Осенний призрак - Монс Каллентофт

Актовый зал школы в Стюрефорсе набит до отказа. Мобильные телефоны отключены.

Малин Форс стоит за кафедрой и смотрит на молодых людей. Когда-то она сама сидела в этом зале.

Ректор Биргитта Свенссон, прокуренная сорокалетняя женщина в сером костюме, стоит рядом с Малин. Она постукивает пальцем в маленький черный микрофон, призывая аудиторию к вниманию.

— Мы начинаем, прошу отключить мобильные телефоны.

К изумлению Малин, в зале воцаряется полная тишина. Отключаются последние телефоны, разговоры переходят на шепот, прежде чем смолкнуть совсем.

В помещении пахнет промокшей одеждой и сырой штукатуркой.

— Позвольте представить вам Малин Форс, инспектора полиции Линчёпинга. Она расскажет вам о своей работе. Поприветствуем нашу гостью!

Аплодисменты. Кто-то свистит. Когда в зале снова устанавливается тишина, Малин начинает нервничать. С чего начать? Тело ноет, не получив привычной дозы алкоголя. Малин фиксирует взгляд на стенных часах. 9:09.

Ей предстоит говорить целый час. О чем? Эти молодые люди, кажется, знают о жизни все — и в то же время ничего. Не стоит недооценивать их жизненный опыт, и все-таки… Что они знают о преступлениях, о насилии? По крайней мере, некоторые из них сталкивались с чем-то подобным дома.

Как Туве. Я ударила Янне у нее на глазах. Как я могла?

Они ждут.

Проходит минута, другая, а Малин до сих пор не произнесла ни слова.

Ученики недовольно ерзают на стульях.

— Я работаю с тем, — начинает Малин, — что принято называть преступлениями против личности: с изнасилованиями, избиениями…

Она делает паузу; аудитория напряженно ждет.

— …и убийствами. Вам известно, что такое происходит даже в нашем относительно спокойном городе.

Дальше все идет само собой. Малин рассказывает о типичных ходах в расследовании, приводит примеры из своей практики, оставляя в стороне самое страшное.

— Мы делаем все, что в наших силах, — заканчивает она. — И надеемся, что работаем не напрасно.

Недомогание прошло — сконцентрировавшись на докладе, Малин будто забыла о нем. Но когда ученики начинают расспрашивать ее об убийстве, которым она занимается сейчас, Малин чувствует, что силы ее на исходе.

— Благодарю вас за внимание, — говорит она, прежде чем слушатели успевают задать очередной вопрос, и сходит с кафедры.

Зал оглашается аплодисментами, снова слышится свист.

«Это часть ритуала, — думает Малин. — Они будут аплодировать и свистеть независимо от того, о чем им рассказывают: о полицейском расследовании или о Холокосте».

У выхода к Малин Форс подходит ректор.

— Все прошло хорошо, — говорит она. — Они даже задавали вопросы, чего почти никогда не делают. Их явно заинтересовал ваш рассказ.

— Я заметила, — соглашается Малин. — Вопрос в том, чему мне удалось сегодня их научить.

Ректор приобнимает Малин за плечи.

— Не будьте слишком требовательны к себе.

Малин хочет выскользнуть из ее объятий, но ректор смотрит ей в глаза, словно удерживая взглядом.

— Вы сами видели, что они кое-чему научились, и я благодарна вам за это. Чашечку кофе? Можно в учительской.

К своему собственному удивлению, Малин соглашается.

Вальдемар и Юхан ушли в буфет, оставив Ловису Сегерберг одну в «бумажном Аиде». Чем бы ей сейчас заняться: сесть за компьютер Фредрика Фогельшё или порыться в какой-нибудь папке с бумагами?

Ловиса задумывается и почему-то вспоминает Малин Форс. Неужели правда то, что о ней говорят? Что она вела машину в нетрезвом состоянии, но дело замяли; что как только расследование закончится, она отправится в реабилитационный центр для больных алкоголизмом? Все мы люди, и даже стражи порядка иногда совершают ошибки. Непогрешимые, самоуверенные типы даже в полиции никому не нужны. Смогут ли коллеги обойтись без Малин? Вряд ли, она из тех, на кого всегда можно положиться, кто задает в группе тон.

Может, стоит побеседовать с ней за чашечкой кофе как женщина с женщиной?

Ловиса тут же отгоняет эту мысль, поднимается и оглядывает комнату.

На полке у двери лежит одинокая черная папка. Бог знает, как она туда попала. Ловиса берет папку и возвращается на место. Внутри три чистых листа бумаги, а под ними конверт без штемпеля. Под конвертом Ловиса обнаруживает еще один лист, на котором что-то неразборчиво написано от руки.

