

– Я знаю, что со мной тяжело.

– Вот это точно! – Шон отстранился, украдкой вытерев слезы пальцами.

Рассел знал, что заслужил эти слова, но все равно они иголочками впились в сердце, снова и снова подтверждая его несостоятельность в качестве родителя и друга.

– Пойми, я тоже на распутье. Я вообще не знаю, куда двигаться, словно разучился получать удовольствие от жизни. Просто делаю свое дело, чтобы хоть как-то заполнить будни. Я даже не замечал, что избегаю говорить о родителях. Думаю, это был мой личный способ смягчить боль потери.

– Отвратительный способ. – Шон вернулся к холодильнику и выудил из него коробочку с ванильным пудингом. Открыв крышечку, он тщательно ее облизал. – Ненавижу тебя за то, что ты продал дом родителей, даже не обсудив решение со мной! Зачем ты это сделал?

Потому что Расселу не хотелось возиться с этой старой развалиной, нуждавшейся в хорошем хозяине.

– В тот момент я считал, что это наилучший выход из ситуации. Содержать дом было чересчур накладно, он нуждался во вложениях и ремонте. А я… наверное, мне требовалось побыстрее похоронить прошлое.

– Ты должен был посоветоваться со мной, – упрямо сказал Шон. – Я не маленький ребенок, и мое мнение следовало учитывать. К тому же мне принадлежала половина дома.

Рассел впервые увидел ситуацию глазами младшего брата. Парень не только потерял родителей, он утратил все, что было знакомо ему с детства. Дом, соседей, друзей, родное окружение… Мучимый собственным горем, Рассел забрал у брата самое дорогое – привычную жизнь, предоставив взамен шаткое положение приживалки при вечно занятом полицейском.

– Может, ты и прав.

– Вот видишь! Ты сказал «может». Тебе и в голову не приходит, что я точно прав!

– Я наделал кучу ошибок, Шон. И думаю, наделаю еще больше.

Шон устало покачал головой совсем как взрослый:

– Это уж наверняка.

– Но мы остались вдвоем и должны как-то справляться. Я не смогу видеть ошибки, если ты на них не укажешь. – Рассел ждал с замиранием сердца. Он надеялся, что Шон протянет ему руку, доверится и поможет как-то наладить совместную жизнь, если поодиночке бороться с ситуацией не получается.

Парень долго молчал, буравя взглядом пол и постукивая ложечкой по стаканчику с пудингом. Легкая емкость могла перевернуться, но Рассел не посмел указать на это брату.

– То, что сказал мистер Генри… в общем, это правда. Я вступился за мальчишку, которого задирали козлы из старших классов.

Рассел кивнул, почему-то совершенно не усомнившись в словах брата:

– Я верю.

– Раз уж ты внезапно подобрел, может, помиришься с Лорел? Извинись, что вел себя как придурок. Я даже могу не путаться под ногами, пока ты будешь вымаливать прощение. – Шон сунул в рот ложку желтоватого пудинга, затем облизал губы. – Пожалуй, купи ей цветов или чего там полагается в таких случаях?

– Спасибо за совет, – сухо ответил Рассел. Шон усмехнулся:

– Тогда вот тебе еще один: женись на ней.

– Так, Купидон, умей вовремя остановиться. Зачем мне на ней жениться?

– Она умная, добрая и очень красивая. Разве ты сам не видишь? К тому же Лорел единственная женщина, которая способна терпеть твой несносный характер.

Рассел вдруг расхохотался. Возможно, братец был в чем-то прав.

– Знаешь, когда мне было семнадцать, мама призналась, что беременна. Помню, как странно я себя чувствовал. Знаешь, странная неловкость: что подумают люди, если мать решилась на второго ребенка в таком возрасте? А потом мама рассказала, что они с отцом ждали этой беременности целых пятнадцать лет. Ты был очень желанным ребенком.

– Правда? – недоверчиво спросил Шон, снова позабыв про пудинг.

Рассел пожал плечами, стараясь, чтобы тон был веселым и легкомысленным. Воспоминания давались нелегко.

– В общем, после этого признания я стал иначе смотреть на отношения родителей. Начал замечать, как они переглядываются со счастливыми улыбками, как нежно шепчутся на диване. Короче, я ждал появления младшего братишки не меньше, чем они сами. – Рассел помолчал и улыбнулся своим мыслям. – Как только ты родился, меня впустили в палату. Мама тихо плакала, а я еще подумал, что это совсем не удивительно. Ведь ты был таким уродливым.

Шон хмыкнул, хотя слушал, не отрывая от брата взгляда.

– Ты был красный, сморщенный, в какой-то слизи по всему телу. Волосы прилипли к голове, такие жиденькие, словно у старого деда.

– Бе-е!

– А глаза были такими водянистыми, – продолжал Рассел, уже увлекшись рассказом. – Но самой забавной была голова. Маленькая и сплющенная! Я только потом понял, что мама плачет от счастья, а поначалу очень испугался. Она смотрела на тебя с таким восторгом, что я навсегда запомнил выражение ее лица. Удивительное, словно у Девы Марии. – Расс помолчал. – За первый месяц жизни ты сильно изменился. Перестал быть уродливым, и я очень радовался.