Семнадцатилетние - Герман Матвеев

— Белова! Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? — хмуро спросил он. — Председатель собрания сообщил вам волю всего коллектива. Почему вы не подчиняетесь?

— Хорошо, я уйду. Драться с ними я не намерена. Она собрала книги в портфель и, при полном молчании, вышла из комнаты с гордо поднятой головой.

В это же время внизу в кабинет директора постучалась Марина Леопольдовна.

— Вы меня звали, Наталья Захаровна? — спросила она, открывая дверь.

— Заходите, пожалуйста, садитесь, — предложила директор.

Она была не одна. Глубоко в кресле, у стола, закинув ногу на ногу, сидела Василиса Антоновна. Она держала на коленях книгу, на которой лежал исписанный лист бумаги.

— Я пригласила вас вот по какому поводу, Марина Леопольдовна, — начала директор, когда учительница села во второе кресло. — Мы решили основательно познакомиться с педагогическими убеждениями Макаренко. Надо, чтобы весь состав учителей нашей школы отчетливо и ясно представлял себе его основные положения. И вот, я хотела просить вас сделать доклад на тему: «Детский коллектив в средней школе, его влияние на отдельную личность и взаимоотношения с учителями».

— Так. Это что, вместо политучебы? — спросила Марина Леопольдовна.

— Не вместо, а вместе с политучебой, — поправила ее Василиса Антоновна.

Марина Леопольдовна покосилась на математичку, но ничего ей не сказала. Обе учительницы работали в одной школе более двадцати лет, но между ними не было ни сердечности, ни дружбы. Обычные служебно-деловые, вежливые отношения.

— Какой срок? — спросила Марина Леопольдовна.

— Доклад намечен в конце января. Так, Василиса Антоновна?

— Да, — подтвердила математичка, взглянув на план.

— А почему, собственно говоря, я должна делать этот доклад? Почему вы не нагружаете молодых учителей?

— Все доклады будут делать учителя, давно работающие в школе, — пояснила директор. — У вас большой опыт, много случаев из личной практики, примеров…

— Ах, вот в чем дело! — успокоилась Марина Леопольдовна и открыла свой портфель. — Надо записать. Значит, как вы сказали?

Наталья Захаровна продиктовала тему и прибавила:

— Если у вас возникнут какие-то вопросы, то обращайтесь к Василисе Антоновне. Она ответственна за семинар… Это еще не все, — сказала директор, видя, что учительница собирается уходить. — Предстоит еще один разговор. Всем нам известно, что в десятом классе между Валентиной Беловой и остальными девочками создались нездоровые отношения…

— Это верно! — подтвердила Марина Леопольдовна.

— Стало известно и то, что вы сочувствуете Беловой и, так сказать, покровительствуете. Это тоже верно?

— Что значит покровительствую? Я могу только сочувствовать! Когда лучшая ученица… гордость нашей школы вдруг ни с того ни с сего получает тройку, а зачем и двойку, я, конечно, сочувствую!

— Это как раз очень хороший наглядный пример для вашего доклада, — спокойно заметила Василиса Антоновна.

— Двойка? — не без ехидства спросила Марина Леопольдовна.

— И двойка и ваше покровительство, — ответила Василиса Антоновна.

— Хорошо. Я воспользуюсь этим примером.

— А если вы не воспользуетесь, Марина Леопольдовна, то воспользуюсь я, — холодно предупредила ее Василиса Антоновна. — Воспользуюсь на первом же педагогическом совете.

Услышав такую угрозу, Марина Леопольдовна встревожилась. Она взглянула на директора, затем на математичку и поняла, что тут единое мнение. По-видимому, этот вопрос обсуждался раньше, до ее прихода.

— Простите… я не понимаю, — спросила Марина Леопольдовна, но уже совершенно другим тоном, — в чем вы меня обвиняете?

— В том, что вы мешаете работать воспитателю десятого класса и делаете грубую педагогическую ошибку, — прямо сказала Василиса Антоновна, поднося к глазам пенсне.

— Так вы мне объясните, — сдержанно попросила Марина Леопольдовна. — Может быть, я действительно перестала понимать самые элементарные вещи?

— Да! Это элементарные вещи. Преподавательский коллектив должен иметь единую линию, и всякий разброд болезненно отражается на нашей работе. Сочувствуя Беловой, вы наносите серьезный вред всему коллективу класса.

— А при чем тут вы, Василиса Антоновна? — перебила Марина Леопольдовна. — Ведь вы, кажется, не воспитатель десятого класса.

— Как и вы, Марина Леопольдовна.

— У меня там больше прав.

— Каких?

