Сто лет - Хербьерг Вассму

— Я говорил, между прочим, когда старый пароход уводили на буксире, что мы еще увидим его на плаву. И оказался прав. "Трумсё" ходит как часы, восьмидневный рейс летом и двухнедельный — зимой. Единственное, что нарушает этот порядок, — регулярный рейс на Север один раз в месяц для охлаждения и осмотра котла. Скажу вам...

Когда они проходили мимо, Вениамин рукой, как щитом, прикрыл ее спину.

Появилась горничная с подносом, на котором стояли полные бокалы. Вениамин схватил два бокала, словно спасательный круг в открытом море, и протянул один Саре Сусанне.

— За ваше здоровье, Сара Сусанне Крог! — опять очень серьезно сказал он.

— И за ваше, Вениамин Грёнэльв! Наверное, вам у нас все кажется маленьким после такого большого города, как Копенгаген?

— Не скажите! Здесь прекрасно! А Копенгаген... я жил там, только пока учился, чтобы стать доктором.

— Тогда добро пожаловать к нам! — сказала она, удивляясь собственной легкости.

Даже находясь в другой комнате, она видела его перед собой. Несколько раз слышала долетавший до нее его голос. Несмотря на окружающие ее фигуры и лица. Знала, что достаточно обернуться — и она увидит его. Но почти не оборачивалась. Не видя его, она лучше чувствовала его близость.

Когда они с Юханнесом стояли возле пузатого буфета, Вениамин Грёнэльв вдруг появился перед ними.

— Хотел познакомиться с вами, Юханнес Крог. С вашей женой я уже познакомился, — улыбнулся он. — Мой отец, Андерс из Рейснеса, много рассказывал мне о Крогах с Офферсёя. Он говорил, что вы так умело ведете торговлю, что конкурировать с вами в Бергене безнадежно.

Юханнес поклонился, не говоря ни слова. Но улыбнулся своей белоснежной улыбкой. Говорить при этом было уже не обязательно.

Может быть, во всем были виноваты слова торговля и Берген. Потому что после того, как Вениамин Грёнэльв рассыпался в похвалах телеграфной станции в Корбё, благодаря которой теперь можно было и вызвать доктора, и узнать о том, где находятся косяки сельди, Юханнес вынул из кармана жилетки свой блокнот. Написал, что он совершенно согласен с доктором. И прибавил несколько лестных слов о Корбё.

Он писал короткими фразами, чтобы одно не слилось с другим. Писать было удобно еще и потому, что возражать написанному было сложнее. На это требовалось время. И было трудоемко. Пока карандаш выражал свою безусловную волю, время для возражения было как будто уже потеряно. Необъяснимым образом написанные слова оказывались более истинными, чем слетевшие с губ, подобно рвоте.

Но Грёнэльв и не собирался возражать Юханнесу. Напротив.

От Сары Сусанне не укрылось изумление доктора. Выражение, которое незаметно расширило его зрачки. Точно тень от дождя. И тут же она оказалась свидетелем, как эти два человека нашли правильный тон в разговоре друг с другом. Словно молодой доктор всю жизнь беседовал с людьми, которые пишут в блокноте, не произнося ни звука.

Глядя на них, она с удивлением подумала, что, если бы люди по глупости не требовали, чтобы все были такими же, как они, недостаток Юханнеса вообще не считался бы недостатком. Во всяком случае, теми, кто умеет читать.

Ей было даже приятно смотреть, как бережно большая рука Юханнеса держит маленький блокнот. Блокнот словно отдыхал на его мозолистой ладони, охраняемый чуть согнутыми пальцами. Карандаш — в другой руке — писал точно и быстро. Когда все было написано, Юханнес опускал руку с карандашом и протягивал собеседнику блокнот.

Доктор Грёнэльв тоже был немногословен. Его слова были точны, он произносил их с равными промежутками и, закончив фразу, закрывал рот. Так же, как привыкла говорить она сама.

Юханнес был намного выше Вениамина Грёнэльва и потому был вынужден смотреть сверху вниз на человека, который несколько лет учился в Копенгагене, чтобы стать доктором. Однако в нем не было ничего высокомерного. Он сердечно приглашал доктора заезжать в Хавннес, если тот окажется где-нибудь поблизости. Гарантировал ему все. Надежную гавань. Первоклассный пансион. Зимой — пуховые перины. Пунш, сигары. Все, кроме болезней.

После этого они с улыбкой пожали друг другу руки.

