Превратности судьбы - Мэйдлин Брент

У одной стены стоял книжный шкаф, забитый книгами. Небольшая стопка журналов и газет лежала на приставном столике. Шторы были задернуты. Ник сидел в кресле, вытянув ноги к огню, и курил тонкую черную сигару. Он встал, когда я вошла, и спросил:

— Ты нашла все, что нужно?

— Да, спасибо. Я посмотрела в шкаф для белья, там так много простыней и полотенец. Ты давно здесь живешь?

— Я снял его год назад, но собираюсь купить. Ты увидишь, в нем всего достаточно, но, если нам что-то понадобится, просто скажи. Это касается и любой одежды, которую захочешь.

— Одежды? Да у меня ее полно, спасибо!

Он улыбнулся.

— Я бы не сказал, что у тебя большой гардероб. — Он достал из кармана бумажник и вынул оттуда три пятифунтовые банкноты. — Возьми, Люси. Скажи, когда нужно будет еще.

— Но мы сможем прожить на это не одну неделю!

— Это не на жизнь, а на твои личные нужды. Ты увидишь, что в кладовой всего достаточно, но можешь завтра пройтись по магазинам и заказать для доставки все, что захочешь. Я каждую неделю делаю заказы в магазинах, но у тебя должны быть деньги на всякий случай. — Он добавил еще одну пятифунтовую бумажку и положил все мне в руку. Я держала в своей руке годовое жалованье кухарки.

— Вы… очень щедры, — пробормотала я. — Но я не буду расточительной, обещаю. Можно я схожу на кухню и посмотрю, как работает плита? Ты хочешь есть, Ник? Если да, я могу сделать бутерброд. Когда ты будешь ужинать?

Он покачал головой и резко сказал:

— Я ухожу. Приготовь себе все, что захочешь.

— Уходишь? — Я удивленно посмотрела на часы над камином. Стрелки показывали десять минут седьмого. — Ты не вернешься к ужину?

— Нет.

Я замолчала, растерявшись и не зная, что сказать.

— Когда ты… я хотела сказать… не возражаешь ли ты, если я спрошу, когда ты вернешься, Ник?

— Не надо спрашивать у меня разрешения, если хочешь что-то спросить, пожалуйста. — Он взял со стула пальто и шляпу. — Не знаю. До полуночи, возможно, вернусь. У меня есть ключ, поэтому ложись спать, когда захочешь. — Он раздавил сигару в большой пепельнице и пошел к двери. Остановился, оглянулся и посмотрел на меня без всякого выражения, затем неохотно улыбнулся и сказал: — По крайней мере, у тебя больше свободы, чем в тюрьме Ченгфу.

Он вышел, и через несколько секунд я услышала, как захлопнулась входная дверь. Я медленно направилась к креслу, села и уставилась на пламя камина, стараясь понять, что означают последние слова. Минут через пять, так ничего и не решив, я встала и отправилась на кухню. Когда я посмотрю кладовую, могу составить список продуктов, которые нужно будет заказать, затем посмотрю, как работает плита, приготовлю себе что-нибудь несложное. Сейчас, когда я более внимательно все осмотрела, увидела, что в доме несколько дней не убирали, везде была пыль, так что мне будет чем заняться в ближайшие дни.

К десяти часам я поужинала, вымыла посуду, убрала в кухне и нижних комнатах и села у камина с книжкой стихотворений, которая называлась «Рубаи Омара Хайяма». Эти стихи произвели на меня странное впечатление, и хотя слова и ритм четверостиший захватывали, мне было трудно сосредоточиться. В половине одиннадцатого я выключила газ и отправилась спать.

Причесавшись и надев самую нарядную ночную рубашку, я выключила газ и в своем камине и задумалась, как быть со светом. Я оставила гореть газовую лампу в холле, потом решила, что Нику незачем пробираться на ощупь в спальню. Еще немного поразмыслив, я выключила лампу над кроватью и оставила небольшой огонь в лампе у двери.

Лежа в постели в полумраке, я ждала возвращения мужа, а в голове у меня вертелись вопросы, на которые не было ответа. Зачем Ник, заявив, что я его жена, и потребовав, чтобы я с ним уехала, привез меня в свой дом, а затем в первый же вечер ушел из дому, оставив меня одну? Почему у него так меняется настроение? То я вдруг узнаю в нем человека, с которым познакомилась в Ченгфу, злого, возможно, но живого и человечного, способного потешаться над превратностями судьбы, даже если они и привели его в камеру смертника. А в следующий момент все это внезапно исчезает, как будто он с грохотом опустил ставни, закрываясь от меня, и передо мной оказывается совершенно незнакомый холодный человек.

Примерно через час я услышала, как отворилась входная дверь, затем послышались тихие шаги на лестнице. Я затаила дыхание, прислушавшись, но теперь я уже не боялась и не нервничала. Я чувствовала какое-то непонятное волнение, как будто выпила слишком много вина.

Я оставила дверь в спальню наполовину открытой. Ник сейчас был на лестничной площадке. Я услышала его шаги, заглушаемые ковром. Он остановился у двери. Несколько мгновений ничего не было слышно. Затем приглушенный свет у двери погас, и комната погрузилась в темноту. Я услышала слабый щелчок, и дверь закрылась. Снова тишина. Я уже открыла рот, чтобы что-то сказать, как услышала, что дверь спальни в противоположном конце коридора захлопнулась.

И только тогда я поняла, что одна в комнате. Он подошел к двери, выключил свет, закрыл дверь и ушел в другую спальню. Я стала на колени, нащупала цепочку, и лампа над моей головой зажглась с легким хлопком. Я встала с кровати, подошла ко второму гардеробу, про который решила, что это — Ника. Он был пуст. Тумбочка, в которой, я думала, хранятся его вещи, была тоже пуста. Я медленно подошла к кровати, легла и выключила свет.

Это — не наша спальня. Это — моя спальня.

* * *

Следующие две недели я бывала то счастлива, то впадала в отчаяние. Мне нравился наш маленький дом, я с удовольствием наводила в нем порядок, и нигде не было ни пятнышка. Мне нравилось готовить всякие вкусные блюда. На следующий день после приезда я потратила восемнадцать пенсов на поваренную книгу. Пользуясь книгой и тем, чему научила меня миссис Кокс, я постоянно готовила что-нибудь новое. Я любила ходить по магазинам мимо набережной и наблюдать за художниками, которые, установив мольберты на мосту или на тротуаре, писали свои речные пейзажи. В Челси жили разные люди, бедные и богатые, но большинство из них были приветливы, и мне нравилась веселая атмосфера этого места.

Но Ник по-прежнему был незнакомцем, и я мало его видела. Я узнала, что большую часть времени он проводит на Лондонской бирже металлов, которая имела какое-то отношение к покупке и продаже меди, олова и других металлов. Все операции осуществлялись на бумаге, и он в глаза не видел ни одного металла. Когда я спросила, что это значит, он ответил с одной из редких улыбок, что это респектабельная форма спекуляции и очень прибыльная, если все правильно рассчитать.