— Я слишком давно знаю этих учениц… В блокаду мы с ними на огородах прожили два лета…

Видя, что Марина Леопольдовна упорствует и спор принимает личную окраску, Наталья Захаровна, по привычке, постучала карандашом по чернильнице:

— Никто не отнимает ваших заслуг, Марина Леопольдовна, но все мы люди и можем ошибаться. Сейчас в десятом классе идет общее собрание, и думаю, что Белова чувствует себя неважно. Скажу прямо, что в этом, в известной степени, виноваты и вы, Марина Леопольдовна.

— Я-а?! — с изумлением протянула учительница. — Каким образом?

— Ваше покровительство, сочувствие привело Белову к тому, что она перестала считаться с мнением и желанием коллектива и ведет себя вызывающе.

— Да в чем же дело, наконец? В чем она так провинилась? С учителями Белова ведет себя безукоризненно. Она вежлива, предупредительна, охотно отвечает на вопросы, учится хорошо… Что еще от нее нужно?

— В старой школе… — вскипела Василиса Антоновна, — в старой, царских времен школе больше ничего и не нужно было. Но ведь вы работаете в советской школе, Марина Леопольдовна.

— Успокойтесь, Василиса Антоновна, — остановила ее директор и, повернувшись к Марине Леопольдовне, сказала с горьким упреком: — Зачем вы притворяетесь? Взгляните на наши головы. Все мы поседели здесь… и все мы прекрасно понимаем друг друга.

Марина Леопольдовна посмотрела прямо в глаза Наталье Захаровне и опустила голову. То ли на нее подействовал упрек, то ли учительница поняла, что упорствовать дальше бессмысленно, но она тихо спросила:

— Что вы от меня хотите?

— Мы хотим, чтобы вы поняли свою ошибку и помогали бы Константину Семеновичу, а не мешали. Только и всего. Линия учительского коллектива должна быть всегда и во всем одна. Если вам что-нибудь не нравится или вы не согласны с чем-нибудь, обращайтесь прямо к Константину Семеновичу. Это сейчас тем более удобно, что он выбран секретарем партийной организации школы.

— Хорошо, — сказала Марина Леопольдовна и встала. — Я вам больше не нужна?

— Нет.

Направляясь к раздевалке, Марина Леопольдовна встретила Белову. Девушка поджидала ее. Увидев учительницу, она торопливо направилась ей навстречу:

— Марина Леопольдовна, мне необходимо с вами поговорить…

— Вероятно, относительно сегодняшнего вашего собрания?

— Да.

— Вы, кажется, забыли, Белова, что я не являюсь вашим классным воспитателем. Прежде всего, вы должны обратиться к нему…

— Но… Марина Леопольдовна!..

— Довольно! С меня хватит. Разбирайтесь со своими делами сами…

Она резко повернулась и ушла в раздевалку.

ДНЕВНИК

Аня Алексеева училась с большим увлечением, без всяких срывов. Теперь она и сама поверила, что золотая медаль — это не мечта, а вполне реальная возможность. Пятерки по всем предметам давались ей без особого напряжения. И оказалось, что это не так сложно, как думалось раньше. Нужно было только иметь волю, чтобы управлять собой, быть внимательной на уроках, придерживаться режима дня и каждый вечер систематически готовить задания.

Было еще одно обстоятельство, которое способствовало успеху в ученье. Но о нем Аня никогда не говорила и даже старалась не думать.

С переселением отчима жизнь ее сильно изменилась в лучшую сторону. Ей не приходилось теперь думать ни о каких хозяйственных и бытовых заботах. У нее появилось много свободного времени. Это главным образом объяснялось тем, что вместе с Михаилом Сергеевичем в доме появилась тетя Саша — пожилая, хлопотливая и заботливая женщина, которая до женитьбы Михаила Сергеевича вела его хозяйство. Очевидно, Ольга Николаевна ей чем-то очень понравилась, и она охотно согласилась взять на себя все хозяйство новой семьи. Каждое утро она приходила к восьми часам и уходила, когда Аня была еще в школе. После обеда Аня мыла посуду, прибирала в своей комнате, ходила на прогулку и садилась за уроки. Тетя Саша просила оставлять посуду до утра, чтобы вымыть самой, но Аня не соглашалась, как не соглашалась и на то, чтобы оставлять неубранной свою комнату и кровать. С тетей Сашей она виделась мало, только по утрам, и все же они скоро подружились.

К Михаилу Сергеевичу Аня относилась теперь строго и холодно, но уже совсем не так, как в первые дни. Вначале Аня явно сторонилась его, избегала всяких общих разговоров и всячески подчеркивала, что он для нее посторонний человек.