Ловиса чувствует, как время остановилось и у нее холодеет внутри.

Не это ли письмо они искали здесь все эти дни?

Биргитта Свенссон откидывается на спинку зеленого кресла и откусывает от марципанового пирожного. Малин греет руки, обхватив ладонями чашку.

Сейчас они одни в учительской и наслаждаются тем покоем, который навевают только запах свежесваренного кофе и вид стеллажей, уставленных книгами.

— У нас в школе есть одна серьезная проблема, — говорит Биргитта, — издевательства над маленькими и слабыми учениками. И что бы мы ни делали, нам никак не удается ее решить.

— Вам не дают покоя какие-то конкретные хулиганы?

Малин вспоминает парней из поселка Юнгсбру, которых допрашивала несколько лет назад в связи с расследованием убийства. Они держали в страхе всю школу.

— Если бы все было так просто! — восклицает Биргитта. — Вчерашние жертвы становятся на место истязателей. Хулиганы приходят и уходят, а проблема остается.

— И как же вы пробовали ее решить?

— Устраивали лекции, занятия в группах, индивидуальные беседы. Это как заразная болезнь, которую не остановить никакими средствами. Иногда нам казалось, что мы победили ее, однако потом все начиналось опять.

— Может, это все-таки вопрос времени? Уйдут нынешние старшеклассники, — и проблема постепенно разрешится сама собой.

— Но ведь школа и сейчас должна нормально работать!

Малин вспоминает Туве. «С ней такого никогда не случалось. Что бы я делала, если бы над ней издевались в школе? И думать об этом не хочу».

— На прошлой неделе, — продолжает ректор, — одному восьмикласснику натерли щеки наждачной бумагой в школьной мастерской. Оказалось, что группа восьми- и девятиклассников преследовала его только за то, что у его родителей старый автомобиль. Представляете? Каждый считал себя вправе обидеть его всего лишь потому, что это делали другие. Мы так и не нашли главного виновника, только соучастников.

Свенссон тянется за новым куском миндального пирожного.

— Наждачной бумагой, — повторяет Малин. — О боже!

— Он действительно выглядел ужасно, — вспоминает Биргитта. — Лицо как кровавая маска.

Напротив входа в школьную столовую висят плакаты, призывающие дружить со всеми и никого не оставлять в одиночестве. «Любой человек уникален!»

«Утопия, — думает Малин. — Покажи горло, и кто-нибудь обязательно вонзит в него клыки».

Может, Йерри Петерссон с Фредриком Фогельшё всего лишь показали горло?

Бойся выглядеть слабаком!

На одном из плакатов изображена группа школьников; на нем поодаль, в углу, стоит одинокая девушка. В верхнем углу плаката призыв: «Всем нужны друзья. Ты можешь стать ее другом!»

Снаружи дождь прекратился, и Малин направляется к автомобилю.

Она вспоминает Андерса Дальстрёма и то, что говорила ей Стина Экстрём о нем и о своем сыне: Андерс, похоже, был одинок, а Андреас его опекал, он единственный дружил с ним.

Дальстрём навещал Ясмин, хотя совсем не знал ее.

Малин вспоминает анонимный звонок, о котором говорил Даниэль. Мужской голос.

Наконец, «Повелитель мух». Почему именно это, Андерс? Книга о детской жестокости…

Малин вставляет ключ в дверцу автомобиля, а через двадцать минут сидит в «бумажном Аиде» вместе с Харри, Юханом Якобссоном, Ловисой Сегерберг, Вальдемаром Экенбергом и Свеном Шёманом. Перед ними прозрачная пластиковая папка, внутри которой лежит письмо. Конверт подписан от руки черным карандашом. Почерк разобрать трудно.

«Я все знаю об аварии, — вот что написано в том письме. — Пришло время заплатить. Скоро я свяжусь с тобой. Жди».

— Итак, Йерри Петерссона шантажировали, — говорит Свен. — Но кто?

— Юнас Карлссон? — предполагает Вальдемар.

— Не исключено, — отвечает Харри. — Но у него алиби на время убийства. Нам надо сверить почерк, и потом, на письме должны быть отпечатки пальцев. Кто еще мог знать, что в ту ночь машину вел Петерссон? Ведь если верить Юнасу Карлссону, он никому не рассказывал об этом.

— Но Юнас Карлссон пьет, и сам в этом признался. Не проболтался ли он спьяну? — ухмыляясь, подает идею Вальдемар, и Малин принимает его усмешку на свой счет.

— Йохен Гольдман, — говорит она, — вот кто еще знал. Ведь он любит рассылать анонимные письма. Может, и он нуждался в деньгах. Что мы, собственно говоря, знаем о его финансах? Так ли он богат на самом деле, как о нем говорят?