Скрипка - Энн Райс

Какая картина теперь возникла передо мной? Сплетенные тела в темноте, шепот, ударивший мне в лицо. Я увидела, как он улыбается, но женщина тут же загородила от меня его лицо.

Что любить их, что сводить с ума – это в конце концов одно и то же, потому что все они умирают! А я – нет. Я не умер. И эта скрипка – мое бессмертное сокровище, и я готов утащить тебя со мной в этот ад навсегда, если ты мне ее не отдашь.

Но мы снова оказались в другом месте. Туман рассеялся. Над головами возвышался потолок. Мы стояли в коридоре.

– Погоди, смотри, белые стены, – сказала я в тревоге, ужаснувшись такому дежа вю. – Я уже здесь была.

Грязный белый кафель, демонически дразнящие звуки скрипки, теперь это уже не музыка, а скрипучая мука.

– Я видела это место во сне, – сказала я, – эти белые кафельные стены, эти металлические ящики. Смотри на эти большие паровые двигатели и ворота, смотри!

На одну драгоценную секунду, когда мы стояли у ржавых ворот, ко мне вернулось воспоминание о том прекрасном сне, я увидела не только этот мрачный подвальный коридор и туннель, запечатанный воротами, я увидела прекрасный мраморный дворец, а еще великолепное море и призраков, танцующих в пене. Они теперь казались мне не жалкими духами, за которыми мы в ужасе следили, а какими-то свободными цельными существами, процветавшими на морских просторах, – нимфами самой жизни. Розы на полу.

– Пора.

Но все, что мы сейчас увидели, – ворота в темный туннель. Двигатели монотонно гудели, а он играл на своей скрипке, в темном туннеле, и никто теперь не разговаривал, человек умер, нет, умирал, смотри, он умирал, истекая кровью, лившейся из его запястий.

– Это ты довел его до этого? И, показав эту сцену, хочешь заставить меня сдаться? Никогда.

– Я черпал музыку из его головы, я соединял ее со своей музыкой! Это превратилось в своего рода игру. С тобой мне бы следовало исполнять музыку Маэстро и Маленького Гения Моцарта, но тебе нравилось то, что я играл. Музыка не была для тебя благом, лгунья этакая. Музыка была для тебя жалостью к самой себе. С помощью музыки ты поддерживала кровосмесительную связь с мертвыми. Ты уже мысленно похоронила свою сестренку Фей? Уже отправила ее в безымянный морг, готовясь к шумным и богатым похоронам? На деньги Карла ты можешь купить симпатичный гроб для нее, своей сестры, которой было так холодно и одиноко в тени вашего мертвого отца, для той самой сестренки, которая наблюдала, как твой новый муж занимает место в доме, для благословенного огонька, от которого ты так легко отказалась!

Я повернулась к нему лицом, не размыкая его невидимых объятий. Я изо всех сил пнула его коленом. Наверное, с той же силой, что он когда-то ударил своего отца. Я оттолкнула его обеими руками. Я увидела его на короткий миг.

Все другие образы покинули нас. Не было больше ни белого кафеля, ни гула двигателей. Даже мерзкие запахи исчезли, даже музыка. Эхо тоже исчезло, что означало – мы вырвались на свободу. Он отлетел в сторону, тот самый Стефан, что являлся ко мне в Новом Орлеане. Мне показалось, что он сейчас упадет, но он снова кинулся вперед и вцепился в скрипку.

– Нет, ты не сделаешь этого. – Я опять пнула его. – Не сделаешь, не сделаешь! Ты больше не сделаешь этого ни с одним из них, скрипка в моих руках, и сам Маэстро спрашивал тебя зачем! Зачем, Стефан! Ты даровал мне музыку, да, но еще ты даровал мне полное право отобрать инструмент, породивший эту музыку.

Я подняла скрипку и смычок, я вздернула подбородок. Он прижал свои пальцы к губам.

– Триана, молю тебя. Ты сама не понимаешь значения своих слов, как и моих. Умоляю. Скрипка моя. Я умер за нее. Я уйду вместе с ней. Я покину тебя. Триана!

Неужели у меня под ногами твердая мостовая? Какая фантазия окутает нас сейчас, что еще нам дано увидеть? Нечеткие здания в дымке. Обжигающий ветер.

– Еще раз подойдешь ко мне, обретя телесность, и, клянусь, я разобью скрипку о твою голову!

– Триана, – только и смог он потрясенно вымолвить.

– Для начала я разобью ее. Клянусь, – повторила я.

Я сжала скрипку еще крепче и размахнулась, нацелив в него, так что он, пошатываясь, отступил с болью и страхом.

– Нет, ты не сможешь, – взмолился он. – Триана, прошу тебя, прошу, верни мне скрипку. Не знаю, как ты ею завладела. Не знаю, в чем тут справедливость, что за ирония судьбы. Ты провела меня. Ты украла у меня скрипку. Триана! Господи, надо же, чтобы это была именно ты.

– Что ты хочешь этим сказать, дорогой?

– Что ты… ты обладаешь редким даром слышать мелодии и темы…

– Но ведь ты создавал эти мелодии и темы, а заодно и воспоминания. Какая высокая плата за твой концерт.

Он беспомощно покачал головой в знак несогласия.

– В этих мелодиях, что я играл для тебя, была свежесть, была жизнь. Стоя под твоим окном, я поднял взгляд и увидел твое лицо и почувствовал то, что ты называешь любовью, хотя я уже не помню этого чувства…

– Думаешь, такая тактика смягчит мое сердце? Я ведь сказала, у меня есть оправдание. Ты не будешь больше никого преследовать. Я завладела твоей скрипкой, все равно что твоим членом. Правила игры, быть может, мы никогда не узнаем, но скрипка в моих руках, а ты не настолько силен, чтобы снова завладеть ею.

Я повернулась. Под ногами действительно твердая мостовая. В лицо действительно дует холодный ветер.

Я побежала. Неужели это шум трамвая?

В туфлях с тонкими подошвами я чувствовала каждый булыжник. Холод пробирал до костей, беспощадный, пронзительный. Я ничего не видела, кроме белесого неба и омертвелых голых деревьев, дома походили на огромных полупрозрачных призраков.

Я все бежала и бежала. У меня уже заболели ноги, пальцы онемели. От холода из глаз лились бесполезные слезы. Болела грудь. Беги, беги, прочь из этого сна, из этого видения, обрети себя, Триана.

Я вновь услышала шум трамвая, увидела огни. Остановилась, сердце громко стучало.

Руки так замерзли, что я почувствовала боль. Переложив скрипку со смычком в левую руку, я сунула пальцы правой в рот, чтобы согреть их. Потрескавшиеся губы были холодные. Господи! Какой адский холод. Моя одежда совершенно не защищала от ветра.

На мне по-прежнему был тот простой легкий наряд, в котором я была, когда он меня украл. Бархатный жилет, шелк.

– Просыпайся! – прокричала я. – Найди свое место. Возвращайся к себе! – вопила я во все горло. – Прерви этот сон. Покончи с ним.

Сколько раз я проделывала это, возвращалась из фантазий, грез или ночных кошмаров и оказывалась в своей кровати о четырех столбиках, оказывалась в восьмиугольной комнате, за окнами которой шумели машины, мчавшиеся по авеню? Если это сумасшествие, то я с ним не смирюсь! Я предпочту жить в муке, чем так! Но все вокруг было слишком реально!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});