Когда говорит оружие - Луис Ламур

Тернер заколебался. Он бросил быстрый взгляд на дверь. Килкенни не попытался выхватить у него револьвер. Он просто ждал.

— Говорю тебе, Тернер, с тобой все кончено!

Слова Килкенни, повторенные дважды, застряли в голове у Тернера. В глубине души он боялся этих людей. Он знал, что многие из них ненавидят игорные дома и салуны и живут ожиданием того дня, когда их город снова станет чистым.

— Твоим парням следовало бы знать, чем ты занимаешься, — продолжал Килкенни. — Ты просто не понимаешь, что ты жив, пока жив Страуд. Как только его не станет, они явятся и сами наведут порядок. Они держатся подальше, пока он сохраняет здесь мир. Но ты оказался жадным. Не понял, что прошли те времена. Ты не можешь повернуть часы назад.

— Хорошо, — неожиданно произнес Тернер. — Дай мне шанс, и я уеду.

— Нет, — отрезал Килкенни, и в ту же секунду дуло его кольта оказалось прижатым к уху Тернера прежде, чем хромой успел поднять свой револьвер. Левой рукой Лэнс вырвал револьвер у Тернера и толкнул его в одно из кресел.

— Эта фотография кое-что напомнила мне. Я тебя знаю еще с Канзаса… с давних пор. Ты жил под другим именем. Барни Хаусмен. Ты и твоя семья освободили многих хороших людей от их денег. Некоторых просто убили. Вставай.

Килкенни слегка отошел в сторону и свободной рукой сделал жест в сторону Тернера.

— Лэнс. — Хромой шевельнулся в кресле. — Дай мне возможность уехать. Я сделаю так, что ты об этом не пожалеешь.

— Ошибаешься. Страуд принял от меня присягу, когда я надел его звезду. Если бы он не сделал этого, то ты был бы сейчас мертв.

Барни Хаусмен тупо уставился на него. Лэнс продолжал:

— Мы никогда раньше не встречались, но я о тебе слышал. Я Килкенни.

Глаза Хаусмена сузились, и косточки пальцев там, где он держался за стул, побелели.

— Ладно, — прохрипел он и начал медленно вставать, но ему мешала хромая нога.

Вроде бы помогая себе, он неловко наклонился, и внезапно выхватил из потайной кобуры короткоствольный кольт-молнию. Килкенни успел отступить, и пуля только задела плечо. Уже падая, он выстрелил и не попал. Хаусмен еще три раза нажал на спуск, пока Килкенни успел спрятаться за дубовый стол. Еще одна пуля попала ему в бедро. Комната наполнилась пороховым дымом. Хаусмен выскочил за дверь и почти вывалился на дорогу. Бросившись бежать вдоль главной улицы, он успел перезарядить свой револьвер. Килкенни был ранен, может быть, даже умирал. Надо действовать быстро, успокаивал себя он. И раньше приходилось попадать в подобные переделки. Это была неплохая игра, но он чуял, когда приходило время уходить. Он всегда это чувствовал. Другие остались в Бенноке и Додже. В других местах тоже.

Он срывал куш до того, как комитеты бдительности или федеральные маршалы добирались до него. Он всегда смывался, когда приходило время. Теперь оно пришло.

Хиллман только что открыл свой магазин, когда Хаусмен прохромал через главную улицу и вслед за хозяином вошел в помещение.

— Открой сейф, Хилл, — сказал Тернер. — Мы уходим. У меня только что была перестрелка с Килкенни.

Хиллман ошарашенно смотрел на него. Хромой пожал плечами:

— Я не спятил. Этот бандит Лэнс оказался тем самым Килкенни. Мне следовало его помнить. Он и раньше пользовался этим именем. Нам надо смываться. Открой сейф! Люди слышали выстрелы и придут ему на помощь.

Его остановил взгляд Хиллмана. Тот смотрел не на него, а на что-то у него за спиной.

Хаусмен повернулся и уставился на стоящего в дверях Килкенни, грудь которого была залита кровью, все еще сочившейся из раны в плече. Молча стоя в дверях, он являл собой воплощенное отмщение,

Хиллман сделал шаг назад:

— Нет, Килкенни. Не меня. Я в этом не участвую. Это Барни превратил нашу жизнь в ад. Заставляя нас делать грязную работу. Но я больше не стану грабить ни один город.

Килкенни не произнес ни звука. Он слегка зажмурился от боли. Он чувствовал, как кровь тонкой струйкой сочится по животу. Он потерял слишком много крови и у него оставалось слишком мало времени.

Барни Хаусмен был многократным убийцей. Он был вором, карточным шулером, но всегда подставлял своего брата и дядю. Подозрение всегда падало на них. Тогда, в Додже, все считали, что это он всадил нож в спину напарнику Килкенни.

Килкенни давно уже прекратил за ним погоню, но никогда не забывал о случившемся.

Хромой… Барни Хаусмен.

— Я только что с тобой справился. Я снова это сделаю, — произнес Хаусмен.

Он опустил руку и ухватился за рукоятку револьвера, но Килкенни сделал шаг вперед, в руке у него появился револьвер, и что-то ударило Барни по карману. Он пришел в бешенство от этой помехи. Попытался поднять руку с револьвером, и снова его что-то ударило. Он почувствовал мгновенную слабость и опустился на колени, увидел перед глазами край стола. Потом упал на спину и теперь уже видел только трещину в потолке, потом она исчезла и он умер.

Хиллман стиснул большие костлявые руки:

— Он был моим племянником. И настоящим дьяволом. Я плохой человек, но он был еще хуже меня.

— А кто такая Лори Арчер? — спросил Килкенни.

— Моя дочь.

Килкенни шел по улице, и люди смотрели на него, оглядывались, когда он проходил мимо, глядели ему вслед. Он шел к тюрьме, и Лори ждала его на ступеньках, измученная и бледная.

— Теперь я могу его увидеть?

— Да. Барни мертв.

Она резко повернулась, глаза ее засверкали:

— Как я рада! Рада!

— Прекрасно.

Он очень устал. Голова раскалывалась от боли. Ему хотелось вернуться назад в гостиницу, принять душ и спать потом целую неделю. Потом скорее на коня и…

Он показал ей на лежащего на постели мужчину:

— Ты любишь Страуда?

— Да.

— Тогда иди к нему. Он хороший человек.

Повернувшись, Килкенни зашагал вверх по улице, и утреннее солнце горячими лучами пригревало ему спину, а из ворот на улицу выбегали куры, с лужайки у ручья доносился запах свежескошенного сена. Он так устал, очень устал… отдыхать… и потом снова на коня.

В ЛОВУШКЕ

Людям свойственно ошибаться, а Билл Маклэри был только человеком, именно поэтому гордость Биг-Бенда по стрельбе из шестизарядного револьвера сейчас лежал, уткнувшись носом в песок с дыркой в голове.

Маклэри был честолюбивый и беззаботный молодой человек, которого от Мескаля до Мьюлшоу считали скорым на руку. Он понял, что перегоном скота много не заработаешь, — на такие деньги поддержишь уровень жизни, к которому привык, поэтому у него появилась склонность погашать чеки под дулом своего револьвера во многих банках сельскохозяйственных штатов. Эта практика, ясное дело, не могла прийтись по душе трудолюбивым сынам Полынного штата 3, и на помощь был призван рейнджер Джонни Саттон, чтобы слегка поправить создавшееся у Маклэри впечатление от жизни, что штат должен его содержать.