Когда они вечером на карбасе возвращались домой, Сара Сусанне решила сказать Юханнесу, сидевшему рядом с ней на корме, что она снова ждет ребенка. Если он мог писать в блокноте среди гостей, значит, сможет писать и сидя за рулем при хорошей погоде. Она знала, что ей придется утешать его из-за того, что он и на этот раз не сумел уберечь ее от беременности. Утешать, когда он, повертев головой, поинтересуется, когда, черт подери, это случилось? Потому что он будет умоляюще смотреть на нее и ждать, чтобы она сказала, что это было ее упущение или что это она склонила его к близости.

Но все это было не важно. Вечер в Страндстедете придал ей силы. Вино. Она еще видела хрустальный бокал, который он, Вениамин Грёнэльв, протянул ей. Слышала его голос, когда он время от времени бессознательно переходил на датский. И когда разговаривал с Юханнесом. Перед ней словно открылось окно, и она видела этих двух мужчин, которые непостижимым образом слились в одного человека.

Доктор и смерть

Старому доктору в Страндстедете стало трудно справляться со своими обязанностями. Посещение больных, до которых нужно добираться на лодке, бумаги, которые следует держать в порядке, — все это было ему уже не по силам. Доктор жаловался, что после учреждения комиссии по здравоохранению работать стало гораздо труднее.

Вениамина Грёнэльва списки и бумаги не пугали, но он еще не чувствовал себя готовым принять в одиночку такой большой участок. Он издавна подозревал, что ему больше хотелось бы воспользоваться, как говорят, заслуженным отдыхом. Однако только эта работа гарантировала ему возможность жить в Рейнснесе со своей оставшейся без матери дочерью Карной. После того как он год назад в сентябре приехал сюда из Копенгагена, он брал на себя все больше посещений больных. Особенно тех, к которым требовалось плыть на лодке. А таких было большинство.

Однажды в марте 1875 года он был в усадьбе в Тьелдсунде, где наложил гипс на сложный перелом в области голени. Там ему сообщили о тяжелых родах в Хавннесе. Жена Юханнеса Крога не может разродиться уже третьи сутки. Нельзя сказать, что такой вызов обрадовал Вениамина Грёнэльва. Он хорошо помнил фру Крог, они по знакомились в гостях в Страндстедете. Эта встреча, по мимо его воли, время от времени всплывала в его сознании. К таким знакомствам ему, работая здесь, на Севере предстояло привыкнуть. Постепенно он узнал многих одних лучше, других хуже.

Этот вызов не обрадовал его главным образом потому, что он еще хорошо помнил рождение собственной дочери. Ее мать во время родов истекла кровью у него на руках. Правда, теперь он уже не был тем зеленым студентом-бражником, каким был в Копенгагене. Однако до сих пор так и не привык принимать роды.

Идти под парусом в Хавннес оказалось не так приятно, как можно было подумать. Погода тоже не радовала. Хотя Вениамин и плавал с детских лет, опыта у него было маловато. Лупил дождь, ветер был попутный, и карбас шел быстро. Молодой парень, знавший местность, руководил Вениамином. Вениамин не помнил, чтобы он когда-нибудь бывал в Хавннесе.

Они не без труда подошли к берегу, но там, стоя по колено в воде, их уже ждали два человека, чтобы помочь вытащить лодку. Самого Вениамина, его проводника и лодку — это был четырехвесельный бот с мачтой и парусом — отчаявшийся Юханнес Крог и его работник вынесли на берег буквально на руках.

Настроение было совсем не то, что в Страндстедете. Вера Юханнеса в то, что доктор спасет его жену и ребенка от худшего, смущала Вениамина. Его била легкая дрожь, когда он снял с себя брезентовый плащ и попросил воды, чтобы вымыть руки. Лучше ему не стало и после того, как одна из служанок сказала:

— Помилуй нас, Господи! Новый доктор совсем мальчишка! У него и бороды-то еще нет!

Но Юханнес почти на руках поднял доктора по лестнице на второй этаж и пронес по коридору. В комнате Сары Сусанне Вениамин сразу понял, что ему придется тут задержаться. Измученная, вялая, она лежала с закрытыми глазами, на лбу у нее было мокрое полотенце.

Лицо было бледное, но ее явно лихорадило. Она дрожала от холода.

Вениамин отправил Юханнеса за горячей водой, чистыми тряпками и двумя чистыми тазами для воды.

— И пусть мне принесут две лампы! — сказал он и показал, куда надо поставить лампы. — А еще мне в помощь понадобится женщина.

Ане, старшая няня, вошла в комнату и остановилась у двери вне себя от страха.

— Ты когда-нибудь уже присутствовала при родах? — спросил Вениамин, выкладывая инструменты на привезенное с собой льняное полотенце.

— Да, в прошлый раз, но они длились не так долго, — ответила она и подошла поближе.